Завтра у меня трудный день. После того, как изучила это дело, просто не нахожу себе места. Как найти слова в защиту несовершеннолетней, убившей собственного ребенка, и убедить суд не наказывать слишком строго? Ребенка уже не вернуть, а девчонка, если получит срок, вряд ли вернется нормальным человеком. Зная прокурора, поддерживающего обвинение в этом процессе, я больше чем уверена, что он потребует максимального наказания, несмотря на юный возраст подсудимой.
В деле много неясного. Почему в списке обвинительного заключения нет ее родной матери, а законным представителем указан работник отдела народного образования?
Сухая школьная характеристика не дает ответа на главный вопрос: как могла случиться эта трагедия, если девочка нормально училась, примерно вела себя в школе, и по характеру была доброй и отзывчивой? Откуда взялась эта жестокость? Так воспитали в семье? Вроде нет... Жили вдвоем с матерью. Об отце в характеристике ни слова. Мать - труженица, ради благополучия своей маленькой семьи за неимением работы в родном городе, часто уезжала за границу на заработки...С кем оставалась девочка - непонятно. Выходит, одна? Ну, вот и результат!
"Примерно за месяц до преступления перестала посещать школу, отлынивая от занятий непонятно почему", - сухим канцелярским языком бездушно констатирует факты классный руководитель. Стала скрытной. Не оставалась после уроков, лишая меня возможности провести с ней воспитательную беседу. В конце концов я припугнула ее, что сообщу о плохом ее поведении матери, она соизволила остаться. Однако на заданные мной вопросы упрямо молчала, не желая отвечать".
Жаль, не повезло девочке с классным руководителем... Мысли возвращаются к ее матери. Где она, хотелось бы с нею поговорить, выяснить, почему оставляла юную дочку одну, неужели не понимала, что с ребенком может приключиться беда, не знала, не видела, что дочь беременна? Сомнительно. Почему все пустила на самотек? Любая нормальная мать понимает, что ее ребенку в четырнадцать лет непросто разобраться в жизни, если нет рядом родного, близкого, чуткого человека, которому можно довериться, посоветоваться, который все поймет!
Попытки связаться с нерадивой мамашей по телефону ни к чему не привели. Трубку никто не брал... Наверное, опять уехала за границу на заработки? В такой момент, когда дочь нуждается в поддержке? За несколько дней до процесса ежедневно я набирала телефонный номер, но телефон предательски молчал. Скорее всего, мать действительно уехала, бросив свою девочку в такой трудный момент на произвол судьбы. Жаль...
Стало совершенно ясно, почему произошло такое. Свалившееся на девочку-школьницу одиночество было для нее непосильным грузом. И тут появился "рыцарь", который поклялся честью, что готов за нее в огонь, и в воду. Ну как тут не влюбиться, как не потерять голову? Как не поверить в любовь "до гроба"?
Наверное, думалось мне, моя юная подзащитная под напором государственного обвинителя сломается и замкнется в себе, а уж он не упустит возможности обрушить на нее всю мощь своего праведного гнева и заклеймит ее позором. Обладательница такого нежного имени – Ангелина, должна быть хрупкой, нежной и ранимой. Конечно, сломается и замкнется в себе! Может, наоборот? Да, скорее наоборот. Ну и что, что имя нежное, а поступок? Как не дрогнула рука? Как смогла… убить такое крохотное, беспомощное существо? Эти вопросы витали в воздухе, и я надеялась, что утром следующего дня после беседы с моей подзащитной все прояснится.
Буквально за полчаса до судебного заседания ко мне в юридическую консультацию пришла средних лет женщина, настойчиво умоляя выслушать ее. Она сбивчиво пыталась рассказать о своем горе, о дочери, перед которой виновата, о том, что зять бросил дочь с больным ребенком, и она в отчаянии пыталась свести счеты с жизнью, что, к счастью, дочь удалось спасти, что она безумно любит дочь и внучку, и что ей нужен мой совет. По дороге в суд женщина от меня не отставала, пытаясь на ходу услышать от меня хоть какие слова утешения, и я заверила, что, несмотря на занятость, вникну в ситуацию, сложившуюся в ее семье, попытаюсь ей помочь, но только на следующий день.
Невольно подумалось: «Если бы мать моей подзащитной также любила свою дочь, то и ребенок был бы жив, и ее дочь оставалась бы на свободе. Ведь появление в семье малыша – это такое счастье, такая огромная радость! А что теперь ждет ее дочь-преступницу? Воспитательная колония для несовершеннолетних? Какой она выйдет оттуда? Ясно, что с исковерканной судьбой. Исправится ли и начнет, будучи уже взрослой, жизнь с чистого листа, или обозлится на весь белый свет, и тюрьма станет для нее родным домом? Чаще всего, к сожалению, у многих, кто побывал в колонии, а потом освободился, жизнь складывалась по второму сценарию.
В специальном помещении для подсудимых, доставленных в суд под конвоем, я нашла свою подопечную. Красивое имя Ангелина очень подходило к ее ангельской внешности: чуть волнистые белокурые волосы, большие голубые глаза и очень нежный грудной голос. Ничто не выдавало в ней жестокую убийцу. Но факты – упрямая вещь. И доказательства были налицо. Да и сама она не отпиралась. На мои вопросы отвечала спокойно и односложно.
- Да, задушила. А что мне было делать?
- Не жалко было?
Она промолчала.
- Сдала бы в дом малютки,- продолжала я.
- Я не знала, что это возможно.
-А о том, что за убийство могут лишить свободы, знала?
-Нет. Мне теперь все равно.
- Почему?
- Потому что он бросил меня.
- Кто?
Она не ответила.
- Отец ребенка? - догадалась я.
- Да. Я хотела отравиться, но меня спасли врачи. Зачем? Я не хочу жить! Я не хочу жить! Я не хочу жить! - повторяла она, рыдая.
В ее голосе было столько горя, боли, отчаяния и безысходности, что у меня сжалось сердце. Она рыдала и никак не могла успокоиться, несмотря на мои просьбы, т. к. вот-вот должен начаться судебный процесс. После того, как она успокоилась я пошла в зал. Через некоторое время в зал судебного заседания завели Ангелину. Лицо ее было бледным и бесстрастным.
Мои предположения оправдались: прокурор в ходе судебного заседания всячески пытался представить мою подзащитную монстром - чудовищем жестоким и беспощадным. На его вопрос, почему в зале нет матери, у Ангелины из глаз брызнули слезы, перехватило дыхание, и вновь началась истерика. Судья объявил перерыв. Через несколько минут появились врач и медсестра, сделали укол подсудимой, после чего она успокоилась, и процесс продолжился. На дальнейшие вопросы прокурора и судьи Ангелина отвечать категорически отказалась, и равнодушно наблюдала за ходом судебного процесса.
Прокурор запросил максимальный срок лишения свободы, сославшись на то, что подсудимая не раскаялась. Несовершеннолетний возраст и то, что воспитывалась она в неполной семье, что мать фактически не занималась воспитанием девочки, а когда случилась беда, и вовсе по-сути от нее отказалась, а молодой человек попросту бросил, и она осталась одна, не нужная никому, не возымели на него никакого действия.
В глазах подсудимой застыли страх и ужас. Наверное, она впервые осознала, что натворила, поняла, насколько одинока и беззащитна вообще и перед судебной машиной, в частности, от которой теперь зависела ее судьба.
Во время защитительной речи Ангелина сидела неподвижно, с окаменелым лицом и, не мигая, смотрела в окно. Казалось, она ничего не слышит, не видит, думая о своем. О чем она думала, кого искала там? Любимого, которому доверилась, или маму, оставившую ее без помощи и поддержки, когда ей было так тяжело…?
От последнего слова Ангелина также отказалась.
Через час судья огласил приговор: пять лет лишения свободы с отбыванием наказания в воспитательной колонии для несовершеннолетних.
Перед тем, как уйти, встав со скамьи подсудимых, она еще раз пристально посмотрела в окно, словно надеялась увидеть в нем родное лицо, затем с уныло опущенной головой медленно, как бы нехотя, вышла в сопровождении конвоя из зала.
Через несколько минут я подошла к ней, посоветовала не отчаиваться, говорила, что обязательно добьюсь изменения этого сурового приговора и освобождения ее из-под стражи. Опустив глаза, она кивнула.
На следующий день мне сообщили, что ночью в камере после того, как уснули арестантки, моя подзащитная свела счеты с жизнью, затянув на шее самодельную петлю.
Я вспомнила ее последний пристальный взгляд в окно и поняла: она прощалась...
С жизнью...