Картофельные новеллы

­­Картофельные новеллы

Драник

Настоящий драник – он солнечный. Вот сравнивать блин из тёртой картошки с солнцем - нахальство. Возможно. Но он, правда, похож. Золотистый. Солнце такое в сентябре, чуть усталое, но яркое по-прежнему. Драник - он такой, надо только огонь посильнее и не уходить, стоять рядом со сковородкой. И рот на замок, что бы вот это горячее хрустящее чудо не обожгло вам нёбо. Подпрыгивая и разевая рот, хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег, остудите кусочек, всё-таки откушенный. Но этот счастливый момент вашей жизни далеко не так прост. Я не говорю про то, что картошку надо посадить, полоть, гонять колорадского жука, а потом выкопать – удивительно – посадили половинку с фиолетовым росточком , а тут – целая семейка рассыпается у лопаты, кругляши такие белобокие, разные по размеру, словно дети погодки. А можно этот период пропустить. Розовая пластиковая сеточка в супермаркете, и эти кругляши, тобою встреченные впервые, перемещаются на твою кухню обезличенно. На качестве драников это не скажется, хотя картошка картошке рознь. Факт. Допустим, вам повезло, и вы купили ту, что нужно. Тогда за дело. Моем, чистим. Сколько? – спросите вы. Побольше. Все равно съедите всё. Если одна картошка с куриное яйцо – три драника, то считайте сами. Почистить ладно. Самое ответственное – потереть. Сразу предупреждаю – никаких комбайнов. Вот как копать картошку под лопату с душой, радоваться, как она прячется , плутовка, а вы её на белый свет- здравствуй! – так и тереть на мелкой тёрке вручную. Упаси Боже – мясорубка. Что угодно, только не драник получится. Драааааник - драаать. То бишь «тереть» по-белоруски. Предупреждаю сразу - берегите пальцы. Картошку выбирайте покрупнее, тогда встреча пальца с тёркой отдаляется по времени. Итак, потёрли. А теперь – луковица. Большая, сочная. Трём туда же. И не спрашивайте, зачем. Просто трите. Всем известно, что лук и картошка – большие приятели. И тут они найдут точки соприкосновения легко. Перемешайте. Теперь яйцо разбейте. Ложку муки, столовую, на пять картошек одну. Ну и главный секрет- пару ложек сметаны. Размешайте всё, посолите и всё. Сковорода с раскалённым маслом ждёт. Когда- то в детстве мама жарила на свином жире. Белоснежный, скворчащий. Теперь его вытеснило масло в бутылке. А жир мы стали считать чуть ли не холестериновой отравой. Наверняка, напрасно. Сколько веков он был основным продуктом. И ничего – крепкие были люди, пахали и сеяли. Ну ладно. Масло – так масло. Вот только про диеты и мнимое здоровое питание забудьте. Это не отсюда. Сковородку-дорогушу щедро умаслите. И по ложке, тоненько распределяем по сковородке эту тёртое месиво. И терпение. Ждём золотистой корочки. Переворачиваем и опять ждём. Всё. Первая партия румяных и хрустящих на тарелку. Мамино фирменное блюдо – гора этих драников и разные присмаки к ним. Классика – жареная на сковородке яичница с беконом. Конечно, сметана и холодное молоко. Всё на выбор. Всё вкусно. Вся эта красота – на сковороде. И обязательно туда макается этот драник. Мама вспоминала, что после войны был страшный голод. Вот эти драники пеклись без капли масла. И картошка была наполовину с очистками. И они,синеющие , отдалённо не напоминали эти румяные вкусняшки. Она ходила в школу несколько километров по лесу, и этот завтрак был в холщовой торбочке вместе с тетрадками. Есть в классе стеснялась. Одноклассники были побогаче, приносили хлеб и сало. У них - шестеро детей и батька не вернулся с войны. Выходила на улицу и быстро-быстро запихивала в себя эти синие лепёшки, почти не жуя. Переменка короткая. Однажды за этим застал её одноклассник и поднял на смех при всех. Вспоминала мама до самой смерти этот позор. А еще суп из лебеды и щавеля. Нам сложно понять это. Готовим, пробуем разные рецепты, теряемся в обилии продуктов. Как объяснить тем, кто не голодал, вкус вот этого синего драника? Никак. И не надо. Не дай Бог нашим детям это пережить...

Эх, картошка-тошка-тошка.
Слова этой детской песенки звучат в памяти до сих пор. Может, потому, что выросла я в Белоруссии, и её Величество бульба столь же естественна, как воздух, вода, цветы и деревья? Говорить о ней столь высокопарно, наверное, странно. Но это так. Ох и пестуют её, дорогую, перебирают, «дымят» перед посадкой. А в землю кладут ласково, присыпают, радуются первым зелёным росткам, проклюнувшимся из-под земли. Окучивают, наклонившись перед ней, барыней, в три погибели. Да не раз за лето, а два, как минимум. Пропалывают несносную вражину лебеду и мокрицу. Ну, а война с гостем из штата Колорадо в полосатом пиджаке ведётся не на жизнь, а на смерть. Так она, милая, и составляет часть жизни. Требует, но и возвращает сторицей. Когда дымится вкусным парком в миске, или румяным драником сияет на сковородке, или в кострище чернеет, чтобы в чумазых, покрытых пеплом ладошках раскрыться желтой, рассыпчатой серединкой. Кажется, ничего то вкуснее в мире и быть не может.
А еще вспоминается смешная песня - «Хавайся в бульбу». Если у тебя проблемы на работе — хавайся в бульбу. Если жена попалась злая — хавайся в бульбу, если доллар растёт и кризис на пороге — туда же. Забавно и смешно. А на самом деле — верно. Сколько она, голубушка, выкормила в тяжёлые годы лихолетья? Никаким сегодняшним кризисам и не снилось, как бабушка моя Татьяна поднимала после войны шестерых ребятишек — мал мала меньше...

Шесть картошек
Кроме ржи, картошки и кислой капусты ничего у них этой зимой не было. К Рождеству тётка Вольга принесла Татьяне своего маленького шестимесячного Костика, кусок сала в тряпочке, пол мешка ржаной муки и кумпяк. К шестерым Татьяниным детишкам прибавился седьмой - голубоглазый годовалый карапуз. Вольга до сих кормила его грудью, поэтому Костик на фоне прозрачных Татьяниных ребятишек был розовым и кругленьким.
Вольга жила в лесу, на маленьком хуторе. Там было сытно, но неспокойно. Часто ночью врывались полицаи с обыском — искали её Ивана, который уже полгода был в партизанах. Полицаи грозились расстрелять Вольгу вместе с Костиком. Хутор она не бросала, а вот сыночка решила на время отдать братовой.
Костик достался старшей Жене. Она его кормила хлебным мякишем с салом в тряпочке, который Костя жадно вычмокивал. Щёчки его без мамкиного молока через неделю осунулись, и он стал похож на всех остальных. Зато остальные на сале и кумпяке немножко окрепли. Запасы закончились быстро, и они встретили весну пустыми подклетями. Правда, Вольга, забирая Костика через месяц, благодарила Женю и пообещала бульбы на посадку и на еду трошки, и сала кусок, и муки ржаной четверть пуда. Ещё надежда у Татьяны была на щавель, лебеду да на картошку, которую надо было посадить во что было не стало. И вот решила она идти на хутор за обещанной бульбой скороспелкой.
Рано утром собралась, протопила печь, испекла лепёшки из остатков муки. Дети спали, только старшая Женя вышла на кухню, кутаясь со сна в серую дерюжку.
-Мам, ты к Вольге? За бульбой на посадку?
-Да, к вечеру вернусь. Гляди за малыми. Там лепёшки, сразу не давай все. По кусочку.
-Добра. А если Вольга не даст бульбы?
-Ципун тебе на язык. У их бульба есть. Яна зимой казала, что будет и на посадку. Может, трошки и на еду даст.
-Как же ты принесёшь? Тяжело ведь целый мешок? Давай, и я с тобой?
-Я и два принесу, Женя, лишь бы было что нести. А ты с малыми управляйся.

До хутора было двенадцать километров лесом, но Татьяна и не заметила, как дошла. Вольга сидела на порожке хаты и горько плакала. Костик ревел во весь голос рядом.
-Вольга! Что ты? Что? - Татьяна села рядом, вытянув усталые ноги.
- Ой, Татьяна! Ой! Беда!
- Иван? С Иваном что? Забили?
- Да нет, живы Иван. Ночью пришли люди, все выгребли, всю бульбу, сало оставалось, мука. Як буду жить? Чем Костика кормить?
-Не реви, как по покойнику. У меня вот шестеро, и мужик неведомо, где. И то не плачу. Что плакать?
- Ой, Танечка! Я ж тебе бульбы обещала.
Татьяна похолодела от мысли, что шла напрасно, и что сажать огород не чем.
- Ты не сумуй, бульбы трошки есть, поделюсь. Они не видели, что у меня бульба дымилась у хлеве. Вось той и дам.
Вольга насыпала ей пол мешка бульбы, и Татьяна, поблагодарив, пошла домой налегке. Бульбы было только на посадку, детям варить было не из чего, хватило бы только на маленький кусок земли, которую она перекопала еще осенью.
Когда она вышла из лесу на дорогу к дому, увидела у ворот своих деток. Они стояли и издалека были похожи на матрёшек, выстроившихся в ряд.
-Мамка! Мамка! Бульбу несёт! Бульбу, - закричал Петька, а Коля с Генкой заскакали вокруг девочек, пытаясь сорвать у них с голов белые хусточки. Это была любимая их игра.
-Тихо, неслухи! Ну-ка, в хату!
Татьяна принесла бульбу в сени и аккуратно пересыпала из мешка в плетёный кошык. Это были отборные круглые картофелинки, не большие и не маленькие. Бульба уже была продымленная, глазки проклюнулись крошечными фиолетовыми ростками.
-Мамка, бульбочки сваришь? - канючил маленький Петя, цепляясь за Татьянину юбку
-Нет, сынок, вся бульба на посадку. Посадим в земельку — она и вырастет. Много-много её будет.
-Когда?
-Осенью.
-Осенью – это завтра?
-Нет, когда лето пройдёт.
Петька понял, что это дело долгое и горько, в голос заплакал.
Татьяна, утирая набежавшие слезы, хлопнула его по попе, прогоняя, чтобы не разжалобиться.
-Иди, жук, кроме еды и нет дел никаких. Давайте в хате приберитесь пока.
А сама стала разрезать клубни на части, в каждой — глазок с росточком. Получилось неожиданно много. Её пять небольших бороздёнок засадить можно. Прикинула на глаз и остальные шесть картошек резать не стала, решила посадить их отдельно, чтобы сравнить урожай от резанной и не резанной.
Коня в деревне не было, всех забрали немцы. Слышала она, что Федос Чуб- партизан - обещал ночью тайком приехать с конем и вспахать своей жонке Марысе Чубихе под бульбу. Но Татьяна о таком и не мечтала. Муж её на фронте, а коня на всех не хватит. Да и что ей пахать — картошки всего ничего. Вместе со старшими дочушками Женей и Надей они вскопали маленький клочок земли за хатой. Татьяна копала, а дочушки её раскладывали картошку в лунки и присыпали землёй. Работа спорилась. Тёплый майский денёк сорок сорок третьего клонился к вечеру.
-Господи, Пресвятая Богородица, помоги! - она перекрестила своё маленькое картофельное поле.
-Мама, а эту бульбачку куды? - Женя увидела шесть круглых картофелинок рядом с первой бороздой.
-Ой, да сажать. Эту я решила не резать, так посадим, посмотрим, сильно ли будет урожай от резаной отличаться?
-Давай для неё отдельно вскопаем? Чтобы не перепутать.
-Копайте, - устало промолвила Татьяна. Она присела на перевернутый пустой кошык. Хотелось есть, она с утра маковой росинки во рту не держала.
Девочки вскопали небольшую грядку, прошлись по ней граблями и посадили шесть бульбинок.
-Панская грядка — Женя провела пальцами по влажной земле, рисуя волнистый узор, а Надя нашла камешки и сложила из них кружок в центре грядки.
-Ну, всё, слава Богу, отсеялись. Идём у хату.
Девочки побежали по разорке.
Мать едва поспевала за ними:
-Лепёшки остались?
-Нету лепёшек, поели все — робко произнесла Женя.
-Ой, Божа мой Божа! Я ж казала вам, по кусочку.
-Как им по кусочку? Хлопцы просили целый день, дай да дай! Я и не заметила , как они закончились. Ой, мамочка, ты ведь есть хочешь?
-Так Вольга меня покормила, - соврала Татьяна, сглотнув тяжёлый ком слюны, - попить бы мне.
Вошли в хату. Малыя, так и не дождавшись вечери, спали все вчетвером. Самый младший, Петька, свесился, выглядывая, когда придёт мама, да так и уснул. Худенькая ручонка неудобно повисла вдоль холодного бока остывшей печи.
Татьяна выпила холодной воды прямо из ковша, подошла к печи, коснулась губами худенькой ладошки.
-Петенька, сынок. - Подвинула ручку, прикрыла стареньким домотканым покрывальцем.
Петя зашевелился, открыл глазки.
-Мамка, мамка пришла!
Татьяна цыкнула на него, чтобы других не разбудил, а он потянулся к ней ручонками и сонно спросил:
-Уже осень? Бульбачки дай!
Татьяна села на лавку и заплакала, горько и беззвучно. С иконы скорбно смотрела на неё Богородица. Татьяна встала и вышла во двор. Стемнело. Она по тропке прошла за хату, наощупь нашла маленькую панскую грядку с шестью бульбинками, хорошо, Надины камешки помогли. Подрыла руками землю и почти сразу их отыскала, все шесть... Жене, Наде, Генке, Коле, Таисе и Петьке.