С восточной части села, где располагалось православное кладбище, доносилось тягучее покаянное песнопение, напоминающее богослужебную песнь. Здесь, в отрешённости от густонаселённых городов, культурная самобытность раскрывается глубинной сутью русской души: измученной, ранимой, возвышенной, и при этом – нетленной. Михаил Григорьевич Дорофеев, человек, жизненный путь которого поистине был тернистым и ухабистым, в этот уютный вечер прогуливался по кладбищу, рассматривая мемориальные таблички с изображением почивших сельчан. Михаилу Григорьевичу было восемьдесят четыре года, но, невзирая на столь почтенный возраст, он сохранял благообразие и безукоризненную чистоту. В исповедальных распевах Михаила Григорьевича скрывался особенный смысл, к пониманию которого нужно было прийти через любовь к Господу. Скорее, это была не песнь, а успокоительный гимн, насыщающий душу божественным промыслом. Догадывался кто-нибудь из людей, что окажется здесь, на кладбище? Мария Петровна Дорофеева, покойная жена Михаила Григорьевича, уже более десяти лет разделяет гробовое молчание; в этом молчании и сам невольно начинаешь понимать, что верный путь, ведущий к Господу, неминуемо приведёт сюда, к родным. Выразительный взгляд Марии Петровны, казалось бы, застыл на целую вечность в чёрном теле могильного гранита, но в то же время внимал пришедшему в гости любимому мужу. –«Доброго вечера, Маня! Я, как видишь, жив ещё… Но жив ли в самом деле? Может, жизнь начинается после смерти, а? Слава, сынок наш, тоже покинул этот мир, но тебе ли не знать об этом… Мне зачем-то отмерено больше, чем положено. Видимо, пути Господа и впрямь неисповедимы. Думаю, что скоро увидимся, родная, и земная жизнь покажется незабываемым мигом в мире вечного покоя». С восточной части села больше не доносилось успокоительных песен; последним жителем был Михаил Григорьевич Дорофеев, чьё улыбчивое лицо застыло на целую вечность в чёрном теле могильного гранита.