Сутулясь,
шагал он весне
навстречу.
И вдруг недалече,
а
в полу- примерно, версте
от
кладбища, выпрямил плечи,
разжался
и, ватмана лист
достав
из планшетки, всю бренность
радушия
рощиных лиц,
всю
холодность ликов, всю тщетность
личин
под густым куржаком,
легко
обозначил звучащим
в
руке его карандашом.
И
с неописуемым счастьем
домой
воротился. И свой
шедевр
календарика вместо
повесил
на гвоздик малой –
на
самое славное место.
Хрустальной
посудой звеня,
на
рощу взглянув, что с натуры
писал
он, сказали зятья:
‒
Немного же в ней кубатуры.
А
следом, жена его вдруг
заместо
«Висит, ну и ладно»
сказала,
спровадив подруг:
‒
Повесь календарик обратно.
А
он продолжал калачи,
хвалить,
что пекла дорогая,
и
странно смотрел, как в печи
горели дрова, догорая.