Судьба бродяги и поэта
Изменчива и коротка.
Пусть говорят, что счастья нету,
А он одно твердит: "Пока".
Гитару старую берет
И собирается в дорогу.
Шагнет, споткнувшись у порога,
И песню глупую поет:
"Когда Харон заглянет в рот,
Не отыскав в нем даже меди,
Он все поймет, увидев то,
Как я беззуб, а значит беден.
И уплывет, не жав руки.
Я буду счастлив у реки,
Эриниям слагая стих,
На берегу священной Стикс".
Да, да, исправят, остолоп,
Тебя могилою, бесспорно.
А он поет: "Все лягут в гроб,
Одни – плоды, другие - зерна".
Ему кричат: "Так много лет
Ты прожил, ничего не нажил".
А он в ответ еще куплет,
Все веселее и вальяжней:
"Когда заладят небеса
Трубить протяжно: "Бог с тобою!",
То к окрыленным телесам
Я выйду всей своей душою,
И вдруг, нащупаю аккорд,
Под ним - лад жизни, напрочь стерт,
Но я спою, что пыль дорог
Милее всяческих даров".
Вот так все со смеху помрут,
Наслушавшись его историй,
А у него и грустных море,
И утешений целый пруд.
Кто знает, может он и прав:
Всего важнее – вдохновенье.
Он как у Пушкина – мгновенье.
Не нам судить строптивый нрав.
"Когда меня осудят все,
Я буду очень скверным братцы,
Я в райских кущах что-то съем,
Потом в аду устрою танцы.
Меня туда не пустят впредь.
Что мне тогда грозит? Рождение.
И Будда пережив прозренье
Со мною будет песни петь".