***
.
Из цикла: «Мерцательная аритмия»
Поэма 2017г
Вечер маленького клоуна
Я – Поэт, зовусь – Серёжей.
У меня в кармане ножик.
Я зарежу сам себя,
и играя, и любя...
1.
Маленький, подвыпивший клоун,
решив, что он одарён, –
тешит зевак и утомляет ближних...
Коктейль из домов, машин и тумана
ложится, как гейша, на зрачки моих глаз.
Для особо неискушённых –
это реальный экстаз...
В этом мире творится не всё,
как хочется мне.
Этот мир сам творит себя
без конца и начала.
Опуская начала, пускаюсь в запой.
Этот бой самый важный и, похоже,
смертельный.
В Чёрной Лавке Проката Годов –
Хозяину глубоко плевать
на то, что я могу стать
главным героем панихиды.
У Него всё давно отработано:
спрыгнул с поезда? –
Тогда либо в потемках по бурелому –
через тёмный лес,
либо жди следующего поезда
с вертухаями и гопниками,
в заплеванном и прокуренном тамбуре
следующей реинкарнации.
Но якобы все имеют право на выбор.
Эдакий подкос под демократию.
Мать её!
Двумя словами с дрожью:
рабы Божьи...
Коричневый фарш вместо волос
на голове молодого мужчины у метро.
Куст боярышника подхватил
от осени чесотку, – ногтями веток
в кровь расчесав язвы ягод.
Рябины ещё с лета заболели туберкулёзом.
Они тоже не могут скрыть дрожи
и харкают кровью ягод
на головы неосторожных прохожих.
Скоро наступит зима, и всё преобразится:
на хлопьях сверкающего снега закружат
весёлые, невидимые, волшебные эльфы,
красные гроздья рябин превратятся
в лососёвую икру
в ослепительном яичном белке
сверкающего снега –
изысканный деликатес
для воробьёв и ворон;
Ягоды боярышника в серебряном
снежном обрамлении
неожиданно обернутся царскими рубиновыми
перстнями и филигранными колье
небесных легкокрылых фей.
Все эти сокровища растащат, опять же –
воробьи и воровки-вороны.
Но сейчас мои глаза –
две марокканских колючки, –
катятся по асфальту
по направлению к гастроному,
настырно цепляясь за всё,
что ни попадя:
главное, не зацепиться
за ментовский воронок.
(Мне это знакомо.)
Меня потряхивает при виде
этих оловянноглазых демоноидов...
Мои мысли – отвертки, откручивают шурупы
никому не нужных манускриптов и явлений.
Я могу дать объяснение всем вещам
и тайнам мироздания.
Под алкогольными парами это несложно.
Я даже предчувствовал отсутствие света
на этаже. (Такое бывает на вираже).
Я знаю, это проделки маленьких злых гномов.
Ещё немного, и я начну предсказывать
глобальные события. (Шутка).
Как бы дело не дошло до крайности,
скажем, до предсказаний конца Света.
(И это тоже утка).
2.
Я уже дома.
Штоф водки, селёдка, да грустная нотка.
От меня разит перегаром и последним
поцелуем прекрасной мечты.
Из высохших одеревеневших иллюзий
рубанком чёрных дум и отчаянья я выстругал
для гроба собственной мечты - доски;
ржавыми гвоздями несбывшихся
надежд сколотил гроб.
Я оплакал мечту и, заботливо уложив
в сучковатый ящик,
сбросил из окна двадцатого этажа –
в липкий помёт из домов, огней,
машин и тумана –
туда, где в паутине голых крон
пустынного сквера
засела, источая слюну в ожидании
неопытной жертвы,
пунцовая луна – ядовитая,
беременная паучиха.
Больному прошлому зубилом горечи
я выбил гнилые зубы.
Под старой мистической картиной,
написанной по мокрому шёлку,
где в заворожённых сумерках
изображена мощёная яшмой дорога,
что ведёт к открытым воротам
буддийского храма меж хвойных деревьев
и невысоких обсидиановых ночных фонарей;
я подключил через маршаловский комбик
свою электрогитару.
Я пропел сокровенный реквием
по безвременно усопшей мечте,
ощутив себя тибетским ламой,
читающим нараспев «Бардо Тхёдол».
Затем я надел траурные тапочки
и отправился в уборную,
захватив по дороге «Антихриста» Ницше:
внутренний голос подсказывал мне,
что эта книга не стоит моего внимания.
Ницше – одноглазый, косорылый урод –
внебрачный сын узколобого примата Дарвина.
Этому «сверхчеловеку» только кажется,
что он видит НЕЧТО в конце дороги,
которая отражается в зеркальном дорожном знаке.
А что уж говорить о самой дороге:
КУДА, ЗАЧЕМ И ОТКУДА?
Я прочитал у него две строчки –
мне стало тоскливо и скучно.
Он искренен в своих заблуждениях.
Он может завладеть воображением.
Но чего будут стоить человечеству
его заблуждения, помноженные на гнусные
преступления и эксперименты последующих
фанатичных законнорожденных сыновей
и сумасшедших революционных пасынков?
Трубы крематориев – языческие капища.
У авгуров тамошних чёртовы лапища.
В жертву Высоким Идеям - отцу Асмодею -
ревнивые сыновья лопатами, в азартной истоме,
подкидывают в горящие глотки голодных домен —
головы невинных младенцев и стариков:
всё ради светлого будущего нации.
(Вы ждёте опять провокации?)
К сожалению мир не нов.
Сообщаю по рации:
«Дым выедает глаза даже их правнукам,
поэтому правнуки "косят" под травников.»
И мы ещё наломаем дров…
А что же тогда Революция?
А Революция – это блудливая, зажигательная,
не первой свежести дама,
выдающая себя за девственницу с елеем,
с бриллиантовым фальшивым
колье на полкилограмма
на гибкой шее.
Она не против затеи вновь с ветерком
прокатиться верхом на паровозе,
под разгульные песни матросов,
которых оставит с носом,
к Финляндскому вокзалу,
если они её не поимеют...
Я видел однажды по «телеку»
(не помню, вроде в Амереке),
как изголодавшаяся пунцовая паучиха
достаточно лихо и без особого такта
пожирает зазевавшегося паука
сразу после полового акта.
Вот это и есть Революция! –
Та еще грязная шлюха!
Скажу по секрету на ухо:
ночью, в грязном полуподвале
(если этого Вы не знали),
Революция под сатанинские гимны
и душераздирающие вопли «интимно»
рожает хромого, усатого, кривоносого ящера
и красных, картавых, прыщавых
кровососов-паучков,
чаще в очках, а то и вовсе без очков.
Я вижу, как матерно
крестятся мои тамбовские пращуры.
Ещё затемно
кривоносый ящер с мамашей начинают пожирать
запутавшихся в липкой слюне,
потерявших бдительность,
матёрых волосатых пауков-осеменителей –
на ложе любви в полуподвальной обители.
Но уже утром, взмахнув кривыми жвалами,
ящер жертвенно вспарывает родной маме
жирное брюхо!
И предается разврату,
под трёхэтажные маты,
в церквях с повитухой.
Кто-то скажет потом:
это всё вздор!
Ящер метит раскаленным тавро’м
присягнувшие ему души
и дымит табаком «Герцеговина Флор»
через длинные мясистые уши.
Но он явно лучше чем
вся его картавая свита паучья.
Иначе не болела бы
Россия нынче падучей...
Короче, для кого-то,
может, и вопрос спорный.
По мне: Антихристу с Ницше
место в уборной.
Но если Господь попустил
на земле этим харям,
значит, не зря нам дуракам
в этом Агентстве мозги па’рят...
Но ведь именно через Милосердие
и Сострадание люди вылезут
из звериной шкуры. –
Вот, что хотел сказать Иисус
в Своей земной Партитуре.
Иисус, Магомет, Гаутама,
Конфуций, Заратустра...
Какая ещё нам нужна
Небесная Люстра?
Неужели нам Света мало?
Поднимите забрало –
убийцы, смутьяны, ворьё, балагуры!
Как мы вылезем из звериной шкуры?
(Поэтому важнейшая задача вашей псевдо-культуры -
разлагать мозги баранам и набитым дурам)
Я думаю, что мы в своём большинстве,
с дыркой и в сердце и в голове,
по своей сущности, в лучшем случае, –
кривые, бракованные, мизерные сосуды.
Или, скорее всего, какие-нибудь вонючие -
агрессивные ферменты, не молекулы даже,
все в копоти и саже, такие вот плюгавые иуды
в организме Великой Сущности - в засаде с обухом.
В худшем случае – злокачественная опухоль.
Но Господь пока не теряет надежды
на то, что мы глупцы и невежды -
ещё находимся в адеквате.
(А если Он Профи - Ему давно пофиг.
И значит, всё под контролем - на автомате.)
Но вполне вероятно, что Создатель
и Сам находится на пути к Совершенству.
Хоть у Него везде Свои Агентства.
Но там тоже прохиндеи бьют баклуши
и растлевают наивные души.
И потом: хотите ли, не хотите ли -
у Создателя должны быть родители.
Как бы вы там не хихикали:
сирота - существо с больной психикой.
Конечно, возможно всякое...
Поэтому поменьше вякайте.
Вы скажете: «Не в этом дело!»
Глупости нет предела…
Может, скажу слишком смело:
я думаю, иногда (нам это знакомо)
Создатель выпивает бутылку кубинского рома
и выкуривает сигару по большим праздникам.
На худой конец, стакан спирта с досады.
(я вижу вы рады.)
Иначе не было бы несовершенных нас,
не знающих меры - пройдох и безобразников.
Не потому ли время от времени,
взявшись за Голову,
Вседержитель посылает из Своих Вздохов
Герольдов и Светлых Пророков
и Глашатаев Его Воли?
«Доколе!?»
Всё, как горох об стену!
Всё, как мороз полену!
Но, судя по окружающей нас прекрасной
и грозной природе, при должном подходе,
по характеру Создатель уж точно не размазня.
Он большой фантазёр и любитель контрастов.
Его то веселит, а то раздражает наша возня:
сребролюбивость, гордыня и грязная похоть...
Он готов порой крикнуть: БАСТА!!!
Но в сердцах Он бормочет:
чтоб вам всем было пусто!
Потом говорит: доброй ночи.
(Будет уже брюзжать и охать!)
Могу предположить – это несложно:
скорее всего, для нас – пустопорожних –
дело в итоге закончится плохо,
хочется сказать – дустом.
3.
Возможно, прямо сейчас – в это самое время,
уютно усевшись у камина в дорожном халате,
Создатель увлечённо читает в натопленной хате,
почёсывая темя, бог весть откуда взявшуюся
и уже давно Им забытую «Одиссею» Гомера.
Вы спросите: какого хера?
Да просто, - вечер промозглый и серый.
Конечно, вряд ли, что Он Гомера читает.
Но кто знает...
Давайте, напрасно не горячиться.
В начале ведь было слово.
Просто! Всё очень просто:
под этими небесами всё может повториться.
И повторится снова!
У кое-кого вытягиваются лица.
Продвинутые думают
об эволюции духовного роста,
а воины точат мечи и чистят доспехи.
За роли второго плана даже морпехи
могут срубить у Создателя «Оскара»
или попасть, на худой конец, в постеры,
что тоже неплохо. И это тоже успехи!
Даже больше того: есть возможность
неосторожно получить роли в Новом Фильме –
следующей Реинкарнации Создателя.
Правда, везде есть свои помехи...
Прикинув поближе,
вот, что я вижу:
Истина кроется
в Святой Троице.
В том, чтобы мы – блудные сыновья и дочери,
готовые душу продать за вершки
и пролезть вне очереди,
наконец-то, как глиняные горшки,
пройдя необходимый жизненный обжиг,
наполнились Святым Духом Своего Отца
и освятили Божественным Светом,
нет-нет, не под райскими кущами, -
наше тёмное, звериное, бренное сущее.
Вот это и будет долгожданный - Бог-Сын.
И Сын не один...
Тогда и Бог-Дух просветлится
в сиянии спасённого Сына.
И Триединой Святостью Троица
вдруг озарится.
Вседержитель вздохнёт, прослезится,
выпьет чая с малиной,
пройдётся по хате и спрячет в комод
Одиссею и дуст с багряницей...
Самое время вспомнить преподобного
Александра Свирского, мощи которого
и поныне источают благоухание.
Не это ли путь для подражания?
Что я могу сказать в своё оправдание?
Сам я уже как пару месяцев подряд,
пожалуй, не зря,
теряя порою терпения нить,
безуспешно пытаюсь бросить курить.
Надо, наверное, начать с алкоголя...
(Ах, и за что мне такая выпала доля?)
Зато какие возникают у меня ассоциации!
Я не говорю о спасении
одной избранной нации.
Теряя себя, я пекусь
о духовном здоровье народов!
Не правда ли, круто?
Вот что значит порода!
Местами я напрочь лишен эгоизма.
И это, по-моему, тоже харизма.
Буду к себе относиться строже.
Я вижу в потёмках, пугаясь до дрожи,
как страшные сны облекаются плотью и кожей.
И если сказать без обмана и фальши:
я предпочёл бы убраться подальше.
Похоже, Расею по новой закружит
колючей метелью, бураном завьюжит.
А всё до смешного банально и просто:
страна лишена эволюционного роста.
И надо признать, что к сожалению
у нас нет Народа. Есть население.
И то, что осталось расчеловечели:
все карты у Волдемара помечены.
Как будто в тылу выполняет задание...
Не верю, что просто от непонимания:
за ради бабла и пустого тщеславия…
(Мне скоро пора. Желаю всем здравия.)
Мы можем лет триста махать ещё саблей,
и вновь наступать на старые грабли.
Но времени нет на эти потехи.
Ну разве что чудо? Ну разве - морпехи?
В песочных часах - остались крупицы.
Связала луна-паучиха сети на спицах...
Откуда здесь взяться небесному Чуду?
Когда вместо Света - сопли на блюде.…
А наше, увы, БОЛЬШИНСТВО -
безмозглое стадо баранов.
Уж любят они своего
лицедея вора и тирана.
Поэтому ждут нас, похоже,
в пути испытания,
и смуты, и беды, и кровь,
а затем - покаяние.
Ведь матку-трутовку сжигают,
как водится, с пчёлами…
И вот потому-то, тогда,
из огня нам да в полымя.
На Чудо ещё нужно бы заработать:
ещё головой и ногами потопать...
Поэтому это уже не игра.
Но нету и худа, друзья, без добра...
Как будто, проклятье на нас до седьмого колена:
беспутная кровь, раболепство, гульба и измены.
Да всё в головах - всё имперскость да великодержавие:
в вонючих трусах да задницей с горки по гравию.
Просторы страны злую шутку сыграли с народом:
не ценим наследия предков, не ценим природу…
Коррупция, тёмность, неорганизованность нации -
простые причины - всеобщей российской прострации.
Плави’льный котёл, обманутых оптом, народов,
которых готовит и власть и «партнёры» в отходы.
И ветры попутные, только давно, не зефиры
нас гонят во тьму, как будто уже конвоиры.
А ветер капризен… и сдуру подует муссонный.
И вот потирают по ложам ладони масоны,
с утра - либералы, а к вечеру - социалисты...
Но ветер с залива уже нестерпим и неистов…
Поэтому трудно понять, что случится с галерой.
Но точно её, ни за что, не спасут полумеры…
Как будто бы чёрт выпросил Россию у Бога
до самого дальнего и непроглядного срока.
И, видно, не зря беспокоятся подлые черти:
рассвет для России, сдаётся, - время их смерти.
Ещё будут выть, бесноваться и бредить кликуши.
Лишь Верой и Правдой очистятся русские души.
Нормальные люди - заложники этой убогой системы.
Но ветер по весям на крыльях несёт перемены.
Не видно нам, сирым, пока за удушливым дымом:
к обедне спешат сквозь седые века пилигримы.
Такие дела не проходят спокойно и тихо.
Летит по дорогам чубарый колючий вихрь.
И всё, что останется будет, я думаю, нашим.
И может, потом назовут её вовсе не рашей...
Повывелись все на Руси пересветы-морпехи...
И скоро, друзья, будет всем уже не до потехи.
Но позже, в Чертогах - Казанская Божия Матерь
накроет на стол кристально-белую скатерть.
По замыслу Неба, я слышал, должна и Россия
из пепла восстать, словно феникс, как Чудо-Мессия.
Ну вот и увидим, надеюсь, своими глазами.
Надеюсь и верю и жду и зову вместе с вами!
Сегодня мой вечер!
Погасло Ярило.
Я выплеснул явно не всё,
что во мне набродило!
Должно быть, кому-то
хочется просто покоя.
Я чувствую, мог бы
ещё наплести не такое.
Ни чуть не на взводе,
ну что-нибудь вроде:
однажды закончатся все шуры-муры.
Не вылезут все из звериной шкуры...
Пугаться не надо, - от карбофоса
Земля отдохнёт и поднимется просо.
Не для того Агентство было создано,
чтобы шкуры лишать заблудших подданных.
Придут нам на смену в шкурах другие звери...
Так было и будет, моя дорогая Мэри…
Но я уже лечу на тюльпане.
Я вижу другую окрестность
в богемском стеклянном стакане,
где всё неизвестное давно мне известно.
Я зажигаю на кухне поминальные свечи.
Мистический вечер!
Я слышу: по стёклам, по подоконнику
(и что там об этом написано в сонниках?)
в озябшей и гулкой, бездонной ночи’
серебряными шпорами нервно стучит –
серый петух – мой единственный друг –
неугомонный, промозглый, осенний дождик.
Он в клюве держит молний поджиг.
Ему тоже наскучило
это железобетонное чучело.
Его тоже припёрло.
Ему тоже поперёк горла
встал палёный коктейль из домов,
огней, машин и тумана.
Мой друг, у тебя тоже душевная рана?
Ну что происходит этой дурацкой ночью?!
Давай-ка, догонимся, друг мой,
шотландским скотчем!
Все карты у Бога тоже, я вижу, помечены.
Пожалуй, уж завтра, должно быть, сдается мне, - вечером
в пустынном, заброшенном, сумрачном сквере
в гнезде - на осине, без лишних истерик,
месяцем ясным, ещё дотемна,
разродится пунцовая паучиха-луна.
А утром, чуть свет, –
лишь забрезжит денница,
на облаке месяц
испуганно вдруг всполошится,
шарахнется прочь от звёздных сосцов,
что есть силы,
с повадками дикого ящера -
вроде Годзиллы.
Вразвалку уйдёт ночь-корова,
по травам утренней ранью,
серебряный месяц, - как будто телка’
облизав на прощанье.
Но впрочем, всё, может быть,
утром случиться иначе:
с рассветом маленький месяц,
зевая, захнычет, заплачет,
луну- паучиху выискивая в сквере по лёжкам и гнёздам.
Когда, как нигде не найдёт и выпучит зеньки на звёзды, -
он вдруг захохочет,
начнёт торопливо слизывать сахар
со скатерти ночи,
рассыпанный официантом трактира.
И гневно, тряся прейскурантом,
всех пошлёт на хер.
И рявкнет: а ну, блядь, несите на завтрак бесплатно Нибиру!
Ну полно плести, моя лира.
Притихла, примолкла квартира.
Какая теперь уже разница?
В расеи кругом нынче задница.
К полу′дню я буду уже далеко:
бокал Винью Верде и станет легко.
На лучезарный остров Мадейра,
на крыльях из бирюзового веера,
меня унесёт моя фея - Иринка,
где в пышных садах гуляют фламинго,
где пальмы на скрипках бесплатно на шару
играют и пляшут в Фуншале Шизгару.
И там, под прибоя сурдинку,
как будто точно бы спьяну,
целуясь с сизыми бризами,
мы будем спускаться карнизами,
левадами к лазоревому океану.
Я буду хватать ноздрями
в духмяном тимьянном бурьяне -
головокружительный воздух свободы.
(А там хоть пускай Медный всадник,
напялив путинский ватник,
у луны-паучихи принимает в Питере роды.)
А когда начну задыхаться, срываться
среди орхидей, стрелиций, азалий..,
упрямо вперяясь в синие дали,
сомнения смело рассеяв,
я прыгну, как в омут:
поеду до дому -
в нашу Расею.
Похоже на вывих...
А там разберёмся...
И пусть на обрыве,
в последнем порыве -
возьмём и прорвемся.
И не сочти уж за труд,
мой единственный друг, –
дождик осенний, промозглый,
если вдруг ночью умру, -
обернись василиском грозным:
на крыльях меня понесёшь
через разлуку и дрожь,
через киммерийские степи,
в шортах и в белом кепи,
в тёмное царство Аида,
где мыкалась бедная Фрида.
...На всякий случай,
положу в карман
зеркальце для бритья...))
2017
Санкт-Петербург