Драгуны. Часть 1-я. Персидская война. глава 3

­

7/07/2022. Мирослав Авсень.

                                                                                                            Драгуны.
                                                                                                              роман

                                                                                                            Часть 1-я

                                                                                                      Персидская война.
                                                                                                              Глава 3-я.

                                                                                                                 Х Х Х


С завоеванием Аббас-Абада, Россия накрепко стала в Нахичеванском ханстве, и теперь, могла позволить себя заняться Эриванью вплотную… Сардарь-Абад и Эривань, по прибытии к русским осадной артиллерии, теперь уже не могли продержаться долго без серьёзной помощи из вне. По слухам, бегавшим по русскому лагерю, Паскевич намеревался идти на Тавриз, но развившиеся из-за удушливого и непривычного климата болезни, не позволили осуществить эти планы немедленно: операции пришлось на какое-то время, приостановить…
Паскевич решил перенести главный лагерь из-под Аббас-Абада в более прохладную, горную область Нахичевани, где здоровье болевших солдат, должно было пойти на поправку. 23-го июля, войска покинули старую позицию, и пошли в горы, к знаменитому селению Кара-Баба…
Всадники, мирно покачиваясь в сёдлах, скрипели колёсами транспорта с ранеными и больными солдатами, за коими хлопотливо ухаживали нестроевые, при начальстве над собой лекарей. Шла пехота, постоянно задирая головы на небо, и бросали взоры на солнце: не смилостивиться ли светило, не уменьшит ли свои жары? Меж полков, батальонов и эскадронов, крутили старыми колёсами по скверным дорогам телеги, арбы и повозки с провиантом, питьевой водой, клетками с домашней птицей и иной животиной, да нехитрым имуществом войсковых частей. Особым порядком, шёл порционный и дойный скот, или тягловый, всё своё, армия везла с собой.
капитан Ладога с подчинёнными, двигался в общем потоке корпуса. Горные птицы величаво парили над головами воинов, срываясь с круч, и высматривая что-то в потоке северных пришельцев. Встречных попадалось мало, но они, уже почти не боялись солдат, и лишь с любопытством порой глядели на красивые мундиры уланских полков (господа-драгуны, из-за перебоев с мануфактурой, щеголяли в старых нарядах с дырками на локтях и коленях, но вид при этом сохраняли залихватский) Среди войскового потока, тащились и маркитанские обозы, ставшие более внимательными к русским предостережениям, после страшной гибели под Эчмиадзином, аналогичного обоза грузин и армян, что, «сбежали» от русского пригляда…
Унылость однообразного движения, скрашивалась разговорами о всяком-таком, да разными байками. Когда врать да сочинять уже осточертело, Есаулов обратился к командиру с вопросом.
- Господин капитан, а что это за Кара-Баба такая? Ребята вроде говорили, что памятное место с той войны?
- Да, местечко памятное, - скупо улыбнувшись уголками губ, кивнул капитан – в восемьсот восьмом году, близ него, кипел кровавый бой: войска генерала Небольсина, насмерть стояли там против полчищ персов, и разгромили их, благодаря Котляревскому, Петру Степанычу нашему! – с особенным уважением в голосе, добавил Ладога, а затем продолжил – Вот наш Джавнбулахский бой, по степени тяжести, кровавости и жестокости, смело умножай брат-ординарец на три ; мы с тобой покамест в настоящем пекле не были!
Я, конечно, про тот бой слыхал, но много противоречивого: и пули мне лили, и колокола, а вот вас послушал и понял, что мы. ни чего похожего не испытали пожалуй!.. – признался прапорщик, поправляя шашку, которую ему совсем недавно вручил командир (но мундир, ординарец таскал пока уланский)
- Одно то, как Котляревский с егерями своими высоту у персов сперва отнял, а затем буквально зубами и ногтями удержал, отдельного рассказа заслуживает, - пояснил Ладога, посветлев лицом, (рассказы о той войне, всегда вызывали у него прилив горести и уважения к минувшим сражениям)
- А вы тогда уже служили? – повернул голову Есаулов.
- Увы, нет, я на ту войну, только к началу восемьсот десятого попал, Котляревского вот как тебя видел, но, послужить с ним не пришлось, увы! – капитан коротко развёл руками – У него в отрядах всегда мало всадников было, другой-третий эскадрон, да и то, казаки да татары, лёгкие, стремительные. Но мы, все, тогда молодые, ретивые, истово мечтали попасть к нему в отряды, да хотя бы раз побыть рядом с кавказским Суворовым! Так его потом уже величать стали, да-а-…как же несправедливо рано, закатилась его звезда! – погрустнел на этих словах капитан, и от чего-то задумался…
- Да, Котляревский бы тут пришёлся кстати! – согласно кивнул Есаулов, и через какое-то время, уже говорил на другие темы. На ночёвку встали в стороне от дороги, и разбив лагерь, принялись разводить костры…
Потянуло дымком, затрещали сучья, и множество костров запылало в горной ночи, освещая своими отблесками затаившиеся камни, листву кустарников и деревьев. Забулькала в котлах вода, и кашевары принялись стряпать нехитрую солдатскую похлёбку, войска уже давно испытывали нужду: обозы приходили редко, скот начал дохнуть, а водки и чая, даже многие из офицеров уже давно не видали. Вместо чая собирали пахучие травы или листву плодовых деревьев. Умерло несколько тяжелораненых, коих хоронили тут же, по всем правилам. Ладога в этот раз никуда не пошёл, оставшись у своего костра. Его поникшее настроение заметил Есаулов, и поинтересовался причиной.
- Муторно на душе, Костя, не обращай внимания, на войне такое случается! – глядя на огонь, устало ответил капитан.
- А вы не захворали ли часом? – озабоченно справился Есаулов.
- Бог миловал! – безразлично ответил Ладога.
- Дай-то бог, нам обойтись без костоправов и клистирников! Совсем мне не улыбается, подохнуть на обоссаных сорок раз до меня, соломенных матрасах, словно зажившийся на свете, богатый дядюшка! – поворушивши нагоревшие рубиновые угли кривой палкой, обывательски заметил прапорщик.
- Хуже, ваше благородие, это ежели на такую смерть, да в канцелярии нашей, нагородют на тя геройского вздору, и вставят убиенного как павшего в гуще дела, а потом откроется истина, и случиться моветон в благородном семействе! – со вздохом проговорил вдруг Червонец, чем вызвал улыбки обоих офицеров.
- Да, хуже этого, только глупейшая смерть в сортире, когда туда, шальная бомба или граната ахнет! – поддержал тему капитан – Приходиться потом нижним чинам, выгребать ваши бренные останки, да от говнища отмывать… того ж маман!..
Ночь прошла спокойно, а вот утром, когда солдаты, уже позавтракав садились на коней, прилетел приказ от Паскевича, Нижегородскому драгунскому, и Борисоглебскому уланскому полкам, вместях с конной артиллерией, возвращаться под Аббас-Абад.
- Вот те на! - ахнул Червонец сидя в седле – Это что ж за причина такая? спросил он неизвестно у кого.
- Скоро выясним! – Ладога поправил козырёк у фуражки, и повернулся к ординарцу – Лети-ка брат да узнай в чём там дело!
- Слушаюсь! – есаулов козырнул, и сорвался с места. Минуть двадцать его не было, а когда прапорщик явился с неизменным выражением на лице, то доложил следующее.
- К Паскевичу прискакал гонец, и привёз известие что персы вышли из Хоя, и идут отбивать у нас Нахичевань. Паскевич задумал отправить нас, в качестве первого сюрприза Аббасу-Мирзе, на подкрепление города, благо дескать не далеко ушли!.. Нам придётся скрытно расположиться на холмистой местности, и, если что, дать отпор!..
- Угу, а второй, значит сам Паскевич дать хочет, - вслух подметил Ладога, и на вопросительные взгляды, пояснил что командующий, вероятно желает, чтобы персы, обложив Аббас-Абад, втянувшись в осаду, в ней увязли. а он, потом стремительным ударом с гор, разбил бы их в чистую. Повинуясь приказу, полки и конная артиллерия развернулись, и двинулись в обратный путь. Возвращение их под Аббас-Абад, подняло дух русского гарнизона, и сторонников России. В сам город входить не стали, а рассредоточившись на поросшими деревьями холмах, затаилась в ожидании их высочества, наследного принца.
драгуны и уланы разослали разъезды во все стороны и по всем дорогам, солдаты стерегли врага. Особенно внимательно, драгуны караулили возможных шпионов или лазутчиков. Прошёл день, но ни дальние ни ближние разъезды, не видели и признаков армии Аббаса-Мирзы. Мало того, по словам проезжающих, персидских войск нигде поблизости видно не было, шатались только обычные разбойничьи шайки, грабившие как христианские селения, так и мусульманские, обирая правоверных до нага…
По всему пока выходило, что либо персы не придут вовсе, либо заглянут под стены Аббас-Абада чуть позже…
Сидя у себя в скрытом лагере, капитан Ладога изучал, а точнее пролистывал в голове последние донесения от дозоров и лазутчиков из местных.
- Вышла армия из Хоя, хой она там делала? Шла б на нас уж всей ордою, иль в штаны наделала? – негромко бормотал Ладога, сочинённую им сходу частушку. Капитан сидел прислонившись спиной к дереву, кои в изобилии колыхали листвой, меж округлых валунов, различной величины. Другие солдаты, не занятые в дозорах, либо дремали в укромных местах, либо развлекались игрой в карты, или просто курили. Привычной, спокойной походкой подошёл Червонец, и устало уселся рядом.
- За грибами что ль ходил? – отвлёкся от своих размышлений Ладога, бросив взор на денщика.
- В город ходил, к бабёнке одной, - лениво ответил Назар, прислоняясь потной спиной к тёплому, словно свежий хлеб камню, обросшему мхом.
- Вдова? – повернул голову капитан.
- Знамо дело…
- Когда ж ты успел? мы ж только вчера прибыли?
- А я её ишшо с того разу, как город взяли, слюбился с ней…
- А Есаулов где?
- А он тоже в городе, должен скоро быть…
- Чего на базаре брешут?
- По-всякому ваше благородие, одни бояться персов, а другие ожидают с нетерпением…
- Ясно, только ждать похоже некого: ни толп беженцев, ни гонцов на взмыленных конях с той стороны нету! – Ладога согнул правую ногу в колене, и поскрёб сустав.
- Думаете не придут? – осторожно спросил Назар.
- Думаю, что нет, но несколько дней полагаю, тут посидим… Раевский, торопливости не любит – ответил капитан, и по своему обыкновению, на ходу переменил тему – Появиться ординарец, начнёшь его штыковому бою учить, ему пригодиться, он малый проворный, справиться…
Ординарец появился где-то через полчаса, с увесистым узелком в руке. В лаконичном объяснении, Есаулов сказал, что ходил на базар, и любовался видами старины. В узелке оказались несколько варёных яиц, пучки зелени, свежий сыр, три мягких лепёшки, и ломти копчёного мяса.
- На базаре купил – не моргнув глазом, соврал ординарец, но командир не счёл нужным допытываться до правды, а похвалив оборотистость прапорщика, определил добытый им провиант на позднее съедение, а сейчас, предложил ординарцу поупражняться в искусстве штыкового боя.
- Я, к вашим услугам! – сразу оживился прапорщик. Примкнули к ружьям штыки в ножнах (маневры всё-таки) и учение началось.
- Нападай! – приказал Ладога. С первых же минут поединка, капитан понял, что работать пикой, Есаулов умеет превосходно, а значит и копьём владеет, а вот штыком, действует впервые, но освоит сию науку очень быстро. На этот поединок почти никто не обращал внимание: старых драгун сим было не удивить, а молодые обучались таковому и сами, а потому не видели в этом ничего интересного. С этого дня, при любом удобном случае, сам Ладога или его денщик, упорно обучали прапорщика штыковому бою, а на плановых учениях, ещё и по штурмовым лестницам лазать. Не появились персы и в этот день…
На другой день, команда драгунских офицеров, выкроив свободное время и угнездившись в тени под деревом, метала банчик на разостланном старом ковре. Сидели в кружок кому как удобнее, и играли. В банке лежали символические по три рубли с носа, и несколько серебряных монет. Пытали удачу князь Баградзе, барон Ландграф, подпоручик Копыловский, капитан Ладога, поручик Воронец, и штабс-капитан Бебутов. Присутствующий здесь же прапорщик Есаулов, оставался сторонним наблюдателем, сославшись на нерасположенность к игре. Игра шла по традиции весело и непринуждённо, разбавляя игру казарменными историями, и прогнозами на дальнейший ход компании.
- Напрасно мы в эту Кара-Бабу откочевали, надо было сразу на Тавриз идти, так хлопот меньше и места там лучше. А так, больные множатся, скот дохнет, а когда следующий большой бой случиться, никому неведомо; может вот сразу за этой партейкой, а может через две недели! – излил душу Ладога, бросая карту.
- Как тут угадаешь что лучше? – спокойно возразил Ландграф, подкидывая свою – Это как в наступлении, вспомогательный, или отвлекающий удар, вдруг волею провидения, обращается в основной…
- А с припасами и впрямь беда, скоро вынужденный пост держать придётся – усмехнулся подпоручик Копыловский, раздумывая какую ему, бросать карту.
- А что, так и придётся за харчами, к персам хаживать! – хохотнул Ландграф, элегантно бросая карту.
- Будет нужда, так и сходим! – отозвался Бебутов, снимая себе карту.
- Господа! – оглядывая всех критичным оком, возвысил голос Воронец – а не кажется ли вам что все мы, несколько вызывающе одеты? - и показал свои лопнувшие по шву подмышки. Машинально, прочие модники так же оглядели себя; пуговиц не хватает ни у кого вообще, у кого прорехи дурно залатаны, видны колени и локти… В общем вид предъявления им себя Паскевичу, изменился лишь в худшую сторону.
- А не пойти ли нам друзья мои, на беззаконное деяние, да не набить морду, интенданту? -безо всякой жестокости в голосе, мирно предложил Кахи.
- Побьём Аббаса, набьём интенданту – вдумчиво вглядываясь в свои карты, ответил Ладога.
- А гуманизм-то нас погубит, господа, - разочарованно заметил Копыловский, сбрасывая бесполезные карты.
- Если у меня штаны на заднице лопнут от ветхости, я нашего интенданта тогда и порешу, с полным равнодушием, - спокойным голосом проговорил Воронец, раздумывая какую ж карту бросить? К игрокам, неторопливо подошёл прапорщик Балаховский, с лицом ребёнка, лишённого сладостей.
- Банкуете?- стараясь казаться невозмутимым, поинтересовался Евгений, не сводя глаз, с ковра с картами.
- Вы, что-то хотели-с, Евгений Матвеич? – переходя на нарочито кулуарный тон, вопросил его князь Баградзе, по-аристократически посмотрев на подошедшего.
- Да полно уж вам понтироваться-то, господа! – недовольно воскликнул прапорщик, с тайной надеждой глядя на банчик.
- Здравствуйте брат-Евгений! – с деланной почтительностью протянул Ладога, и даже чуть кивнул – Вы, никак, хотели присоединиться к нашей скромной компании? - подняв взор, уточнил Ладога, под начинавшиеся едкие улыбки товарищей – А у нас тут сплошное благолепие, беседы о бренности сущного, о пользе поста и укрощения плоти… ты вне игры, Женя! – неожиданно оборвав свои мягкие речи, поставил Ладога точку чётким, но не грубым голосом.
- Да отчего такое отношение? – стараясь возмутиться, спросил прапорщик, вопросительно глядя на товарищей.
- Да оттого, мосье Эжен, что вы, не умеете проигрывать! – начал объясняться Ландграф – нет, играть вы, пожалуй, можете, а вот проигрывать, уже нет, а это, утомляет уже нас!..
- Продуешь три рубли, а склоку устраиваешь, как «катю» потерял! – попенял ему и Бебутов.
- Устали мы брат-Балаховский, от твоих выходок, надоело нам тебе лопатки крутить, да ожидать пока в себя придёшь! – поддал жару и Воронец, на что Балаховский, клятвенно заверил всех что на сей раз, он ничего такого, себе не позволит.
- Ты, повторяешься, друг наш бесценный, - вздохнул Копыловский, и продолжил – в прошлый раз, тоже клятвы сыпал, а как просадил 200 рублей, так и устроил кордебалет, да такой звучный, что вязать вас пришлось, ваша милость! – едко закончил Копыловский.
- Ну, тот раз деньги последние были, вот и сорвался я, каюсь же! – признался прапорщик.
- У тебя, дружок, всякий раз, получается отчего-то «тот»! – чётко выделив последние слова, напомнил ему Ландграф, и прибавил – Лично я, устал от твоих выходок, и вовсе не собираюсь, тут тебя более, успокаивать…
- Это что, заговор значит против меня составили, да? – возвысил голос прапорщик, критично глядя на товарищей.
- Нет, брат-Евгений, все мы тут твои боевые товарищи, все целиком за тебя, - взялся растолковывать Ладога, - но- капитан менторски поднял вверх указательный палец – мы решительно против, твоего сволочного характера… Ты, не умеешь проигрывать, братец, а это, портит магию игры, и утомляет мозги!
- Так-таки и не примите в игру? – раздумывая чем ему пронять товарищей ещё, для приличия уточнил прапорщик, окидывая взором всех и каждого.
- На-до-ел! – ответил за всех штаб-капитан Бебутов, торжественно открывая карты, банк на сегодня, сорвал он.
- Ну, и чёрт с вами! – сплюнул в сторону Балаховский, и оскорблённо присел на валун рядом с игравшими. Карты раздали по новой, и партия пошла…
- Ну, попросите меня об одолжении когда-нибудь, я вам тоже, козью морду вам строить буду! – отталкивая носком сапога камушек, пригрозил Балаховский.
- Лучше, строй верблюжью, она, страшнея! – невозмутимо посоветовал Георгий Гвидоныч, и все дружно затряслись со смеха.
- Вот ведь шаромыжники, а? – стараясь не засмеяться сам, огрызнулся Балаховский.
- Ещё какия! – согласно протянул Копыловский, театрально нахмурив брови, не отводя глаз от карт.
- Форменные! – прибавил и Ладога, стрельнув в отверженного одним оком.
- Негодяи просто! – трагически вздохнул барон, бросая на ковёр карту.
- Друзья называются! – стараясь обидеться как можно сильнее, попенял всем Балаховский, но толком обидеться не сумел, не хватило пороха – А и чёрт с вами! Фанфароны! Снобы аглицкие!..
- Что-то сдал наш Евгений ныне, обычно минут до пяти, картечью жарит! – заметил Ландграф, подбрасывая в банк деньги.
- Устал наверно, бедолага! – участливо вздохнул Кахи. Балаховский хотел на это что-то ответить, но не успел; к ним, быстрой походкой, почти подбежал Никита Жохвистов, вернувший свой чин прапорщика, ещё под Елизаветополем.
- Вот они где расположились, а вас там и сям ищут! – выдохнул он, показывая всем своим видом, что собирается что-то сказать.
- Ну, что там у нас стряслося, Аббас пришёл? – отвлекшись немного от карт, спросил его Ладога, а прочие глядели молча.
- Как? Да нет, не пришёл, но история с его участием! – сияя начал Никита, присаживаясь на свободный валун – С нашего новоприбывшего драгуна, причитается! – Жохвистов дружески подмигнул Есаулову, отчего тот, склонил голову на бок, в лёгкой задумчивости.
- А что такое?
- Орден дают?
- Дядюшка богатый помер?
- Да нет господа, лучше, много лучше! – обвёл всех взором Жохвистов, и пояснил – Та важная шишка, которую наш новый товарищ заарканил при Джаван-Булахе, оказалась родственником шаха, и одним из любимых советников принца. Папенька и сын на нашего Костю обиделись, можно даже сказать оскорбились, и объявили его своим личным врагом, посулив за его главу буйную, по пяти тысяч золотом, ежели на рубли перевесть, во как!
- Браво ординарец, браво, бессарабец, герой! – искренне воскликнул Ладога, пружинисто поднимаясь с места, тоже стали делать и другие – За мою башку, персы тоже 10 тыщ на наши дают, но я свой счёт начинал со скромных двух тыщёнок, и много лет назад; а ты, друг мой, умудрился сразу на 12 венцов скакнуть, ну-с, тогда моё почтение! – и капитан искренне пожал руку, слегка озадаченному ординарцу. Через пару секунд его стали поздравлять уже все, и даже опальный игрок, позабыв про невзгоды, тепло поздравил прапорщика.
- Есаулов, а ведь с тебя за этакое причитается! – намекнул Копыловский, на что ординарец, не моргнув глазом заявил, что готов дать банкет прямо теперь же, но капитан, слегка осадил праздничные настроения, сказав что банкет, по случаю производства прапорщика во враги папы-шаха и принца-сына, следует перенести в Кара-Бабу.
- Здесь, по закону подлости, нам может помешать визит неприятельского войска из Хоя, - подчеркнул Ладога, а затем, вновь обратил взор свой, на скромную персону ординарца. – Вот я сразу понял что персона, имеющая в своём багаже осьмнадцать на себя доносов, это есть персона нашего круга!
От услышанного, у присутствующих слегка вытянулись лица, а сам именинник, лишь немного наморщил лоб.
- Так прямо и 18-ть? – осторожно переспросил он.
- А ты будто не знал? – недоверчиво поглядел на него командир.
- Достоверно знал о примерно девяти, а про остальные только слухи по полку ходили! – искренне пояснил прапорщик.
- Ну-с, заодно и тёмную сторону твоей биографии осветим, откроем, так сказать, подноготную! – улыбаясь сказал Ладога, а Кахи, подойдя ближе, дружески хлопнув прапорщика по плечу, поинтересовался.
- Ну, сознавайся брат, где и как ты там в свои лета отличился, что аж 18-ть доносов заработал!
Есаулов, с искренним блеском в глазах, принялся клятвенно уверять собравшихся, что сам не понимает такого оборота дел, ибо поступки его, не отличались ничем особенным, от таковых же поступков товарищей по полку, разве что изысков и непринуждённости у него имелось в запасе чуть больше. Игроки дружно рассмеялись над такими признаниями, но настаивать на большем, никто не стал. Продолжать игру более не стали, и неторопливо направились в основной лагерь.
Часов порядка трёх по полудни, случилось в эскадроне капитана Ладоги, одно происшествие. Дозор из пяти драгун притащил избитого и связанного пленника неопределённого возраста, одетого небрежно, но пристойно; тёмно-зелёный халат, красные штаны, и обычную папаху. Черты его лица мало чем отличались от лиц местных жителей, и даже зубы не блистали белизной, (видимо их обладатель, весьма тесно дружил с табаком )Начальник дозора, унтер с хорошими седыми усами, изложил подробности поимки пленника.
Верстах в десяти от Аббас-Абада, на росстани дорог, они заметили всадника пытавшегося шмыгнуть в рощицу, когда дозор выехал из-за торчащих неподалёку, древних развалин. Гнались за ним версты две, конь-то у него добрый, молодой ахалтекинец, (его в лагере оставили) и настигли, уже загнав в какой-то овраг, пришлось даже пострелять для острастки. Неизвестный был вооружён длинным кривым кинжалом, и турецким же дорогим пистолетом, но сим оружием воспользоваться даже не пытался; грохнулся в том овраге с коня, да боком о какую-то там корягу, ну и лаяться всяко стал, прям прорвало!..
- Кто ж он есть? Перс, турок, иль из татар каких? – спросил Ладога, бросив взор на угрюмого, молчаливого пленника
- По началу, по платью трудно определить; халат татарский, штаны армянские, папаха персиянская… Смахивал на разбойника, но денег при нём нашли немного, с дюжину серебряных монет, и всё, а болей ничего, но, - унтер чуть приподнял указательный палец, - Когда он грохнулся, то заорал благим матом, но не по-восточному; и сквозь них по матери крыть начал, нор слов мы не поняли, по смыслу только догадалися, что лается матерно! – закончил унтер. С минуту Ладога молчал, а затем молча присел на большой валун. (Ординарец и денщик находились подле, ибо все трое перед тем, под примитивным навесом из веток, починяли свою горемычную одежду. Помолчав ещё с полминуты, капитан осторожно спросил унтера.
- То есть, ты уверен братец, что сей человек ругался ни по-турецки, ни по-персидски, ни по-татарски?
- А ей-богу так, ваше благородие! Я на Кавказе уже 19-й год служу, пять языков понимаю, на трёх говорю, этот – унтер легонько пнул сидевшего на земле человека – лаялся на каком-то европейском языке, я от господ-офицеров их много слыхал, правда ни бельмеса не понимаю, но знаю, что языки, энтих супостатов!..
- По-французски? – уточнил капитан.
- Никак нет ваше благородие! Эту молвь я лучше всех отличаю, навроде картавят они, а этот, он как-то иначе гавкал…- чуть смутившись пояснил унтер.
- Не по-немецки ли? – и несколько раз выругавшись на этом языке, переспросил у унтера – Похоже?
- Как бы вам сказать, ваше благородие – стараясь не показаться бестолковым, растолковывал унтер – вот пылкость похожа, кипучесть, а произношение иное, взахлёбное какое-то!
- Вроде как рот чем-то забит, картохой горячей или кашей? - надеясь не упустить догадку, как бы подсказал Ладога, пристально глядя в лицо унтеру.
- Точно, Георгий Гвидоныч! – сразу загорелся унтер, - Именно так он и запричитал!
- Ну, всё ясно господа, англичане гадить продолжают, и один из них попался… - задумчиво проговорил капитан, а затем, плавно перевёл взор на пленника, но тот, не пошевелил и бровью, выражение лица его не изменилось, на разоблачение он никак не отреагировал.
- Чего же теперь делать-то братцы? Аглицким-то я и не владею, проглядев на своих, разочарованно сознался капитан.

Х Х Х


Думать слишком долго, впрочем не пришлось. Прикинув чего-то про себя, Ладога начал допрос на турецком, но пленник знаками показал, что не знает этого языка.
- Хорошо, спросим тебя по-персидски, - сказал капитан, но пленник, коверкая язык, пробормотал.
- Я, плохо знать речь перса… совсем нехорошо, мало-мало тридцать слов знать… Говорить много, нет…
- Ты здешний? – спросил Ладога на местном наречии, и пленник кивнул «да»
- Откуда родом? – капитан пристально стал разглядывать его.
- Из Нахичивани я, господин офицер… - залепетал тот, снимая с головы папаху, и подобострастно прижимая её к груди.
- Чем на хлеб зарабатываешь? – поинтересовался Ладога.
- Я бродячий торговец местным товаром, платки, шали и прочие мелочи, - капая мелкими слезами, залопотал пленник, - вот, распродал всё, и ехал домой…
- Нахичевань в другой стороне от того места, где тебя поймали, врёшь ты не убедительно, - мрачнея на глазах, прервал его капитан, и приказал говорить правду, лучше по-хорошему. Пленник горестно всплакнул, и стал разъяснять, что он и собирался ехать в Нахичевань, но только позже, а пока, хотел навестить знакомого. Увидав же из далека чужих всадников, он сильно испугался, и просто по-человечески хотел ускакать, потому и оружием не посмел воспользоваться, когда его в овраге окружили, ион не хотел никому причинять зла.
- Какие ещё языки знаешь? – спросил Ладога, всё ещё пристально сверля пленника глазами.
- Никаких больше, господин офицер, только несколько слов из турецкого и персидского, чтобы товар предложить, или же купить чего-то…
- Вы, хорошо его обыскали? – подняв глаза на своих драгун, ещё раз спросил капитан.
- Обшарили все карманы, всего охлопали, нет у него ничего, и ножа в сапоге не прячет, - уверенно сказал унтер.
- Давайте-ка сюда его шапку! – Ладога протянул руку, и один солдат сорвав с пленника папаху, протянул её командиру. Ладога ножом распорол подкладку, но ничего не нашёл там.
- Осмотреть его штаны, халат и сапоги! – приказал капитан, и солдаты, не слушая жалобных всхлипов торговца, в един миг раздели его до исподнего, и самым внимательным образом, начали осматривать каждую складочку. Проверили швы, отпороли подмётки у сапог, но ничего не обнаружили. «Где же ты чего прячешь?» озадаченно подумал Ладога, и вдруг, его слегка осенило.
- Пистолет и монеты его тут?
- Вот они, - унтер протянул вначале кошелёк, а затем и пистолет. Монеты оказались из нескольких стран: Грузии, Турции, Персии и России. Серебряные, не примечательные, не ломались и не гнулись, и капитан отложил их. Затем он взял в руки пистолет.
- Не воспользовался говорите оружием? – вслух переспросил Ладога, усмехнувшись левым усом, на что пленник, лишь устало опустил голову. Капитан послюнил мизинец, и сунув его в ствол пистолета, немного поворочав, вытянул тонкую бумагу, скрученную в трубочку, (пленник никак не отреагировал на это)
- Ох ты ж сила! – ахнули драгуны, увидав развязку истории.
- Хороший, проверенный метод, - стал пояснять командир – если что, бах, и послание почти сгорает на пепел! А не разрядил он пистолет потому, что рассчитывал выкрутиться, видимо опять ценные сведения везёт сей лазутчик! – капитан кивнул на неподвижно сидевшего пленника.
- Прикажете допросить, ваше благородие? – спросил унтер.
- Это само-собой, допросим обязательно, согласно кивнул Ладога, а Чевонец хмуро заметил, что «этого падлу» теперь к полковнику везти надо, а там его по заведённому пренеприятному обычаю, скорее всего выпустят. Капитан развернул бумагу: да, так и есть, тайнопись неизвестная…
- Ну-с, торговец мелкий, кому служите, сэр? - пленник лишь усмехнулся недобро зыркнул на капитана, и ответил, но уже без подобострастия.
- Господин капитан заблуждается, я, нахичеванец, а пистолет выиграл в кости у турка…
- Придётся вас, любезный сэр, подвергнуть допросу с пристрастием, то есть пытке в лучших здешних традициях! – устало выдохнул капитан.
- Вы ошибаетесь, господин офицер, я невиновен и вы, замучаете невиновного! – прижимая руки к груди, торопливо заговорил вдруг «торговец» - с чего вы взяли, что я, сэр? – вопросил он в конце, уже чуть не плача.
- Ругаешься при падении, по-английски ты весьма темпераментно, солдаты мои тебя услышали, да и по-русски думается мне, ты по крайней мере, понимаешь! – глядя на него почти в упор, пояснил капитан, но пойманный, продолжал всё отрицать…
- Кто послал тебя с этими сведениями? Кто твои люди в Аббас-Абаде? Куда направлялся с бумагой? советую отвечать, ибо в противном случае, я тебе не завидую, - переходя на фамильярности, пригрозил капитан – допрашивать мы умеем не хуже персов и турок. Что, в Лондоне тебе плохо про то объяснили, или намеренно чего-то не сказали? – с толикой иронии в последних словах, проговорил капитан.
- Да никакой я не англичанин, показалось вашим солдатам… За что меня раздели до нага и ограбили?! – пустив слёзы, жалобно возопило «торговец», потрясая согнутыми в локтях руками – Изодрали мою одежду, порвали сапоги, чего вы от меня хотите?! Пистолет не мой, я знать не знаю, откуда тот треклятый турок его взял! Какой я вам англичанин, если родился и вырос, среди нахичеванских развален?
Внезапно, сбоку от себя, капитан услышал чистейшую английскую речь, вернее вопрос на этом языке. В небольшом изумлении Ладога повернул голову; его ординарец, с невозмутимым видом шагнул к пленнику, и повторил свой вопрос, на хорошем английском. Сидевший на земле немного вздрогнул, но ничего не ответив, стал глядеть на прапорщика из-под бровей.
- Не знаю, англичанин ли он, но язык сей знает, и меня понял прекрасно, - Есаулов плавно повернулся к капитану.
- А ты, откуда английский знаешь? – полюбопытствовал Ладога, внимательно глядя на прапорщика.
- Папенька заставил выучить, Вальтера Скотта любит, - невозмутимо ответил тот.
- Недурственно, и что ты у него спросил? – капитан кивнул в сторону пленника, начавшего бесцельно водить пальцем правой руки по земле, как бы что-то рисуя.
- Кому он вёз послание, - так же не меняя выражения лица, ответил Есаулов.
- Разговоры бесполезны, тут надобно действовать иначе! – решительно проговорил капитан, и обратился к своим драгунам – Волоките его в овражек за скалой, да разведите бездымный огонёк; пытка, и не такие языки развязывали, у меня, он всё скажет, не будь я Карадрагун! – нарочито добавил он в конце. Пленник гордо поднял голову.
- Вы хорошо просчитали последствия своих действий? – холодно спросил он, на местном наречии.
- Именно сэр, что просчитал, как раз просчитал, а потому, не везу вас теперь к полковнику, а буду беседовать сам, и можете мне поверить, сэр – Ладога сделал на этом слове протяжное ударение, - вы расскажете мне всё, не смотря на то, что вы очевидно опытный шпион, и не изнеженный!..
- Вы, будете горько сожалеть о своём поступке, вы крупно пожалеете об этом, капитан! – гневно сверкнув глазами бросил ему пленник. Ладога медленно присел напротив него, и секунд десять, молча глядел ему в лицо.
- Вы что, привыкли что мы, против всякого здравого смысла, точнее не мы, а высокое начальство, в большинстве случаев, отпускает вас, лишь слегка попугав да пожурив? - негромко, но весьма холодно, спросил у него капитан, но ответа не последовало: шпион пятернёй вытер себе лицо, и стал глядеть в сторону.
- Вы привыкли господа, - стал говорить дальше капитан, не отводя взора. – привыкли главари польских мятежников и изменников, что вместо плахи и петли, им только высылка или высочайшее прощение… Привыкли французы, помогавшие этим же мятежникам, что вместо расстрела за убийства наших солдат и офицеров, их просто отпускают из Краковского замка, а в 14-ом году, по взятии Парижа, с них не берут полагавшуюся по всем писанным и неписаным законом контрибуцию за разор и поругание России, от Немана до Москвы! Те же польские шляхтичи, служившие Наполеону, вот так просто отпускаются Кутузовым, у которого они валялись в ногах, они все к этому уже привыкли… И вот наконец вы, любезные сэры, что привыкли числиться нашими союзниками в Европе, одновременно гадите и вредите нам здесь, обучая и вооружая персов. Да, за глупость надо платить, и мы платим, платим кровью, за векселя, начальством нашим подписанные! Но если уж оно, не желает проснуться, протрезветь да одуматься, то полковые офицеры, хотя бы время от времени, просто обязаны это делать…
И сегодня, я, драгунский капитан, это сделаю. А что касаемо до последствий, то, чем бы это не обернулось мне. вашу участь, это уже никак не облегчит, увести его! – капитан поднялся, а солдаты схвативши пленного за руки, грубо поволокли его.
- Иди унтер с ними, и приготовьте там всё! – распорядился капитан, и тот, быстро козырнув, последовал за остальными.
- Ну, ординарец Есаулов, на допросах с пристрастием, приходилось присутствовать? – обратился к нему командир.
- Много раз, господин капитан! Разбойников да лазутчиков с той стороны, частенько ловили, да душевно разговаривали, - ответил прапорщик.
- Ну и прекрасно, значит пафосных восклицаний гуманистического толка, от вас не исторгнется, а посему, пойдём-ка, да и допросим нашего сэра, как оно того требуется! – капитан мотнул головой, и денщик с ординарцем, поспешили следом.
- Господин капитан, а как вы полковнику объясните всю эту историю, и почему этого сэра, мы сразу ему не представили? – шагая рядом сс командиром, спросил Есаулов.
- Так и объясню, что мои солдаты, словили шпиона персидского, везшего шифрованное послание, и хотевшего выдать себя за англичанина, да неудачно; мы его разоблачили, и дабы не отвлекать полковника от дел насущных, самоличного того шпиона и допросили, - капитан сделал пальцами руки своеобразный жест, как бы вкручивая куда-то невидимый винт, - Когда вытянули из него всё что он знал, повели уже как положено в штаб полка, но шпион, по дороге неожиданно вырвался, и осыпав нас проклятиями, сиганул с утёса вниз, чем и лишил себя жизни, так сгодиться? – усмехнулся капитан, поглядев на ординарца.
- Вполне достоверно, а главное, мы и впрямь точно не знаем, британец он, или просто прикидывается? – подкрепляя версию командира, резонно заметил его ординарец. Спустя примерно полтора часа, в полку узнали о поимке персидского шпиона, который в приватном разговоре, поведал русским о готовящейся в ближайшее время, атаке на Урдабад, крупных сил неприятеля, с целью уничтожения его владельца, Эксан-хана, нового и верного союзника России. Что касается тайнописи на послании, то о его содержании, капитан Ладога беседовал со шпионом с глазу на глаз, а солдаты в это время отошли на добрые 30-ть шагов в сторону. Пытки? Какие пытки? Ах пытки, ну как вы могли подумать? Что вы, что вы, что вы?!.. всё прошло чисто и гладко, без следов и пятен, в смысле жёстко, но вежливо, да… То, что было изложено в секретном письме, капитан сообщил полковнику без свидетелей, и сам о том забыл тотчас же. Как потом поговаривали, Раевский лично благодарил солдат того дозора за бдительность. Ладога тоже не остался без поощрений, и лишь за убившегося с утёса шпиона, полковник выразил небольшое сожаление.
- С провалившимися шпионами, такое не редко случается, не углядели! – виновато заметил капитан, и даже, говорят с сожалением всплеснул руками. Больше о том шпионе не говорили, так как лазутчиков этих ловили не редко, а говорить о каждом, не хватит никакого времени. Постояв под Аббас-Абадом ещё несколько дней, русская конница с артиллерией, потянулась до Кара-Бабы, персы не пришли…
Отойдя в горы, нижегородцы разбили лагерь за Кара-Бабой, в долине реки Айдары. Ожидания на лучший климат в этих местах не просто не оправдались, они оказались обмануты чуть ли не в худшую сторону. Вместо горной прохлады, русские нашли здесь удушливый зной, казавшийся среди камней ещё более сильным. Болезни вопреки надеждам. только усилились. В Нижегородском полку болело уже 168 человек, не самая впрочем, большая цифра. За болезнями пришла ещё одна неприятность: оставшиеся без седоков лошади, требовали присмотра, нестроевых уже не хватало, а потому привлекли много людей из действующих частей. Раевский доложил о сём Паскевичу, и тот принял решение собрать всех таковых лошадей в одну команду, и отправить в Карабах, в город Гирюсы, откуда их потом надлежало возвращать, по мере выздоровления всадников.
не наступало в крае и ожидаемого спокойствия, по той причине, что жители левого берега Аракса, то и дело подвергались нападениям курдов и карапапахов, предводительствовал которыми, последний правитель Нахичевани, Керим-хан, человек весьма именитый и влиятельный в тех краях. Какое-то время он находился в Аббас-Абаде, после сдачи которого, Керим-хан разом предложил свои услуги и русским, и персам, ожидая кто больше ему заплатит?
Однако ни Аббас-Мирза, ни Паскевич, услышавши какого гонорара просит себе бывший нахичеванский хан, не изъявили немедленного желания раскошелиться. Подождав немного и ничего не дождавшись, Керим-хан занялся набегами на мирные селения, и это ремесло стало приносить ему хороший доход. Очень скоро, деяния Керим-хана сделались основной причиной всех русских беспокойств и тревог. Паскевич, с одной стороны приводил в подданство жителей левого берега Аракса, а с другой, их становилось необходимо защищать от набегов разбойников…
В этот отрезок времени, драгуны занялись своим привычным делом, борьбой с шайками, или малой войной. Уланам пришлось несколько сложнее, но при помощи нескольких драгунских офицеров, сопровождавших уланские партии, весьма скоро освоились и они. В один из дней, полковник приказал эскадронам Баградзе и Ладоги перейти на левый берег Аракса, и разделившись, произвести поиск разбойных шаек, терроризирующих мирные селения.
- Шайки, по возможности истреблять полностью, но в случае надобности берите языков, - говорил Раевский, стоя над картой с офицерами, - Основная ваша задача, это Керим-хан. господа. Если дать ему усилиться, мы получим в своих тылах многочисленную армию! Впрочем, - лицо полковника приняло обычное выражение – учить вас нечего, подобные операции вам более чем знакомы, а посему, приступайте!
Эскадроны выступили на закате, имея каждый ограниченный запас продовольствия, (его предполагалось добывать своими силами по мере необходимости) но хороший запас пороха и пуль. По ночной прохладе предстояло пройти как можно большее расстояние, и выйти на след шаек, разорявших селения. Не лишним будет упомянуть что русские партии, были не единственные враги Керим-хана.
Владетель Урдабада, Насиб-Эксан-хан, о котором уже упоминалось выше, организовал своих людей, и начал против Керим-хана, боевые действия, вставши вскорости его заклятым врагом, которого Керим-хан жаждал уничтожить во что бы то ни стало. Русские хорошо знали Эксан-хана и его сарбазов, и в случае нужды могли опереться на его помощь и наоборот. Правда рассчитывать на помощь значительного числа русских войск Насиб- Эксан-хан не мог, Урдабад не входил в планы военных операций, по крайней мере пока. Однако, Эксан-хан решился держаться в городе до последней крайности, рассчитывая, впрочем, на русскую помощь, хотя бы в последний момент. Русское командование, разумеется, рассматривало способы спасти Урдабадского правителя, исходя из тех сведений, что удалось перехватить от пойманных шпионов. Всё это хорошо знали все офицеры русского корпуса, стоявшего в Кара-Бабе, а солдаты догадывались обо всём на уровне слухов.
Капитан Ладога, как и все старые нижегородцы, много раз бывал и по ту, и по эту сторону Аракса, а посему шёл дорогами знакомыми, хотя и немного изменившимися; каких-то селений и аулов уже не было вовсе, одни превратились в пепелища, другие просто стояли брошенными населением, последствие больших и малых войн, набегов, голода, мора и всяких эпидемий.
Эскадрон Ладоги очень скоро вошёл в густой лес, но все драгуны прекрасно ориентировались в лесу в любое время суток, хоть днём хоть ночью, и могли двигаться по другим, одним им, ведомым приметам. Передовой дозор состоял из пяти солдат с опытным унтером, столько же двигались в арьергарде. Неприятных неожиданностей можно было ждать в любой момент, а потому, всадники ехали с ружьями или мушкетонами у седла, а в моменты когда обстановка или местность казались и вовсе подозрительными, они брали их в руки, осторожность никогда не была излишней в тех краях…
Лес запел таинственный романс из голосов птиц и насекомых, куда иногда вплетались песни зверей, да густой шум горных рек, нежное плескание родника, или торопливый бег ручья, из какого-то дальнего армянского аула донёсся едва уловимый звон колокола с другой стороны, словно проснувшись от этого звона, с шумом обрушился небольшой обвал. Когда яркие звёзды зажгли на небосводе и задрожали крошечными зёрнышками в отражении капель росы, Ладога привёл эскадрон на небольшую стоянку меж деревьев, и разбросанных там да сям куч гладких валунов, за один из которых он и присел с несколькими своими офицерами, да денщиком. Последний, запалил небольшой огарок свечи, и по привычке, собирался подсветить командиру карту, которую тот, неторопливо разглядывал.
- Вот братцы, это наша карта, ещё стариком Шабельским мне подарена, и вот что у нас выходит…Мы, сидим сейчас тут – капитан ткнул в замысловатую карту кончиком карандаша, - вокруг нас, вёрст на пять, густой лес, а за его пределами, у подножий гор, и в долинах, разбросанны как попало армянские и татарские аулы. Керим-хан грабит всех, вам это известно, ибо с персами он тоже теперь как бы не в ладах… Но, - Ладога чуть приподнял карандаш, и тут же опять повёл им по карте – вот с этой стороны от реки, и чуть вглубь, вёрст на 15-20, селения уже разорены сильно, или хотя бы подвергались набегам курдов, карапрапахов, или даже местных разбойников. Большая часть шаек подчиняется Керим-хану, но это пока, до первых хороших звездюлей бывшему правителю Нахичевани, (сам капитан и его офицеры, скупо улыбнулись) Значит выходит следующее; Керим-хан, по разорённым селениям не пойдёт, а вот сюда – Ладога не нажимая на карандаш провёл невидимую линию, и поставил чуть в стороне, такую же точку, - бывший правитель наведается обязательно, тут десятки богатых селений, и наших войск нет. А вот в районе Урдабада, карапщиков гоняет наш союзник Эксан-хан, тоже у них своя война, кто-кого… Наша свами задача, за ночь дойти до зажиточного края, и затаиться там, ну, манёвр всем известный. Керим-хан сам подаст нам знак, где он находиться, как говориться, по дыму найдём – хмуро пошутил капитан, и продолжил – И потом друзья, сдаётся мне что скоро, он с персами замириться, если уже не замирился, ибо не просто так, они на Урдабад нападать собираются, Керим-хан тут явно не последняя скрипка в оркестре… Но без помощи персов, он Урдабад не завоюет, сколь бы разбойников, не собрал под себя, хоть три, хоть пять тысяч, грабители, этих стен не одолеют! Так вот, станем искать шайки в этом крае, - Ладога нарисовал на карте небольшой эллипс – Однако вот тут, верстах в 30-ти от Кара-Бабы, в сторону Джульфинской переправы, в горах стоит небольшая, но заковыристая персидская крепостица Аланча. Наши поначалу и внимание-то на неё не обратили, небольшой, отрезанный гарнизон, угрозы как бы не представлял. Однако, по скромному моему разумению, за стенами Аланчинского замка, Керим-хан нашёл себе прочный опорный пункт, от которого, внимание! - капитан повёл карандашом по карте – Всего один переход на наши Кечеры, где у нас что? – Ладога на пару секунд замолчал, поглядев на товарищей.
- Кавалерийские табуны на пастбищах, транспортные волы, да порционный скот, - вздохнув, проговорил прапорщик Жохвистов.
- Верно Никит, наш тыл, наша жизнь и возможность воевать, - Ладога опять обвёл взором, всех склонившихся над картой – И сохрани господи, если кто из персов догадается о такой возможности нанести нам непоправимый урон. А чтоб этого не случилось, надлежит хотя бы известить командование о нависшей угрозе, а нам с вами, разбить Керим-хана, и если случиться, то погнать его на Аланчу, ворваться на его плечах в замок, и устроить там персам содом с гоморой…
- Одним эскадроном можем не справиться – засомневался Воронец.
- На войне, Лёшка, всякое случается, - сказал ему капитан – Мы, понятное дело, если получиться, выступим с Эксан-ханом заодно, и будет такая возможность, ударим по замку сообща: я не гордый, и от помощи не побегу… Шапочно с Эксан-ханом мы знакомы, так что думаю сговоримся. Но если случиться что кроме нас некому станет за Керим-ханом гнаться, и в Аланчинскую крепостицу ворваться, значит придётся своими силами, господа-офицеры, выбора другого, у нас может уже и не быть. Вот, пока на данную минуту, у меня всё… какие будут вопросы?
- Полковнику, вестового надо бы отправить с твоими соображениями про Аланчу, и возможного броска на Кечеры! – встревоженно заметил Бобальевич.
- Отправлю Коста, нынче же и отправлю, отпишу что думаю, да и отправлю… Какие будут дополнения, прикидки, соображения?
Офицеры коротко переглянулись, но ни у кого ничего не нашлось, и Ладога, сложивши карту, принялся писать донесение Раевскому. Писал неторопливо и разборчиво, стараясь не сломать карандаша. Дописав, он аккуратнейшим образом всё запечатал, и передал Червонцу со словами.
- Давай, найди кого порасторопней, там, кого сам знаешь, и пусть летит обратно теперь же. Передаст пакет, и сам там остаётся, я приписку, соответствующую о том внизу поставил, лети!
Назар взял пакет, и быстро скрылся среди валунов и деревьев.
- А ты когда эту мысль про Аланчу и наши Кечеры обдумал? – спросил у Ладоги Жохвистов, когда они поднялись.
- Да вот как сюда ехали, так и постучалась мыслишка в мою гостиницу, - капитан слегка улыбнулся, - про Керим-хана думал, прикидывал как воевать с ним станем, куда он деться может, и про Аланчу вспомнил, а дальше уж само догадалось…- скупо улыбнулся капитан.
- И как это нашему командованию, такая простая мысль, ещё раньше в головы-то не пришла? – удивлённо прикинул прапорщик Балаховский, когда они, уже шли к лошадям.
- Все просчёты и ошибки даже людей великих, происходили как правило из неучтённых, или из незамеченных ими мелочей – остановился капитан, подле своего Вороного – Святослав Хоробрый, погиб из-за того, что имея возможность уничтожить Византию, пошёл на предложение их императора о мире, чем и подписал себе смертный приговор… Его ли это дело было сопровождать транспорт с ранеными, отделившись от основных сил? – Ладога ласково погладил коня по морде – Наше начальство, в здешних войнах действует по принципу «Как бы о нас чего такого не подумали», отсюда столько измен и мятежей в той же Грузии… А уж безнаказанность всякого рода ханов, стала просто обыденностью, как триппер в армии. Вот мы и перестали обращать внимания, на порой, даже самые явные, опасности, игнорируя предупреждения верных людей о подготовке очередного мятежа, здешним царьком или ханом!.. Чего уж тут, други мои, о мелочах толковать? Начальство не замечает, но мы-то с вами, обязаны это делать!.. Ладно, полно всяких замечаний да воспоминаний, по коням!
Эскадрон взлетел в сёдла, и группами по четыре-пять человек, покинул место стоянки. И лишь в обратную сторону спешил теперь одинокий всадник с секретным пакетом от капитана Ладоги, от проворности и сноровки которого, могла зависть может быть даже вся компания 1827-го года…


Х Х Х


Лес прошли тихо и незаметно, лишь в одном месте передовой дозор услышал отдалённый стук топора, и пойдя туда, и, хотя и с трудом, но всё же разглядел пожилого татарина и двух подростков, грузивших на запряжённую мулом повозку, корявые и не очень толстые дрова. Не обнаруживая себя, дозорные так же скрытно ушли.
- Прямо как наши мужики в барском лесу! – свистящим шёпотом заметил один из драгун, что другой, коротко бросив «точно», последовал за товарищем.
- Старик и подростки говорите? – переспросил Ладога, и тут же продолжил – Знать аул близко… а это точно татары были, не армяне? В темноте-то и спутать можно по одёжке-то? – капитан внимательно поглядел на дозорных.
- Никак нет ваш бродь, я прислухался, и несколько слов на татарском разобрал: дед, он мальцов этих, журил слегка, ну язык-то я отличаю, их, да от армянского! – поклялся рядовой, и даже перекрестился в доказательство.
- А может стоило бы поговорить, ну так, по-доброму, медяков им горсть насыпать, да порасспросить? – предложил ординарец, ожидаючи поглядев на капитана. на секунду прикрыв глаза, тот отрицательно помотал головой.
- Нет, брат-Есаулов, если б мы их днём встретили, это одно, там можно по семи копеек с носу, в папаху старику накидать, - в обычной для себя манере, принялся объяснять Ладога – Но тут, ночью, в лесу, когда относительно честные крестьяне тырят лес, появление из мрака пусть даже и не всей оравы, а нескольких нас, приведёт их в страх и трепет… Вьюноши могут юркнуть в лес, и поднять в селении такой переполох, что мама не горюй! А шум нам пока не нужен: будет надобность, мы сами всех переполошим… Бить их там тоже нельзя, во-первых мы не во вражеском тылу, а во-вторых, мешать добрым людям воровать себе на пропитание, это, друг-ординарец, есть дурные манеры, и недостаток воспитания, ясно?
- Более чем – согласно кивнул Есаулов, и эскадрон так же осторожно, продолжил путь. Когда драгуны уже вышли из лесу, их взорам открылась залитая луной местность. На право, простирались блестевшие от росы горные пастбища, на пересечённых речушками и ручьями буграх которых, виднелись редкие скалы, и отливавшие солью веков, пара-тройка чьих-то полузаброшенных, родовых башен из неотёсанного камня.
На лево, тянулась ухабистая дорога, уходящая немного вниз, где перечёркивалась мелким ручьём, едва прикрывавшим студёной водой, лысые кругляши камней. Далее, дорога забегала на небольшой холм, у подъёма которого, скособочившись на сторону, торчал крупный каменный столб, с едва уж различимыми чертами человеческой фигуры. С правой стороны, холм обрывался, уходя вниз шагов на восемь, держась впрочем за счёт корней корявых деревьев, поскрипывающих тут же, создавая своим видом, причудливый, призрачный пейзаж, опасный однако для излишне ретивых всадников, или нерадивых возниц, чьи лошади, сбившись с дороги на сторону, могли бы погубить и себя, и хозяев своих…
Но с левой стороны, над дорогой возвышались пологие, местами «украшенные» обломками скал или нагромождением камней, предгорья, плавно уходившие вверх, где при свете звёзд и луны, русские всадники хорошо разглядели руины какого-то замка, или древней крепости.
- Куда прикажете, Георгий Гвидоныч, через пастбища, или по дороге? – буднично спросил у него Червонец.
- Да вот, думаю пока, - наморщив лоб, ответил капитан, начавши рассуждать вслух – И там и там, мы можем повстречать «гостей», но, через пастбища мы быстрее наедем на какое-либо селение, или же дома пастухов, у коих можем кое-что разузнать о неприятеле. А по этой дороге, если верить карте, ещё вёрст 10-12, нету ни аулов, ни иных селений, а какие были, то либо разорены уже, либо оставлены жителями. Идти и там, и там, не ко времени рискованно, не хочется разделять эскадрон, ведь ежели что, одна часть, может просто не успеть прийти на помощь другой, сигать вниз с обрыва, кони пока не обучены… Ладно ребята, положимся на волю божию! – Ладога, сняв фуражку перекрестился, тоже самое проделали и все солдаты – Идём пастбищем, авось кривая вывезет!
Эскадрон длинной змейкой свернул на правую сторону, и осторожно спустившись вниз, выехал на луга. капитан дал полчаса чтоб лошади пощипали травки, а затем, приказал продолжить движение. Где-то через час, потянуло кизячным дымком, Ладога остановил эскадрон, и приказал дозору проверить что впереди, но себя ни в коем случае не обнаруживать.
Солдаты вернулись спустя час, и поведали что за тем холмом, на котором дремлет заброшенная четырёхугольная башня, расположилось селение в три домика, но с большим подворьем, и навесом для кузницы сбоку. Собаки во всех трёх дворах забрехали, овцы тревожно заблеяли в катухах, но вскоре угомонились, а из домов никто не вышел. Следов вокруг жилищ немного, в основном коровьи да овечьи, а конских мало, да, есть колеи от двух гружёных арб, разъехавшихся в разные стороны.
На харчевню не похоже, место на отшибе, но может статься что притон разбойников, или шпионов, а может и обычные горцы живут, кузня-то рабочая, там угли ещё хорошо тёплые остались, я пробовал, - окончил доклад унтер, и капитан призадумался. Ну, въезжать всем эскадроном на этот хутор, дело не нужное, а вот человек с десяток послать можно, три бойца на каждый дом, постучать да поспрошать кое-чего, авось удастся разговорить хозяев.
- Едем, попробуем кое-что узнать, - решил Ладога, и эскадрон двинулся дальше… Миновали холм с заброшенной башней (которую на всякий случай тоже осмотрели) и застыли; внизу стояло три дома, один из коих, крайний со стороны холма, имел два этажа, плоскую земляную крышу с широкой трубой посередине, и видом своим напоминал каменную террасу со столбами-подпорками на фасаде. С боку дома и за ним, шумел листвой хороший фруктовый сад. Оградой дому служила стена из неотёсанного камня, высотой по грудь рослому человеку, а ворот или калитки, стен не имела.
Два соседних дома, одноэтажные, стоявшие чуть поодаль, внешне походили на первый, но выстроены были один из самана, а другой из брёвен средней толщины, и никакой ограды не имели вовсе, но сады за ними росли такие же густые, как и за первым.
- Так, я, Червонец и Есаулов, попытаем счастья у крайнего дома, а Бебутов и Воронец, взявши по два солдата, идут к остальным – Ладога плавно указал рукой – остальным ждать на месте, всё…
Через минуту, девять всадников спустились с холма, и разделившись, на лёгких рысях поскакали к домам. Есаулов и Червонец сняли с плеч карабины, взвели курки, и положили их перед собой на сёдла. Ладога просто взвёл курки у пистолетов в седельных сумках, когда они въехали во двор, и остановились под окнами. В нижние, закрытые ставни стучать не имело смысла, здешние жители держали там как правило хозяйственный инвентарь, и иногда, небольшое количество мелкого скота или птицы. Сюда же, зимой брали новорожденных телят, ягнят или козлят, чтоб вернее их откормить и отпоить.
- Постучите -ка камушком в верхнее окошко – приказал капитан. Денщик и ординарец склонились к земле, и пошарив там, подняли по паре камней, размером со среднее яблоко. Привстав на стременах, они ловко бросили по одному камушку, гулко ударившись по крепким ставням, а затем и ещё. На четвёртом ударе, крепкий мужской голос, тревожно спросил из-за чуть приоткрывшихся ставень.
- Чего спать людям не даёте? – Кто такие и чего нужно?
- Ночь не очень темна хозяин, и форму русскую разве ты не видишь? Драгуны мы!.. – негромко, но достаточно ясно выкрикнул капитан Ладога.
- Здесь всякого народа много ходит, особенно по ночам всякие шатаются, и в форме, и без формы! – возразил хозяин, так же предпочитая не показываться.
- Нам поговорить с тобой нужно, выйди к нам, или нас в дом пусти, слово офицера, не обидим! – крикнул в ответ Ладога.
- Поговорить офицер, и отсюда можно, времена лихия нынче, всех подряд пускать, голову потерять! – резонно возразил голос сверху. Ладога улыбнулся себе в усы.
- Хорошо хозяин, будь по-твоему, давай отсюда поговорим, - согласился капитан – только ты палец с курка убери, а то пальнёшь невзначай, мало ли что тогда случиться может? – дополнительно попросил Георгий Гвидоныч, и секунд через пять, спросил, не появлялся ли поблизости Керим-хан или его люди?
- Не слышал о таком! – быстро донеслось сверху.
- Опасаешься хозяин? Это не худо, - снова улыбнулся капитан, решивши пойти иначе – Хорошо, спрошу по-другому, и твой ответ никак тебе не навредит, ибо в нём не будет ни имён, ни прозвищ… Разбойники в вашем крае давно объявились, не слыхал ли?
- Этого добра тут навалом, потому и живём с такой осторожностью офицер! – уже более миролюбиво, прогремел голос.
- Большие шайки, или мелкие?
- Нам и десять человек много…
- Где их логово, что люди говорят? – Ладога приложил ладонь ко рту с правой стороны.
- У волка в горах нор много…
- Вас, не грабят ли?
- Три дня назад, семь овец унесли, шакалы! – выкрикнул хозяин.
- Не назывались? Кто они? Персы, татары, или карапапхи с курдами? – пытаясь хоть как-то зацепиться за сведения, вопросил Ладога.
- Имена их, тебе ничего не скажут! они их меняют как лисицы шкуры! – резонно донеслось сверху.
- Одна шайка тебя грабит, или несколько?
- Кого всевышний за наши грехи пошлёт, те и грабят! – ответил хозяин, умело уходя от прямого ответа. Ладога с полминуты помолчал, а затем продолжил.
- Эй, хозяин, а скажи мнее вот что; купцы или торговцы скотом с верховьев Аракса, поблизости давно не появлялись?
- А на что они вам? – осторожно спросил голос, ставший заметно спокойнее.
- Кони нужны, и провиант, сбруя, ячмень, мы бы заплатили на чистоган и серебро! – пояснил капитан.
- В такое время, купцы появляются редко, тут, давно были, - нехотя ответил голос.
- А следы двух арб у твоего дома откуда? – понимая, что разговор пока заканчивать, спросил Ладога.
- Гости были да уехали…
-А в тех домах, что поодаль стоят, что, соседи живут? – капитан приподнял пальцем козырёк фуражки
- Младший брат, и племянник с семьями живут, но они тоже ничего не знают! – торопливо пояснил голос, и капитан, развернув своего коня, знаком показал подчинённым, что они уезжают.
- А чего это вы его про торговцев да купцов расспрашивали? – полюбопытствовал Червонец, когда они, остановились для ожидания остальных товарищей, уже тоже закончивших свои разговоры через дверь.
- Рассчитывал, что если он скажет, где недавно видели обозы маркитантов, то уж там-то, следы разбойников мы бы и сами нашли… но, сей суровый горец оказался хитрее меня. Послушаем что Бебутов с Воронцом привезут, – устало пояснил Ладога. К приятному удивлению капитана, племянник хозяина, с коим Воронец разговаривал даже через небольшое окошко-бойницу, оказался более разговорчивым Причина откровения племянника крылась в том, что буквально вчера, он выехал утром на заре из дома, с намерением продать пару молодых и крепких волов, и к полудню уже возвращался домой на своей лошади-четырёхлетке, позванивая хорошей выручкой в кошельке. Не доезжая до родного дома вёрст 15, он попался шайке Керим-хана человек в 50, возвращавшуюся с набега. Во главе шайки был сам атаман. Не смотря на мольбы и причитания хозяина волов, разбойники дочиста обобрали его, отняв и деньги, и молодую лошадь. Всучив ему от щедрот своих, старую клячу, сопровождая всё это издевательским смехом, разбойники свистом и стрельбой прогнали его, едва жива от страха! Кляча, подаренная разбойниками, всю дорогу кашляла, тряслась и дрожала, и на самом подходе к дому, околела высуня язык. Родным и близким он не сказал имён главаря шайки, задумав себе на сердце, глубокую месть. в минуты намаза, он страстно взывал к всевышнему о ниспослании ему возможности, воздать обидчикам за всё.
Племянник неразговорчивого горца, сообщил русскому офицеру, что верстах в 20-ти отсюда, в лесу на реке есть мельница, владелец которой, по слухам, давно уже водит шашни с разбойниками. По появлению в этих краях Керим-хана, мельник устроил у себя тайный притон (каких у него везде много) и сам атаман и его люди, иногда там бывают(о том, в полголоса шепчутся на базаре)В конце, племянник попросил офицера, никому не говорить о том, от кого, русские узнали про мельницу. Воронец, словом офицера поклялся что сохранит его тайну, и на том всё завершилось.
- Начальству сочиним что языка взяли, он и выдал – предложил Воронец, и командир согласно кивнул
- Ни единой живой душе не говорить, откуда у нас, сведения о мельнице, за разглашение, трибунал! – капитан оглядел своих, и те всем своим видом дали понять, что они всё поняли. Зная уже тяжёлый норов своего капитана, солдаты знали, что так, оно и будет!
- Для наших в эскадроне легенда такая; доедем до места, и Воронец с этими молодцами, - капитан указал глазами на драгун бывших с поручиком, - поедут на разведку, ну и как бы случайно набредут на мельницу, а потом, мы захотим её проверить, а дальше, уж как карта ляжет! И повторюсь для вас особо: про племянника того, самим себе в ночи не рассказывать, - Ладога скупо улыбнулся – Сей молодец, нам ещё и пригодиться может; агентуру надлежит беречь паче жены от соседа! Всё, возвращаемся к своим…
На обратном пути, Воронец успел шепнуть командиру, где нужно искать заветную мельницу.
- Ну а что, и на Руси всю жизнь мельников то за колунов, то за лихих людей держали, и немудрено, многие из них и впрямь с татями водились, - заметил на это Ладога, когда они уже поднимались на холм, где их ждали остальные. Не рассказывая никаких подробностей, капитан продолжал двигаться дальше. На неизменные вопросы, ходившие в разведку, только отмахивались.
- А хрень одна, никто не был, никого не знаем, разбойники грабят, про Керим-хана ничего не ведают… вздор всякий вобчем!
Вёрст через пять, показались жилища армянского аула, но постояв в темноте с полчаса, драгуны не услышали ни одного собачьего лая, ни петушиного крика, и вообще никаких признаков обитаемости селения.
- Видимо аул оставлен жителями, но проверить его необходимо, заходим со всей предосторожностью!..- решил Ладога, и эскадрон подобно теням, неслышно заскользил по улицам вымершего селения. Русские заглядывали в каждый дом, но находили внутри лишь остатки имущества: клоки тряпья, элементы одежды, черепки впопыхах побитой посуды, всякий сор, и запах мышиедины. И только на окраине аула, упиравшейся в небольшой лесок из диких яблонь или груш, драгуны обнаружили едва теплившуюся жизнь в глиняной лачуге, с поросшей травой, земляной крышей. Пара оборванных стариков, одинокие муж и жена, лишившиеся всех детей, внуков и нажитого имущества, не захотели никуда уходить вместе с остальными, не желая быть обузой. К ним в дом, пригнувшись чтобы не разбить головы о косяк, прошли сам капитан, его ординарец, да штабс-капитан Бебутов. Они угостили стариков довольно мягким хлебом из своих запасов, дали немного вина, на что старики, сквозь слёзы пошутили «Вот и причастились!»
Жители как оказалось, не зря оставили аул, вскоре сюда наведался сам Керим-хан, но жечь ничего не стал, зашёл со своими приближёнными в лачугу стариков, да стал спрашивать, куда ушло население?
- Горы велики, и мест в них много! – ответил хозяин лачуги, на что Керим-хан лишь довольно засмеялся, бросил старикам горсть медяков, да с тем и ушёл. Медяки эти старик собрал в горсть, и выбросил за дверь в заросли. Ничем более, несчастные не могли помочь ночным гостям.
- Храни вас бог, сынки! – прослезились на прощание последние жители аула, и драгуны, оставив им ещё немного лепёшек и мягкого сыра, покинули опустевшее селение… Уже на рассвете эскадрон свернул в сторону, и укрылся на небольшой отдых в густом лесу.
- После отдыха, Воронец возьмёт двух солдат и сходит в разведку, надобно внимательно обследовать прилегающую местность – распорядился Ладога, укладываясь отдыхать на разостланной бурке. Выставив надёжные караулы, русские улеглись спать. Три часа спустя, эскадрон уже был на ногах. Наскоро перекусив, драгуны пока остались на месте. Подозвав к себе Воронца и двух его солдат, Ладога ещё раз показал им карту, и указал примерное местонахождение заветной мельницы.
- Аккуратней там ребята, и помните: ваше дело срисовать есть ли кто на этой мельнице, какова вокруг местность и всё такое. Особенно глубоко, впрочем, не лезьте, прощупали, поглядели, и назад, остальное уже наше дело. Если на мельнице притон, разбойники скоро появятся.
- А долго ли ждать? – тихо спросил Воронец.
- Суток двое надо покараулить Лёшка, - ответил Ладога, а затем прибавил – один взвод тихонько проверит местность близ других селений, потолкует с жителями, ну всё как обычно… А мы, мы около мельницы затаимся. Если по прошествии двух суток на мельнице не появятся гости, возьмём за хехец уже самого мельника, да и потолкуем с ним по-своему…
- Понял, - кивнул Воронец, и пошёл к своим, им пора уже было выходить. Устроив вокруг лагеря секреты, капитан приказал остальным затаиться и сидеть тихо до возвращения разведчиков. Ладога, Червонец и Есаулов, коротали время игрой в «дурака», сидя за высокими кустами орешника, а прочие просто затаились в зарослях, и ждали. Прошло чуть менее двух часов, как Воронец со своими уже вернулись так же тихо, как и ушли. При свидетелях, поручик доложил, что там-то и там-то наткнулись на водяную мельницу, место подозрительное, заглядывать не стали, но на карте отметили.
-Мельница большая ли? Подворье на ней какое? – уже задумчивее спросил капитан. глядя на товарища.
- Приличное подворье, и сама мельница яруса в два, рига и овин большие, дом мельника… хутор в общем целый, и людишек разбойных можно укрыть порядочно! – доложил Воронец.
- Как же ты всё это из кустов разглядел? – спросил Ладога.
- Ну как разглядел, на дерево влез да и разглядел, - пояснил Воронец, - волы, работников с полдюжины, хозяин с важным видом на них покрикивает, женщины пару раз мигнули, птица по двору ходит, даже пасека небольшая есть, ульёв с десяток – подытожил поручик.
- Подходы к той мельнице, конечно отметили? – на всякий случай, уточнил Георгий Гвидоныч.
- Разумеется ! - сверкнул глазами поручик, и достал из внутреннего кармана, сложенный вчетверо, измятый листок, развернул его и показал наброшенный карандашом план мельницы, и дороги-тропинки ведущие к ней.
- Славно-славно, - оценил капитан, забирая листок себе, а затем повернув голову к остальным, негромко крикнул – По коням!
драгуны махнули в сёдла, и отряд, неторопливо выступил в поиск. Ладога с несколькими офицерами внимательно следил за мельницей из-за ветвей, с расстояния двух сот шагов. Сама домина с вращающимся колесом, оказалось из булыжника, имело двускатную крышу, поросшую мхом и травой, деревянный фронтон, тронутый временем, и только один этаж. Каменно-бревенчатая, в два раза выше пристройка высилась сразу за ней, примыкая вплотную. Слева от мерно вращающегося колеса, росли густые кусты каких-то ягод, а большие и малые валуны с двух сторон скрепляли берега небольшой, шагов в десять потоки, выходившей из бурной реки. На берегу спокойно паслись две коровы, и комолая коза, с большущим, подвязанным платком выменем. Справа от мельничного колеса, торчала из зарослей двускатная камышовая крыша некой постройки, от которой бежал в сторону изгиб серой, избитой и пыльной дороги…
- Это вход на мельницу, так сказать парадный, - тихо пробормотал Ладога, и вспомнив план набросанный Ворнцом, добавил - а всего их три. Осмотрим оставшиеся два…
Два прочих входа оказались не лучше и не хуже; один, вёл просто в лес (там засел в засаде полувзвод с прапорщиком Балаховским) а третий, просто вёл в небольшое каменистое ущелье (через него видимо приезжали молоть хлеб горцы из высокогорных аулов) его, остался стеречь из леса полувзвод прапорщика Жохвистова. Полный взвод поручика Бобальевича должен был выступить в поиск по берегу Аракса в поиске шаек или персидских отрядов. опытный, не один десяток раз испытанный в горячих делах поручик Бобальевич, не нуждался в дополнительных наставлениях, но тем не менее, Ладога бросил другу на прощание.
- Гонятся-гоняйся, но действуй по обстановке!
- Как прикажете! – ухмыльнулся Коста прикладывая пальцы к козырьку.
- Проваливай! – махнул ему Ладога, и взвод Бобальевича медленно растворился среди густого леса. Сам капитан Ладога с третьим взводом, затаился как он выражался, у парадного выезда на мельницу.
- Доводилось сидеть по двое суток в засадах? - в полголоса спросил Ладога у ординарца, который лежал за камнями и ветками кустарника, слева от него.
- Приходилось и по трое, - свистящим шёпотом ответил Есаулов.
- Превосходно, а то уж я беспокоиться начал, что ты заскучаешь тут с нами! – шутливо заметил командир. Минут через 20-ть, на дороге показалась небольшая арба с мешками, запряженная крепким ослом, персидской породы. Правил транспортным средством, сухопарый крестьянин в старом, латаном-перелатанном бешмете, верхней одежде наподобие кафтана, со стоячим воротником, который обычно надевали под черкеску, традиционную для большинства кавказцев одежду.
На голове у мужика торчала высокая, отстроверхая папаха, попорченная то ли временем, то ли молью. Повозка привычно дотащилась до въезда на мельничное подворье, пропала в нём.
- Здешние крестьяне наверняка знают, что на мельнице не чисто, но тем не менее, зерно на помол возят, а это значит, что у мельника с разбойниками договор, чтоб те не трогали крестьян, иначе он потеряет доход – пояснил Ладога Есаулову, на что ординарец, выслушав командира, сказал.
- В Бессарабии, точно так же делают, если, где вертеп или притон на мельнице, то хозяину дают зарабатывать, и людишек из его округи, не шибко обижают…
- Ну да, разбойники и перевестись могут, а мужики с зерном никогда… - согласно кивнул капитан. До вечера, мельницу посетило ещё четыре повозки с мешками, а оттуда, а оттуда, выехал в неизвестном направлении всадник в перепачканной мукою одежде.
- Связной или просто работник на посылках? – сам у себя спросил Ладога, борясь с желанием перехватить гонца. С одной стороны, это следовало сделать, с другой, это могло спугнуть дичь, и уже ты сам мог стать дичью!.. «Пусть его скачет!» подумал Ладога, решивши подождать уже настоящих карапщиков, а та уж как выйдет. Сгущались сумерки, но больше никаких гостей на мельницу со стороны капитанского входа не было, а по отсутствии сигнала от двух других команд, у них тоже всё спокойно.
Когда на небосводе замигали звёзды, а затем поднялась луна, на дороге появилась группа всадников соответствующего облика, обвешанных оружием с ног до головы, сопровождавших повозку, запряжённую парой коней. Когда они приблизились, Ладога сумел разглядеть что их, порядка дюжины, а на повозке лежит человек заботливо укрытый одеялом, но большая борода торчала в верх отчётливо.
- Так, а вот, похоже и наши приятели, - едва слышно проговорил Ладога.
- Раненого, или больного привезли – в тон ему, добавил Есаулов.
- Да уж не роженицу, понятное дело, сюда ночью привозить – заметил Червонец, а капитан прибавил что наверняка, привезли особо важную персону, обычных раненых, даже персы по деревням оставляют, из-за полного на тот момент, отсутствия у них военно-полевой хирургии.
- А разбойники, своих просто бросают или добивают, если очень тяжёлые и нетранспортабельные… - закончил капитан.
- Наверное это родственник атамана, или его побратим, а может проще всё: главарь какой-нибудь более мелкой шайки и его присные привезли его сюда отлежаться и подлечиться – снова отозвался Есаулов, и капитан согласно кивнул ему.
- Интересно, это из шайки Кирим-хана люди, или из другой? – едва слышно вопросил Червонец, продолжая пристально вглядываться в очертание пейзажа, и прислушиваясь: но мельница ничем кроме густого шума воды не отвечала.
- Тут все шайки признали власть Керим-хана, и не важно какая именно из них, здесь харчуется, - ответил ему Ладога.
- А может это от Эксан-хана гости? – неуверенно предположил Есаулов, на что Ладога, возразив ему, пояснил, что у Урдабадского правителя сарбазы, и их внешний вид, отличается от того который имели ночные гости. Протекло ещё около часа, и всадники гуртом выехали обратно, бурно что-то обсуждая, сопровождая речь, бурной жестикуляцией, повозки при ни х уже не было. С минуту они постояли на месте, а затем продолжая о чём-то гомонить, направили лошадей на обратный путь.
- Поднимаемся, и через четверть часа, двигаемся за ними, уйти не должен ни один! – коротко приказал Ладога, отталкиваясь от земли, и поднимаясь одновременно с остальными. Взвод снялся с места почти весь, капитан оставил в дозоре пятерых, а с остальными, подождав положенное время и миновав мельничное подворье, во весь дух понёсся в погоню. Надо было взять если не всех, то хотя бы нескольких, из ночных визитёров на водяную мельницу.
Дорога оказалась хотя и широкая, по ней свободно могли разъехаться две повозки, но края её упирались в небольшой природный вал из земли и камней, да поросший грубой травой и кустарником, что не позволило погоне, широким охватом, сразу отрезать своих жертв, и окружить их. Однако по этой же причине, спасавшиеся не имели возможности ни свернуть, ни соскочить с дороги, разве что в лево, в горы, через тропы. Капитан Ладога сообразил это так только они, проскакав около трёх вёрст, увидели едущих неспешным шагом разбойников; ночные приятели мельника двигались кучно, загородив большую часть проезда.
Капитан первым сорвавши со спины карабин, пришпорил коня, за ним, проделавши тоже самое, ринулись и его люди. Ночные пастухи, как их ещё называли на Кавказе, услыхав за спиной топот, понемногу обернулись, и в один страшный миг, узнали в настигающих их всадников, русских! Резкими криками поднявши тревогу, разбойники торопливо принялись срывать с плеч ружья, но сделать этого успели не все: преследователи, на скаку открыли массовый беглый огонь, и четверо разбойников покатились под копыта лошадей, а один завалился на лошадиную спину… Оставшиеся семь или восемь, стремительно пустились наутёк, пальнув на ходу не целясь, стараясь вырваться в верх по дороге, обгоняя друг друга да нащупывая на бегу свои пистолеты. Вырвавшегося по началу вперёд Ладогу, скоро обошёл Есаулов, а потом ещё трое драгун, прочие же неслись вровень или же чуть с сзади. Наученные тяжёлым опытом горой войны, они не палили вслед уходившим разбойникам без толку; стреляли как раз те, кто вырывался вперёд, и получал шанс не промахнуться, но вместе с тем и шанс, словить неприятельскую пулю. Разбойники начали отстреливаться из пистолетов, (ружья они уже разрядили, а пистолеты, они и на ходу умели заряжать, как курды) и их пули уже тоже повизгивали, в грохочущей выстрелами ночи.
Ещё пара разбойников покатилась из сёдел в дорожную пыль, путаясь в оружейных ремнях и гремя саблями… Стало отчётливо видно, что их теперь было только пятеро. Летевший последним резко обернулся, и пальнул из длинного, блеснувшего серебром пистолета, а один драгун, на всём ходу взмахнувши руками и выронив ружьё, отлетевшее за самую обочину, рухнул головой вниз, на каменистую дорогу, умерев дважды; из раскроенного черепа разом вышла вся кровь… В тоже мгновение, шею разбойника со свистом, удушливо захлестнул тонкий, но прочный волосяной аркан; это подскочивший Есаулов не упустил такую возможность.
- Береги его, Костя! – проревел капитан проносясь мимо, и не видя уже как ординарец привычно подсёк добычу, и схватившийся двумя руками за шею, с багровым от напряжения жил лицом бородатый разбойник, с рычащим хрипом стал падать спиной вниз, но перевернувшись от взбрыкнувшего коня, тяжело грохнулся лицом вниз. Есаулов в ту же секунду сиганул из седла кузнечиком, и приземлившись прямо супостату на спину, в пять секунд связал ему руки за спиной тем же арканом, благо он не очень и вырывался, полузадушенный и оглоушенный. Освободив ему шею, ординарец, схвативши разбойника за шиворот, принялся поднимать его на ноги, при помощи тычков и грязной брани.
Оставшиеся продолжали отстреливаться, и кони их набирали силу, а половина драгун стала безнадёжно отставать, но другие, пока не теряли врага из виду. В какой-то момент, русские на ходу выстроились в линию, и произвели как должно в таких случаях, нестройный, беглый огонь из седельных пистолетов; двое разбойников полетело через головы своих захлёбывающихся от боли коней, и драгуны на всём скаку обогнув их, продолжили преследование. вдруг, слева мелькнула дорога в горы, и разбойники поворотили коней туда, в последней надежде. Скакавший последним пальнул не целясь, и летевший за ним драгун, с пробитой грудью, ткнулся лицом в гриву коня, но в седле удержался; двое его товарищей остановили животное, и бережно сняли мёртвого всадника.
Трое разбойников, что-то крича друг-другу, в отчаянии ринулись по спасительной дороге, но, не отставали и драгуны. Ладога, выхватив пистолет уже из-за пояса, выстрелил в крайнего всадника в красной черкеске с серебряными газырями, попал в лошадь, с жалобным ржанием вставшую на дыбы, но хозяин, в седле удержался. Стремительно подскочивши к нему с обнажённой шашкой, капитан, с оттягом приложил ей плашмя его по лицу, отчего, поперхнувшийся кровью разбойник, с диким рёвом повалился из седла, схватившись всей пятернёй, за напрочь разбитое лицо. Ладога и денщик остановились подле корчащегося.
- Червонец, ну-ка подними его! – приказал капитан. Назар, вытащив шашку, спрыгнул с седла, легко, но доходчиво потыкал в бок пленному, и грубо приказал встать. Уже без шапки, держась рукой за вздувшуюся пирогом половину лица, разбойник на дрожащих ногах поднялся. К капитану стали подъезжать остальные.
- Что там у Есаулова? – коротко спросил Ладога.
- Стреножил своего, поперёк седла на чужую лошадь положил, едет сюда, только чуток сзади! – сплюнув на камни, пояснил один из драгун. Червонец меж тем совершенно обыскал пленника как полагалось.
- Ну-с, подождём остальных и приступим к допросу с пристрастием, знакомо тебе такое, познание истины? – спросил вдруг капитан у пленного, и тот, продолжая дрожать как от озноба, несколько раз быстро кивнул. Где-то через полчаса вернулись остальные, но судя по их досадливому виду, пленных более не взяли…
-Упустили? – без гнева спросил капитан. воронец, бывший среди солдат. устало поморщился.
- Одного стрельнули, а другой сиганул в какую-то щель вместе с конём, и всё, как черти его проглотили в этом мраке! Не нашли, хоть тресни! – развёл руками поручик.
- Да и чёрт с ним, это предполагалось, у нас двое пленных есть, они, нам всё скажут! – ответил капитан. Вот собрался весь взвод, привезли обоих павших товарищей, рядового и унтера. Есаулов представил и свою добычу; среднего роста разбойника с бритой головой, в чёрной, изодранной черкеске.
- Допросить по порознь! – приказал капитан.
- Как прикажете! – ординарец в компании Кривопляса и ещё троих старых служак сошли с дороги вместе с пленным, Ладога с подчинёнными отволокли своего шагов за сто в сторону, и вскоре на дороге не стало видно ни одного человека. Ладога не стал развозить кашу по тарелке, а сразу выложил страдающему пленнику, что рассвета. тот уже не увидит.
- Ты волк, я охотник, а охотник, никогда не выпустит волка, попавшего в капкан… Ты волне выбирать: лёгкая смерть, или жуткая-лютая, ну ты хорошо знаешь как это бывает.. – капитан вытянул из карабина шомпол, и приказал солдатам развести огонь. Затем, по приказу командира, ефрейтор Червонец принёс небольшую медную поварёшку и оплетённую лозой бутыль растительного масла.
- Если ты не хочешь, чтобы я поджарил тебя как лепёшку в кипящем масле, то расскажешь мне всё, о чём я тебя стану спрашивать, ты понял меня? – Ладога пристально поглядел на пленника. Даже теперь, во мраке ночи, стало видно какая крупная испарина выступила на лице его, а само лицо, (там его часть что не заплыла синюшно-розовым пирогом) приняла бледный, бескровный цвет. То ли от шока, то ли ещё от чего-то, но разбойник ни звука не издал на вопрос русского капитана, а лишь учащённо задышал, расширив зрачки.
- Решил, подохнуть героем? Ну, как пожелаешь – недобро ухмыльнулся капитан, и здесь, донёсся сдавленный крик со стороны, это команда Кривопляса начала допрос первого разбойника. Костёр затрещал сухими сучьями, солдаты соорудили небольшой каменный очаг, на который поставили медную посуду, налив в неё немного масла.
- Разувай его! – приказал капитан, и солдаты быстро стянули с пленника сапоги, связали голени и руки за спиной, и всё это время, разбойник силился что-то сказать.
- Сейчас, уважаемый, я поджарю тебе ступни, а потом, постепенно, стану поливать кипящим маслом до пояса, до твоего так сказать, мужеского достоинства, - обрисовывая ему перспективы, говорил Ладога, поглядывая на нагревающееся масло. Пленник, дыша уже как загнанная лошадь, под вопли товарища, нашёл в себе силы заговорить.
- Господин… пощади!.. не надо пытки… что хочешь делать буду, рабом твоим буду, землю кушать буду… не убивай… не надо пытки… я буду говорить… буду… я буду говорить!.. я много знаю… Господин офицер, я тебе пригожусь… умоляю… пощади!.. – задёргался всем телом пленник, с животным ужасом взирая на закипающее масло.
- Кого вы привезли на мельницу, и оставили там? – задал Ладога первый вопрос, и разбойник торопливо заговорил.
- Это, Красный Юсуф, эго так зовут за цвет бороды, и за страсть ко всему красному… кровь тоже любит…
- Он, Керим-хану, кто?
- Один из доверенных лиц… он с ним вместе в Нахичевани был… - переводя дыхание, ответил пленник.
- Что с этим Юсуфом стряслось?
- Его шайку, разбили люди Эксан-хана, а сам он получил сильное ранение… Керим-хан приказал нам везти его на мельницу к Ходже, он там, отлежаться должен… - источая лившийся по лицу ручьями пот, пояснил пленник.
- Ты, из шайки Керим-хана? – резко спросил Ладога, взяв в руки поварёшку, обмотав её рукоять тряпицей, и пока просто поставил подле трясущихся ступней пленника.
- Нет-нет господин офицер… я, наши люди из другой шайки, наш атаман Касым-бек, он с Керим-ханом сразу в союз вступил, как русские Нахичевань забрали…
- А ты, кто в шайке?
- Я… один из начальников, полсотни сабель у меня… у меня под рукой… Касым-бек всякое поручает… - стараясь говорить как можно искренне, ответил пленник.
- Пача-баши значит?
- Пача-баши! – повторив за ним, кивнул пленник.
- Керим-хан, часто на мельнице бывает?
- Совсем нет, два раза только был, на отдых приезжал, и за мукой для своих!..
- Другие разбойники чаще бывают?
- Другие чаще… Я тоже раз семь бывал. добычу сбывал, Ходжа всегда купит… он всё берёт… жадный до добра очень! – пояснил пленник.
- Так, а твоё имя как?
- Али-ага господин…
- Давно разбойничаешь?
- С детства господин, голодал, один рос… от нужды на большую дорогу пошёл – залепетал было Али-ага, но капитан резко оборвал его.
- Хватит! Я за 14 лет от вас и не таких мелодрам наслушался, наизусть всё выучил… У Керим-хана, в Аланчинском замке есть убежище?
- Да, господин офицер, с недавних пор, он там часто бывает! – торопливо заговорил Али-ага.
- Всё что ты мне рассказал, пача-баши, нам без пользы – хмуро глядя на него, вдруг проговорил Ладога, и с усмешкой добавил – А говорил, что знаешь много, врал значит?
- Нет, господин офицер, не врал… я… я знаю где сегодня до света, можно будет найти Керим-хана! – сглотнув ком в горле. прохрипел Али-ага, оживлённо шевеля бровями.
- Можешь значит? – недоверчиво улыбнувшись, переспросил Ладога.
- Клянусь аллахом, господин офицер, я, говорю правду! – истово выдохнул пленник.
- Очень хитрым хочешь сказаться, а, пача-баши? с тем же недоверием вопросил капитан, и продолжил – Думаешь в засаду нас завести, или сбежать по дороге? Время ты выиграть хочешь, только не верю я тебе, Али-ага… Много я таких шустрых молодцов повидал, что пытались мне, колокол лить, да только я таковых кого на кол сажал, а кого в кипятке сварил, - стращал Ладога, наблюдая за мелкой дрожью пленного – а вот как с тобой поступить, я, покамест не решил…
- Я не лгу! Клянусь адскими муками! Я знаю где сегодня будет, Керим-хан! – истово повторил клятву пача-баши загоревшись глазами, и задёргавшись. он почувствовал для себя возможность спасти жизнь, и теперь уцепился за неё всеми силами.
- А откуда ты, можешь знать, где будет сам Керим-хан? – чуть прищурившись, поинтересовался капитан, всем своим видом показывая недоверие к словам пленника. Тот разинул рот чтобы что-то сказать, но сухо закашлялся, втянул ноздрями воздух, и снова закашлялся. Ефрейтор, не дожидаясь приказаний, отцепил от пояса флягу, и поднеся ко рту пленного, приказал.
- Разинай пасть-то, супостат! Легче станет!
Али-ага, покорно исполнил приказание, и ефрейтор, не торопливо, не касаясь горлышком бутылки рта пленника, влил туда немного воды. Попив, Али-ага разу приободрился и заговорил.
- Я, знаю-знаю… Касым-бек, как один из приближённых у Керим-хана, часто устраивает ему то скачки, то хорошую охоту, а то и пиры с гуриями и музыкантами… И вот сегодня, Касым-бек, должен сопровождать Керим-хана, в дом одного знатного бека, живущего в уютной долине, за Аланчёй, верстах в трёх!
- А что ж тебя, твой атаман не взял в свиту? – начавши чувствовать запах жареного, поинтересовался Ладога, быстренько выстраивая в своей голове, возможный план действий.
- А ваша правда господин, должен был, и я там с ним быть, но ранение Красного Юсуфа, не позволили мне этого… Касым-бек приказал мне сопроводить раненого, ибо это очень ответственная миссия, кому попало не доверишь…
- И что, атаман твой уже выехал с Керим-ханом?
- Они, уже верно там, в долине Амир-бека…
- Ты сам-то бывал у того Амир-бека?
- Два раза, когда сопровождал с Касым-беком, Керим-хана…
- Карту читать умеешь?
- Большинство разбойников, умеет составлять и читать карты, иначе как бы искать и хранить сокровища…- стал растолковывать пленник, но капитан, жестом оборвал его, достал из сумки свою карту, и протянул пленнику, попросив пи этом развязать ему руки. Али-ага, дрожащим пальцем указал место на карте.
- Здесь…
Ладога молча сложил карту, и убрал её в сумку.
- Подождём что расскажет твой товарищ, а там решу, что с тобой сделать…
Вопли второго разбойника, к тому моменту уже затихли, и Ладога послал одного солдата, узнать, как там дела? Но солдат вернулся с пол дороги, в сопровождении прапорщика Есаулова.
- Ну, чем порадуете? Есть, что-то? -спросил капитан, усиленно стараясь прочесть на бесстрастном лице ординарца хоть какие-то эмоции, но не прочитал, бессарабец оставался сам в себе. Есаулов доложил, что разбойник, продержавшись минут пять, рассказал кого и зачем они везли на мельницу Ходже, (показания обоих пленных совпали полностью) где и сколько селений они пожгли и порушили, и какие собирались разорить (Есаулов перечислил их, командиру на память)Указал логово Касым-бека в горах, но не очень чтоб очень далеко от Аракса, оттуда они и налетают на аулы и селения, хотя последние два раза, им не повезло: сарбазы Эксан-хана перехватили их, и хорошенько поколотили, от того-то, Керим-хан теперь сговаривается с персами, уничтожить Урдабадского Владетеля. Не последнюю роль в этих сношениях, играют англичане, так во всяком случае, утверждала здешняя молва. В окружении Керим-хана разбойник не вхож, но быал в числе прочих головорезов в тех домах или селениях, где гостил либо укрывался Керим-хан (в частности, в Аланчинской крепости) Где может находиться Керим-хан теперь, он не знает…
- Всё? – тихо спросил Ладога.
- Всё, Георгий Гвидоныч, - кивнул ординарец. Капитан далее не раздумывал, всё было понятно.
- Так, того расстрелять, а при помощи этого, попробуем покончить с Керим-ханом, исполнять! – распорядился Ладога, и Есаулов, козырнув ушёл. А Ладога повернулся к ожидавшему своей участи Али-аге.
- Ну, пача-баши, едешь нынче с нами в гости к Амир-беку, и если Керим-хан там и мы его возьмём, либо прикончим, то слово офицера, я тебя отпущу, но: если что-то пойдёт не так, или мы попадём в засаду, то слова офицера, я из тебя, из живого, ремней нарежу!
- Нет, господин офицер – оживился Али-ага – я проведу вас к дому Амир-бека, и Керим-хан будет там ночевать, на всё остальное, - воля всевышнего!
- Сколько людей у Амир-бека?
- Около сорока сабель…
- Сколько возьмёт с собой Керим-хан?
- Он может выехать и с семьюдесятью, и с восьмьюдесятью, и с сотней джигитов, когда как! – уверено пояснил пача-баши.
- А другие главари, атаманы, или беки, могут одновременно, к Керим-хану приехать? – внимательно глядя на пленника, спросил капитан. Али-ага неуверенно пожал плечами.
- На моей памяти, такое было только раза два, но те гости, приезжали с небольшими свитами, и только лишь на обед либо ужин, ночевать никто не оставался… Я не могу отвечать за всех, господин офицер!
В стороне бухнул одинокий выстрел, это решили дело второго разбойника.
- Похороним наших, и сразу возвращаемся за мельницу, к остальным, медлить нельзя! – Ладога быстро поднялся, и указав на пленного, добавил – Этому связать руки спереди, посадить на одну из лошадей, и присматривать… ну, вас учить нечего, по коням!
На мельнице всё обстояло благополучно, Балаховский и Жохвистов доложили, что ни туда, ни оттуда, никто не выезжал, не въезжал. Результатом погони, несмотря на урон, все обрадовались: шанс покончить с неистовым Керим-ханом, упускать было нельзя, да и в логово Касым-бека в горах наведаться было просто необходимо.
- Хорошо бы Бобальевича со взводом встретить, полным эскадроном ударить, оно вернее! – заметил Кривопляс, когда они на рысях, скакали по дороге.
- Бобальевич идёт строго по побережью, и никуда не сворачивает. Он не пойдёт далее тех селений, что я указал ему на карте, а от самой крайней точки до Аланчи, по прямой только 16 вёрст. Теперь первый час ночи, и самое худое, Бобальевича мы отыщем часа через два! – на ходу проговорил Ладога, и Кривопляс молча кивнул. Никто не повстречался отряду из почти 70-ти всадников на пустынной дороге, близ которой не было аулов и селений.
В такую пору, да ещё во время войны, люди предпочитали передвигаться менее опасными дорогами, либо горными тропами. Когда отряд съехал с проезжей дороги в сторону, стали попадаться остатки сожжённых жилищ, брошенные дома, оглоданные остовы коров и лошадей, обломки разбитого транспорта, драгуны направляли бег своих коней, к ещё не разорённым набегами Керим-бека селениям. Предположение Ладоги о встрече со взводом Бобальевича, осуществилось почти в точности: спустя чуть более чем полтора часа, разъезд, высланный капитаном вперёд, чуть ли не нос к носу, наскочил на охранение, выставленное поручиком; Бобальевич остановился здесь на отдых.
Оказалось, что с час назад, верстах в двух отсюда, взвод настиг и уничтожил небольшую шайку куртинских разбойников, человек в 20-ть, они как раз возвращались с набега. Скот драгуны просто бросили, а перехваченное добро припрятали в скалах. Потерь во взводе не было, за исключением троих легкораненых. Ладога посветил Бобальевича во все подробности их ночной погони, и предъявил пленника.
- Твои отдохнули? – спросил Ладога.
- Вполне, да особо-то не перетрудились! – ответил Бобальевич, мотнув головой в сторону своих солдат.
- Ну, в таком разе, выступаем немедля! – решил Ладога.


Х Х Х


Временами становилось так темно, что в нескольких шагах пропадала всякая видимость, но Али-ага уверенно вёл русский отряд к заветной цели, дому Амир-бека.
- А что, Амир-бек, он дозоры за сены дома не высылает? – спросил капитан.
- Нет господин офицер…
- Капитан я…
- Нет, господин капитан, стража там вся внутри; половина воинов спит, половина дежурит на стенах и в доме! – торопливо пояснил Али-ага.
- Высота стен какая? – Ладога отчего-то смерил пача-баши взором.
- В два роста человека, но без зубцов, но с бойницами. – морща лоб припоминал пленник – есть четыре замбурека, два в доме и два снаружи, имеется ещё старинная медная пушка столетней давности, но к ней нет зарядов; Амир-бек её больше для устрашения на стене держит…
- Ворот сколько?
- Двое, одни большие, и маленькие, но последние давно закрыты, ими уже не пользуются, - продолжал отвечать Али-ага.
- Сад, или лес какой-нибудь за пределами усадьбы есть? – Ладога внимательно посмотрел пленному в лицо, от чего тот, слегка поёжился.
- Есть высокий и старый виноградник на южном склоне горы, на которой и стоит дом Амир-бека,- заторопившись от чего-то, стал пояснять «проводник» - говорят что дед и отец его, привозили лозу из самой Кахетии…
- Про вино мы после потолкуем, что там с лесом и садом? – улыбнулся Ладога, левым уголком рта.
- Лес, в двух ста шагах от дома, на восточной стороне, а сад есть как за стеной, так и вне её, но все деревья, росшие близ стен, давно срубили…
- Дорога к дому только одна?
- Я, знаю только одну, господин капитан…
Ладога согласно кивнул, и пока, других вопросов не задавал… Пройдя ещё немного, в отблесках просыпающейся утренней зари, Али-ага, указал связанными руками на выделяющийся утёс с кряжистым, засохшим деревом на нём.
- Вот, от этой приметы на лево, будет начинаться долина где стоит дом Амир-бека, я нарочно повёл вас короткой дорогой, чтоб вы миновали Аланчу… - подобострастно проговорил пленник, но капитана этим не растрогал.
- Откуда-нибудь, можно обозреть дом Амир-бека? Высокое дерево, скала, утёс? – перечислил Ладога.
- Я, ни разу этого не делал господин капитан, но думаю, что это не сложно будет сделать, там же кругом горы, и недалеко есть скалы со множеством птиц! – прибавил зачем-то. Али-ага. В долину вошли со всей предосторожностью; солнце уже до половины высунулось из-за снеговых вершин, но кругом всё ещё спало, и не подавало признаков жизни. Али-ага объяснил, что временно, можно укрыться вон в том, небольшом лесочке за ручьём, откуда хорошо просматривается дорога, по которой въезжают и выезжают из долины.
- Сворачиваем в лесок! – коротко приказал Ладога.
- Здесь наверняка и другие тропы-проходы имеются, дорога не может быть только одной – глядя в даль из-за ветвей, заметил Бобальевич, на что пленник согласно кивнул: имеются конечно, но он о них не знает, он знает только где дом Амир-бека…
- Воронец, возьми-ка четверых, да попробуй через этот лесок, дорогу к дому бека найти, далеко ли он кстати? – Ладога перевёл взор от поручика, на пача-баши.
- Меньше версты осталось, если по дороге, там большая земляная гора, а н ней – каменный дом! – стараясь быть как можно более понятным, ответил Али-ага.
- Вас понял, сей момент всё разнюхаем! – тряхнув вихрами бросил поручик, и развернув коня, отъехал к солдатам. Откуда-то издали, горным эхом донёсся протяжный голос муэдзина с минарета мечети, созывая правоверных на молитву, значит и в доме бека все проснулись, наверное… Хотя зачастую, благородные беки предпочитали хорошенько отоспаться, и не весьма ретиво соблюдали духовные правила…
«Как быть? Выехать взводом из леса, и проехать немного дальше, или остаться тут и ждать?» напряжённо размышлял Ладога. «Разведка может задержаться, потерять время, а там, шайтан его знает во что это моет вылиться… Прямо теперь же, пока люди ещё толком не проснулись, выйти и идти покуда этот дом на горе не покажется, или с какой иной горы его разглядеть не получиться!»
- Балаховский, ты со взводом тут, ждём наших, а дальше по обстановке, остальные за мной, едем по дороге к дому бека! – решил капитан, и первым тронул коня вперёд; есаулов, Червонец, и грустный Али-ага с ними, и прочие как ниточка за иголочкой, следом.
- Рысью! – коротко приказал Ладога, и отряд перешёл на лёгкий бег. Очень скоро вдали показались природные ворота из высоких деревьев с густым кустарником у подножий, а дальше, шагов за 400-та, высокий холм, а на нём большой каменный дом со стенами, напоминавшим скорее небольшой средневековый замок. Ладога приказал занять оба кустарника, а самым проворным влезть на дерева, и оттуда, понаблюдать за хоромами Амир-бека. Из того взвода на дерево полез кто-то, кого капитан не смог и близко узнать в густой листве, а из его команды, на верх попросился Есаулов, и в две минуты, с проворством шкодливого кота, уличённого строгой хозяйкой за кражей колбасы со стола, был уже на вершине дерева. уронив вниз только несколько листочков. Дабы прапорщику не пришлось сильно кричать, Ладога направил денщика залезть чуть ниже, а затем всё затихло в томительном ожидании. Ладога не любил поминутно спрашивать-переспрашивать подчинённых в такие моменты, его бойцы и сами хорошо знали своё дело, а посему, понуканий не требовалось.
- Зашевелились чего-то, печи разжигают, баранов резать собираются, видать гостей провожать удумали! – негромко передал Червонец, вышепринятое донесение.
- Гляди когда уезжать станут и сколько их, да нет ли гонцов из дома иль в дом, остальное всё вздор! – запрокинув голову приказал командир, вновь почувствовавший что верно сделал выйдя из лесочка, и затаившись здесь: если Керим-хан поедет этой дорогой, то миновав «зелёные ворота» непременно попадётся в капкан; два взвода ударят во фланг и тыл, и один, с фронта. Вот сколько людей у него с собой? Полсотни? Сотня или больше? Вряд ли сотня, с такой оравой в гости как правило не ездят, хотя, времена теперь не спокойные, лютые, и чем больше нукеров, тем лучше… А приятный шашлык кушать да пение прекрасных гурий слушать, и с ближним людьми можно, оставив верных нукеров за стенами, в прохладном садочке например.
А что, прислать им от хозяйских щедрот дюжину барашков, вина и всего такого, и пусть себе ребятки гуляют, чего им в приличном доме делать? Да, так поступают достаточно часто. Только бы Воронец с разведчиками не потерялся б где там в расщелинах, а то, как говориться, не успеют на бал. Интересно как там у Баградзе дела движутся? Верно уже прихватил какую-ни будь дикую шайку…
- Выезжают, ваше благородие! – сипло донеслось сверху, и Ладога прервал свои мысли, пока он ими предавался, минуло больше часа.
- Смотрите дальше внимательней! – машинально бросил капитан. через пару минут, Червонец сообщил что из больших ворот выехало порядка дюжины всадников, но направились они не вниз по дороге, а в сторону, к густому колышущемуся лесу. Ещё минут через пять, с вершины древа доложили, что из лесу высыпало порядка сотни всадников, пёстрых как фантики, к ним присоединились выехавшие из дому, потоптались минут пять на месте, а затем…
- Уходят, ваше благородие! другой дорогой поехали, мимо виноградника, вниз уходят! – уже не таясь прокричал ефрейтор, и быстро полез вниз. Следом за ним, сверху посыпалась листва и полетели кусочки мелких сучков и веточек, а затем, бодро спрыгнул ординарец Есаулов. Ладога приказал ближайшему к себе драгуну.
- Быстро к Балаховскому, пусть летит за нами, Керим-хан другой дорогой пошёл!
- Слушаюсь! – драгун пришпорил коня, и пригнувшись, выскочил из зарослей.
- За мной! – капитан ринулся следом, и взвод взлохматив заросли да треща ветками вывалился наружу, ему навстречу выскочил другой, и вся команда вытянувшись в колонну, что есть духу понеслась по дороге за мирно уходившим неприятелем. Птицы с окрестных скал и утёсов сорвались одной большой стаей, и закружили над округой. Со стан дома конечно же увидели выскочивший из зелени русский отряд, подняли страшную суматоху, крик, забегали-заметались, но никто не позволил себе произвести хотя бы один выстрел в сторону русских всадников, тем более что за первым отрядом, из лесу вихрем вынесся и другой. Благородный Амир-бек видимо решил не испытывать судьбы, и не привлекать на свой дом излишнего внимания драгунов, непонятно как оказавшихся в его горячо любимой долине. Обитатели дома на холме, впрочем сразу сообразили, что русским, был нужен их недавний гость, а не они сами, ну а милость аллаха безгранична, авось Керим-хану, да повезёт!
Люди Керим-хана, ехали по дороге нестройной массой, чего-то обсуждали, гоготали, и даже не сразу сообразили что у них за спиной беда, и лишь когда от оглушительного залпа погони посыпалось из сёдел более дюжины их зазевавшихся товарищей, прочие разбойники повернув головы, в разнобой заорали от ужаса.
- Урусы-ы-ы!!! Драгу-у-у-ны-ы!!!
Керим-хан сразу же понял, что дело совсем плохо, и даже не помышляя о каком-либо вооружённом сопротивлении, (если уж от сарбазов тумаков получили, то что же эти лютые драгуны с ними сделают?) понёсся со своими приближёнными на их прекрасных скакунах, прочь. Драгуны, на всём ходу, взвод за взводом врубались в закипавшую и орущую благими матами толпу грабителей, превратившихся в стадо, и не сумевших организовать никакого отпора совершенно: воевать с обученным и хорошо вооружённым противником, было не их ремесло. Ладога с ходу рубанул какого-то всадника в жёлто-зелёном халате, и понёсся со взводом дальше, упустить Керим-хана было нельзя… Впрочем рубка на дороге завершилась в пять минут с небольшим, все разбойники лежали вповалку мёртвые, или же стоная, умирали от ран. У драгун ранения получило четверо, и один погиб от пули в голову. Не тратя время на сбор трофеев, два взвода ринулись вслед за первым, и даже часть безхозных лошадей покрутив мордами несколько секунд, поскакали следом. Пленный Али-ага, летел как и был, со связанными руками, под присмотром пары драгун, но среди поднятой на дороги пылищи и жуткого гвалта, никто из бывших товарищей его не узнал…
Ладога увидел Керим-хана, приблизившись к его бегущей свите шагов на сто, но дальше, дальше кони разбойников, коих оставалось теперь не более 20-ти, заметно начали брать верх над степными лошадками драгунов, хотя если бы позволяло время, всё ещё могло бы измениться в пользу русских. Отчаянная пальба в обе стороны продолжалась: ещё двое драгун, срезанных пулями, на всём скаку вылетев из сёдел, покатились по каменистой, пыльной дороге. Ответным огнём русские всадники подстрелили пятерых, и одного, настигнув зарубил Бобальевич. Скоро дорога ушла в глубокое ущелье, и беглецы, и их погоня, вытянулись в длинную снизку живых бус, нанизанных на извилистую, грязную и грубую, со множеством странных узлов, нить горой дороги. Первыми из драгун, неслись Ладога и Есаулов, а верный Червонец, не успев вскочить в первый ряд, скакал на полкорпуса сзади командира.
- Уходят, Георгий Гвидоныч! Из рук, уходят! – не выдержав прокричал ординарец, на что капитан, проорал не жалея глотки.
- Четверть часа нам только! Четверть часа и возьмём волка-а!
Ущелье оборвалось так же внезапно как и возникло: всё это время и убегавшие и догонявшие почти не стреляли, (и те и другие лихорадочно перезаряжали на ходу свои пистолеты, те, кто умел это делать на скаку) а выскочив из ущелья, снова принялись палить друг в друга, но только один разбойник-курд, полетел через голову своей лошади.
- Нажимай р-р-ребята-а! Не уйдёт с-с-с-учара-а!!!- выжимая из лошадки последние силы, орал капитан, не выпуская фигуру дико оглядывавшегося Керим-хана из виду. И вдруг, мелькнули зубцы и башни Аланчинской крепости, на сенах замаячили персы, пальнула одна их пушка, другая, захлопали ружейные выстрелы, а Керим-хан с остатками своей шайки, истово нёсся к воротам крепости, кои с ржавым скрипом начали приоткрываться, и едва десяток всадников юркнул гуськом в узкую щель, она тут же и захлопнулась, под беспорядочную пальбу со стен и башен. Ладога резко осадил взмыленного коня, то же самое, не дожидаясь приказа сделали и остальные. Со всех драгун, градом лился пот, они переводили дыхание, часто сплёвывали, матерно кляли эту жизнь и собственное невезение…Не отставал от своих бойцов и их командир. Едва добыча ускользнула, Ладога выпустил из груди такой заряд душевной картечи, что даже седые камни окрестных гор прислушались: таких речевых заворотов, они на своих веках, ещё не слыхивали… Выстрелы со стен стали реже, а вскоре и вовсе стихли, но русские им не отвечали, не было ни нужды ни смысла.
- Двух минут, двух минут лишь не хватило! – ударив себя ладонью по колену, с затихающей уже досадой, прорычал Ладога, и в последний раз густо сплюнул, Керим-хан ушёл…Покрутившись под стенами крепостицы ещё какое-то время, драгуны бросая на неё косые взгляды, потянулись в обратный путь. По дороге подобрали своих, положив их поперёк сёдел, а бесхозные лошади, из тех, что не убежали, тихонько трусили рядом. Возле места, где покрошили основную массу отряда Керим-хана, встретили своих встревоженных разведчиков, Воронца и прочих.
- Лихо вы тут без нас управились! – искренне заметил поручик, глядя на десятки переплетённых меж собой тел.
Керим-хан в Аланчу ушёл, в последний момент ускользнул собака! – опять сплюнул Ладога, и приказал собрать с побоища всё ценное или пригодное. Собрали требуемое оружие, боеприпасы, деньги и дорогие вещи вроде поясов с золотыми или серебряными пряжками, а лишнее и ненужное оружие разбили о камни. Одежду и обувь, брать по ненужности не стали, это делалось только в сырые и холодные погоды, когда люди сильно мёрзли.
- Что с бою взято, то свято! – сказал капитан по завершению сбора трофеев. Всё что было честно поделено про меж солдат, пойдёт в будущем на их собственные жизни, так же, как и средства, с части проданных коней. Скудный солдатский, да и офицерский рацион, подкреплялся такими вот прибавками к жалованию. Ладога отыскал в толпе осунувшегося Али-агу, и подъехав, коротко приказал.
- Давай свои руки!
Пленник протянул их, капитан вытащил из-за пояса кинжал, и в два движения перерезал путы, и пача-баши морщась начал растирать затекшие запястья.
- Ты меня не обманул, а потому свободен, можешь убираться восвояси, или перейти на нашу сторону, в татарскую конницу! – проговорил ему капитан.
- Мне теперь к своим нельзя, рано или поздно, про меня кто-то узнает, и тогда мне не жить… Меня могли видеть кто-то из тех, что ушёл в Аланчу. Если мне позволят, то я останусь уж теперь на русской службе… - тихо проговорил Али-ага.
- А семья? – спросил капитан.
- Они давно отказались от меня, кому нужен, сын-разбойник? – потупив взор, ответил пача-баши.
- Едем! Кстати, - как бы вспомнил Ладога – теперь мы навестим твоего атамана в его логове, но ты не переживай, пока мы твоих бывших товарищей кромсать будем, ты в сторонке побудешь, и тебя никто не увидит, понял?
- Да! – кивнул Али-ага.
- Тогда, считай что с этой минуты, ты на русской службе! – объявил ему Ладога, и сказал что далее, Али-аге, предстоит начертать на бумаге, план лагеря Касым-бека со всеми подходами, тропинками, постами, и если есть – ловушками! Пача-баши заверил командира что всё сделает. Когда они проезжали обратно мимо дома Амир-бека, Ладога заметил обеспокоенное движение на стенах дома, коварная идея, стрелою пронзила мозг капитана.
- А ну, делай как я! – крикнул капитан, повернувшись к ним в пол-оборота, а затем улыбнулся широчайшей улыбкой, начавши приветливо махать в сторону дома, правой рукой. Весь эскадрон моментально осклабился и приветливо замахали руками, словно приветствуя любимых родственников.
- Скомпрометируем уважаемого Амир-бека! – пояснил своим Ладога, и солдаты, понявши в чём соль, в разнобой загоготали, продолжая дружески махать. Али-ага не понял ничего, но рука его, по мимо воли хозяина приподнялась в воздух, и тоже продемонстрировала жест вежливости, уважаемому дому. Стоявшие на стенах дома, ожидали всё что угодно, вплоть до осады, и жестокого штурма с неминуемой резнёй, но такое поведение возвращающихся русских, обитателей дома, совершенно озадачило!..
Покинув долину, эскадрон доехал до ближайшего леска, и ненадолго остановился там. Ладога достал из сумки книгу для записей, очинил ножом карандаш, и протянул Али-аге.
- Рисуй план логова Касым-бека!
- Я могу показать это на карте, мы стоим в заброшенном высокогорном ауле, попытался было пояснить Али-ага, но капитан прервал его.
- Рисуй план того аула, тропинки, дорожки ведущие к нему, и откуда удобнее подобраться к аулу, - уточнил Ладога, и пача-баши, не очень уверенно начал чертить и проводить линии, выводить повороты улиц, ставить крестики где у разбойников дозоры, и даже сторожевая вышка на утёсе, что господствует над аулом, откуда на много вёрст в округе всё видно.
- Значит, незаметно подобраться к аулу, можно только ночью? – насупив в задумчивости брови, вопросил Ладога, изучая корявую, но вполне ясную для опытного глаза, «топографию» бывшего пленного.
- Да, господин капитан, подкрасться можно только ночью, днём не подберёшься, все тропы, даже козьи, стережёт стража… разве что переодеться в других разбойников, от Керим-хана к примеру? – прикинул в конце Али-ага.
- Как говоришь? Переодеться? – капитан на секунду прикрыл глаза, о чём-то явно сожалея – Зря мы тех порубанных до исподнего не раздели, как бы нам теперь их худра пригодилась!.. Но, ладно, теперь убиваться нечего… Лес у вас там далеко?
- Верстах в трёх растёт густой орешник и дубняк, а мягкий кустарник, есть и близ самого аула, - ответил Али-ага.
- Сколько сабель в шайке?
- Может восемьдесят, может девяносто, в пределах сотни, больше Касым-бек не набирает, – пояснил Али-ага.
- Значит в сам аул, ведут две дороги, верхняя и нижняя, а на ночь их чем перекрывают? – Ладога снова поглядел в глаза бывшему пленнику «врёт или нет?»
- Небольшими засеками из двух деревьев с каждой стороны, а за засеками, стража, но караулы она несёт плохо, а вот собаки, те чужаков чувствуют! – опасливо заметил Али-ага.
- Аул, большой сам по себе?
- Домов шестьдесят…
- Судя по карте, до него часов шесть пути, почти рядом, - бормотал капитан, ещё раз поглядев на карту, а убрав её, добавил – Но, разведка всё покажет… Есаулов! – позвал он, и когда ординарец спешно подбежал, сказал ему – На подходе к аулу, пойдёшь в разведку с четырьмя солдатами. Обнюхаешь там всё и вся, ну всё как всегда… Можно взять «языка» но не обнаруживая себя ни при каких условиях… Поглядим, что ты за разведчик, и не налил ли майор Иванов, мне пуль в своей бумаге?.. Задача ясна?
- Так точно! – козырнул Есаулов.
- С собой возьмёшь сам кого знаешь, а сомневаешься, так спроси у Червонца, он укажет, - закончил капитан, и ординарец, бросив «Слушаюсь!» вернулся на место. Постояв в лесочке ещё с полчаса, эскадрон продолжил движение в направлении тех селений, что стояли ещё не разорёнными, они покамест выходили важнее логова Касым-бека…
Теперь, драгуны двигались уже открыто, не таясь, спрашивая встречных и поперечных о рыскающих разбойничьих шайках, но покамест всё было тихо. Ладога постоянно сверял маршрут с картой, и не всегда он совпадал с топографией. В одном месте, вместо обозначенной дороги, упёрлись прямиком в скалу, а саму дорогу, нашли шагов за двести левее… В другом месте, случилось наоборот: вместо острой скалы, с которой можно было осмотреть окрестности, нашли небольшой утёс, с коего разглядели лишь часть дороги, и блеснувшую в дали реку, но к селениям всё же вышли. Первым, на пути попался большой татарский аул, своими силам отбивший нападение разбойников, на сегодняшней заре. Не входя в само селение, Ладога спросил: не Керим-хана ли были грабители, на что услышал от старейшины простые слова.
- Всякий раз, разные морды!..
Ничего большего, русские узнать в этом ауле не сумели. Никто из жителей даже приблизительно не мог показать, где могли прятаться грабители; они налетали как с гор, так и из леса, а там, армию в десятки тысяч сабель спрятать можно. Большинство людей говорило искренне, но были и те, кто знал что-то, но боялся сказать. За долгие годы службы, Ладога уже научился читать на лицах людей, но выслушав несчастных крестьян, нашедших в себе всё же силы дать отпор, (небольшой видимо шайке) Георгий Гвидоныч не стал настаивать, и уже начал разворачивать Вороного дабы продолжит путь, как один среднего возраста человек, опиравшийся на отполированную от времени палку, осторожно спросил у него.
- Ты не Карадрагун ли будешь?
- Так меня называют в этих горах, и за их пределами! – скупо улыбнувшись в усы, ответил капитан, а затем, когда спросивший покачав головой отошёл в сторону, бросил как бы на прощание – Увидите кого из разбойников, передайте что я хорошо их всех знаю, и никому, ничего не забуду!
После этих слов, русский эскадрон ускакал, а жители принялись бурно обсуждать перспективы грядущих событий, и то, что грозная личность Карадрагуна, вновь объявилась в их местах… Эскадрон прошёл уже вёрст шесть, как вдруг, при переходе в брод горной реки, из-за скалы на всём скаку выскочила верхом на сером жеребце татарская девушка лет 16-17-ти, со сбившемся на затылке платком, и белым от ужаса лицом. Увидав русских вот так внезапно, девушка вначале пронзительно вскрикнула, на короткий миг застывши каменным изваянием, но спокойный голос Ладоги позволил красавице быстро прийти в себя, сообразив, что это всё же солдаты. Оказалось что на их селение, налетела с гор шайка Керим-хана, но самого его среди них нет, а разбойники точно его, так люди кричали. Отец и братья девушки стали отбиваться, а её успели посадить на коня и отправить за помощью.
- Показывай дорогу! – быстро приказал капитан, и весь эскадрон что есть духу помчался на выручку погибавшему селению. Буквально через десять минут скачки, особо сильно потянуло горьким дымом пожарища и горелым мясом; значит кого-то уже жгут, возможно, что и заживо.
- Пожалуйста, успеть надо! Успеть! – смахивая жемчужинки слёз с красивых глаз, звонко кричала девушка, бросая умоляющие взгляды на русского капитана.
- Как звать тебя? – неожиданно для самого себя крикнул в ответ Ладога, собираясь крикнуть совсем иное, что-то ободряющее, но крикнулось это…
- Адиля-а-а! – прокричала в ответ девушка, нахлёстывая коня.
- Спасём кого сможем Адиля-а! Кого сможем! – прокричал в ответ Ладога, и больше уже пока не говорил. И вот, из-за ближайшей горы уже валили клубы чёрно-горчичного и мутно-молочного дыма, и доносились массовые крики множества людей, и тех, кого грабили и тех, кто грабил.
- За этой горой уже! – снова прокричала Адиля, и русская кавалерия, обогнув гору, с ходу влетела на улицы частично горевшего, частично сопротивлявшегося, а частично уже погибшего аула, участь которого казалась уже предрешённой. Драгуны, ударили растекшись на три потока, этакой вилкой-тройчаткой, и разбойники, хватавшие и таскавшие из домов добро, скотину и отчаянно визжащих девушек, и молодых женщин, не сразу сообразили даже, что пришла им скорая и страшная расплата. Загремели русские ружья, карабины да пистолеты, засвистели не знающие жалости шашки, и полетели на окроплённую кровью землю селения, разрубленные и простреленные, разбойничьи туши. Избивающие, в одно мгновение превратились в избивающих, не помышляя ни о каком организованном сопротивлении; разбежавшиеся по аулу головорезы, да ещё огрузившиеся награбленным добром, стали просто обречённой на истребление дичью. Сакли жителей стояли в разброд; и на ровной земле, и на холмах, буграх да небольших утёсах, их строили, кому где вздумается. Дома здешних селян представали собой каменные террасы с плоскими крышами, с высокими глинобитными или каменными заборами, стоявшими близко друг от друга. В этих-то вот улочках, и широких промежутков меж самих улиц, и завертелось основное дело! Ладога с ходу смахнул двоих попавшихся с тряпьём и хорошей посудой, и полетел дальше, выискивая глазами цели. Драгуны рубили грабителей настигая их возле домов, и меж них, стреляли на всём скаку, если видели грабителей на крышах , готовых уже сами стрелять в русских, и сражённые драгунскими пулями, разбойники валились либо головами вниз под ноги и копыта, либо падали навзничь, раскидав по сторонам руки и ноги. Скоро, по селению стал носиться в воздухе крик страха и ужаса: «Карадрагун! Карадрагун! Карадрагун налетел!» Вспыхивали короткие как искры конные поединки, и зарубленный разбойник валился боком из седла, уронивши свою саблю. Вот ординарец Есаулов, заарканив ловким броском высокого и тощего как жердь грабителя, пытавшегося заломить руки пронзительно кричавшей женщине, поволок его за собой по каменистой да колотливой тропинке меж домов, меж всего этого адского бедлама. Поручик Воронец, зарубил низкорослого толстяка с большим узлом в руках, выхватив из седельной сумки пистолет, пальнул в выбегавшего из горящего дома разбойника с деревянным ларцом в руке, и ахнувший мародёр всплеснув руками, грохнулся прямо на спину, обратно в дом, обратно в алчное пламя… Жохвистов вздыбил коня защищаясь от пули, а пронесшийся мимо Бобальевич, выстрелом из мушкетона, повалил грабителя стрелявшего в Жохвистого. Кривопляс, преследуя двоих улепётывавших верхами разбойников, загнал их на вершину утёса, откуда они уже не смогли бы спрыгнут не свернув себе шеи, всё дело решили пара секунд: не обращая внимания на мольбы и стоны, прапорщик мигом уложил из пистолета одного, и разрубив шашкой другого, сразу же развернул лошадь, и увидев цель, ринулся с боевым кличем за третьи.
Небольшая группа разбойников, что оказалась по проворнее, и самом начале русской атаки обратилась в бегство, бросая добро, живность и женщин, ускользнула от возмездия, неся внутри себя-самих, страшные клики «Карадрагун! Это Карадрагун напал, спасайтесь!» Но а тем кто замешкался и увлёкся грабежом, это вышло боком. Некоторые пытались сдаваться, бросая оружие, но не помогало, их истребляли не щадя никого. Между тем, сами жители, увидав подмогу, приободрились, вооружились чем ни попадя, и принялись вымещать на своих обидчиках всё то, чего от них натерпелись. Разбойники, очутившиеся меж двух огней, окончательно смешались. Их рубили, кололи, стреляли-убивали в теснинах меж домов и камней, буквально выбивали из некоторых сооружений, где грабители, пытались обороняться, чтоб подороже продать теперь, уже свои жизни. Червонец, разрядив последний пистолет, метнул на скаку боевой нож, пригвоздив им к двери амбара, седобородого разбойника, сжимавшего в руках, дымящийся мушкет. Капитан Ладога, крутясь на лошади на одном месте, выкрикивал слова команды, потрясая шашкой; ор, гвалт и вой в ауле стоял отменный! Ординарец Есаулов, зарубив выскочившего из пламени в горящей одежде разбойника, и бросив тому на прощание «Лёгкой тебе смерти приятель!» подскакал к командиру.
- Вроде как заканчиваем, господин капитан! – громко сказал прапорщик, наблюдая как куча разъярённых женщин, добивает вилами и палками, двоих уже обезоруженных разбойников.
- Да, кончено дело! – Ладога привычно бросил шашку в ножны, и огляделся. Привычная за прошедшие годы службы картина, предстала теперь пред его очами… Треть домов стояли с прогоревшими и обрушившимися крышами, огонь показывал страшные языки из оконных проёмов, в некоторых из которых, висели лицами вниз мертвецы. Горели хозяйственные постройки, и уже дотлевали чёрным горками пепла, несколько сенных стогов. Перевёрнутые арбы с ещё вертящимися колёсами, порванные мешки с зерном, которое бережливо и внимательно собирали жители. Тут и там, ходил панически блеющий, мычащий и мекающий скот, не понимавший куда ему, теперь надо идти, и где его хозяева. Тоскливо выли псы, в унисон им, трагически голосили и причитали женщины над разорёнными гнёздами, и телами близких.
Драгуны принялись помогать жителям спасать из огня то, что ещё можно было спасти. Многие бросались к солдатам со словами благодарности, но находились и такие, кто воззвав к небу, царю, султану, шаху и всем шайтанам, в исступлении спрашивали солдат и офицеров, когда это всё, уже закончиться, Таковых старались унимать или оттаскивать соседи с родственниками, но Бобальевич, в доходчивой для здешних мест манере, ответил хотя и резковато но своеобразно.
- А что?! Что, разбои в этих краях когда-то совсем прекращались?! Ваши «джигиты», налетают аул на аул только теперь?! Вот когда вы, все, сами в себе – Коста легонько пару раз хлопнул себя по лбу – перестанете поощрять подобную «удаль», разбои прекратятся, и разбойники переведутся! А пока, я прошу вас подобных вопросов нам, не-задавать!.. Персы, вероломно начали эту войну, но закончим её мы!..
- Хорошо сказал поручик, сдали, наверное, нервы у черногорца нашего! – отметил в слух Ладога, и вдруг, среди расходящегося по сторонам дыма, увидал ту самую девушку, что встретилась им на дороге. Она торопливо шла к ним, сопровождаемая группой мужчин; видимо то были отец и два брата, причём у родителя, бурела кровавым пятном повязка на голове. У всех за поясами торчали кинжалы и разнокалиберные пистолеты, видим отбитые у разбойников. Подойдя ближе, семейство чинно поклонилось капитану и его подчинённым, а затем, отец, от лица всего аула, поблагодарил драгун за спасение.
- Дочке вашей, Адиле, тоже спасибо скажите, если б она на нас не налетела, нас бы тут не было! – сказал в ответ Ладога, и полюбопытствовал у юного создания, откуда у той, длиннющий пистолет, ствол которого доходил девушке, едва ли не до колена? Адиля моментально приосанилась, деловито поправила оружие за поясом, и не моргнув глазками, уверенно заявила.
- Это моё вооружение, я им сражалась с разбойниками! Я убила… э-э… не считала сколько, (отец начал невольно трястись от смеха, а братья натружено улыбаться) я, храбрая и смелая!..
- С земли подобрала? – неожиданно даже для самого себя, с улыбкой спросил Ладога, а за ним, расцвели физиономии Червонца и Есаулова. Краска смущения моментально разлилась по красивому личику, но девушка решила не сдаваться.
- Да нет! Да всё же не так! Это мои кинжалы и пистолеты! Я ими храбро защищалась, я сразила…
- Будет уже врать-то, вояка! – сдержанно улыбаясь, прервал героический эпос сестрицы, один из братьев, слегка тронув её за плечо.
- Ну, знаешь! – повернулась к нему разгневанная Адиля с воинственно сведёнными бровями, но ничего более сказать не смогла, и решила гордо замолчать и надуть губки.
- Из маленького ружья она стреляет хорошо, но уж очень большая придумщица и хвастунишка! – улыбаясь пояснил отец, дочь ничего не возразила, а тут и сама тема как-то враз переменилась: девушка только теперь обратила внимание на внешний вид спасителей. У Ладоги на мундире отсутствовала половина пуговиц, а оставшиеся болтались на чахлых нитках; колени и локти сверкали нательным бельём. Примерно таким же красавцем выглядел и Червонец, (у того ещё и кивер сбоку оказался прорублен по горизонтали) и сапог на левой ноге просил кашки. Единственным исключением оказался ординарец Есаулов, чьё пока ещё уланское облачение, могло похвастать только потерей нескольких пуговиц, да пятнами от крови, сажи и грязи. Во всём остальном, вид у молодцеватого прапорщика в сравнении с прочими, был как новенький.
- Да, барышня, вы правы, ещё не переодели меня покамест… это случается! – стрельнув в девушку глазами, пояснил ординарец.
- А это вы что же, так вот прямо в дырьях и воюете? – расширив от удивления глазки, пролепетала девушка, изумлённо разглядывая тех. о ком столько слыхивала ранее…
- Адиля! – попытался одёрнуть её отец, но Ладога жестом руки дал понять что это пустяки, и не страшно.
- Да это вы ещё остальных не видели! – деловито отозвался Червонец, а капитан, витиевато, но коротко пояснив что этакий вид, вверенный ему эскадрон, получил вот прямо теперь же, в пылу битвы, перешёл к вопросам дня насущного.
- Мы, останемся и поможем вам похоронить убиенных, а также, избавиться от тел разбойников. Также оставим вам оружие разбойников, и всё что при них есть ценного, вам он теперь нужнее, а мы себе ещё добудем!..
Потянулись рутинные часы неблагодарной, но необходимой работы, разговоры с жителями о том, откуда эти разбойники могли вылезти, и точно ли это о Керим-хана гости были, и тому подобное… Всплыло в разговоре и имя Касым-бека. Правда беседы эти перемежёвывались сострадательным женскими взглядами, и такими же восклицаниями «Ой аллах, да как ж это вы в дырьях-то все?» Сведущий человек, могущий читать по лицам и душам солдат Нижегородского полка, вряд ли погрешил бы против истины, предположив, что после таких сострадательных бесед, над полковым интендантом, нависла серьёзная угроза его здоровью…
местных жителей погибло 19 человек, из них семеро молодых женщин и двое детей, а убитых разбойников насчитали 89 тел. Пока одни рыли могилы для своих, другие, готовили все арбы которые были, собираясь на них вывозить трупы грабителей до ближайшей бездонной пропасти (по словам местных) что находилась менее чем в полуверсте за утёсом поросшим лесом.
- В той пропасти, живут злые духи и шайтаны, там пропало много людей и скотины, мы издавна бросаем туда трупы врагов! – пояснили русским, местные жители. С разбойников стянули сапоги, шапки, всю пригодную одежду, и принялись грузить тела на подготовленный транспорт. Немало нашлось при убитых и звонкой монеты, перстней и колец. В какой-то момент, солдаты подвели к капитану кряжистого, поджарого человека в простой, чёрного цвета, выгоревшей черкеске, и белой овчинной шапке. Лицо мужчины источало горечь и гнев одновременно, на короткой и окладистой бороде которого, застыло несколько капель крови.
- Вот, ваше благородие, здешний охотник, Азад ему имя, - начал докладывать широкоплечий унтер – Услыхал он что мы про Касым-бека говорили, про заброшенный аул в горах где он гнездо себе свил, и говорит что был в тех местах, и вроде как может нас к нему провести скрытно…
Ладога лишь на миг поглядел сверху в пустые глаза охотника, и негромко спросил.
- Кто у тебя тут погиб?
- Жена…
- Молодая?
- Три года всего прожили… - упавшим голосом ответил охотник.
- А дети?
- Дочка только, я её у брата оставлю, он присмотрит…
- Ты правда хорошо те места знаешь, где аул Касым-бека?
- Как свой дом…
Ладога достал из сумки бумагу с начертанным Али-агой планом, и стал показывать Азад.
- Вот, гляди, это что-то похожее на карту, крестик, это аул Касым-бека, линии, это тропы и дороги, точки – возможные посты, треугольник – дозорная вышка на утёсе, с неё просматривается вся округа, и днём подойти невозможно… Что можешь предложить нам, ты?
- Я, много ходил в тех краях, в лесах зверя и птицу бил, в горах диких коз добывал, волков, - глуховатым голосом стал пояснять охотник – знаю всё, чего и местные уже забыли, да и какие там местные? Армяне давно бежали, а разбойники знают лишь основные, много раз хожаные тропы… А я, я знаю все, даже змеиные лазы, я выведу вас одной почти заросшей кустарником тропой, о ней давно все забыли, она не удобна и крута, но для опытных воинов вполне проходима, если без обоза и пушек…
- А с лошадьми если в поводу? – осторожно спросил Ладога.
- Если лошади добрые и обучены, тогда можно; по одному, вереницей, - кивнул Азад.
- Так, положим, ну а куда мы выйдем той тропою?
- Тропа пропадает у густой чащи, там, между деревьями, можно тихонько провести коней, и выйти прямиком на окраину аула, на земляной бугор, он выситься с одной стороны над селением, на нём иногда сидит два-три сторожа, играют в карты или кости. Я много раз видел их из ветвей…
- А для чего тебе, надо было так близко подходить к логову разбойников? – вопросил капитан, стараясь ничего не упустить и не пропустить.
- Любопытство обычное, набрёл раз случайно, а потом и сам ходил, глядел чего они там! – ответил охотник, не отводя взора.
- Так, значит если выскочить на этот бугор с одной стороны, то разбойники могут сбежать в другую, по крайней мере, Касым-бек со своими улизнёт, - задумчиво начал размышлять капитан, и перехватив взгляд Азада, указал кончиком карандаша на основной выход из селения, и осторожно спросил – А есть ли где на подходе вот отсюда, укрыть в засаде 30 всадников, чтоб они, по сигналу ударили по аулу, с этой стороны?
- Можно только в одном случае, - охотник чуть повёл по листу кончиком жёлтого, заскорузлого и толстого ногтя – Из того ущелья, по левую руку будет видна разваленная часовня, от неё до аула около пяти вёрст. Если ночью или на рассвете, когда эти бездельники дрыхнут, успеть пройти из ущелья по дороге до развалин, то прямо от них, вплотную прижимаясь к отвесным стенам гор, можно по одному дойти до кустарников, от коих до въезда в аул, не более чем 400 шагов. Выхода из ущелья, с высоты того аула виден хорошо, но перейдя дорожку, уже будешь незаметным! – уверенно закончил Азад, и вдруг спросил, указав глазами на листок – А кто рисовал, этот план?
- Один проводник, он тоже много хаживал в тех местах, но твою тропу, Азад, он не знает… - Мы его недавно из плена выручили, где он кстати? ответив охотнику, торопливо повернулся капитан, поглядев на своих. те сми тот час же завертели головами, и увидели Али-агу, понуро сидевшего на большом округлом валуне, в компании двоих покуривающих трубки солдат.
- Ага, вон он сидит, свободой дышит, - улыбнулся Ладога, и обратился к денщику – Червонец, ты подъедь к нему, узнай, как он себя чувствует, и всё такое – попросил командир, и ефрейтор, поняв всё что он должен делать, развернулся на месте, и на лёгкой рыси поскакал к «проводнику».
- Хорошо Азад, если на аул нас выведешь, и мы шайку хищников истребим, награжу щедро… - начал было сулить капитан, но охотник, решительно помотав головой, сказал, что денег он не возьмёт, а на встречный вопрос, что же он возьмёт, Азад ответил, что только голову Касым-бека!
- Из-за этого кровавого шакала, я лишился любимой женщины, смысла моей жизни… Теперь только месть может насытить меня! – решительно подчеркнул охотник. Капитан вздохнул, чуть помолчал, и проговорил.
- Если возьмём его живым, я отдам тебе его… Но ты, должен понять Азад: будет бой, будет рубка, и Касым-бек может пасть от руки кого-то из моих солдат. Я не могу отдать приказа брат его только живым, рисковать товарищами я не имею права…
- Это, я как раз понял капитан, - уже более обыденно сказал охотник, и философски добавил - Конечно глупо не-убить врага, если можно убить! Разве я возражаю? Всё я понимаю, но, если получиться, отдай его мне, капитан!
- Если получиться, отдам! – кивнул Ладога, на том и порешили. Перед самым отъездом, капитан подозвал Воронца, и раскрыв перед ним армейскую карту, стал показывать карандашом.
- Вот, достань свою и заполняй, ( Алексей торопливо выудил карту, нашёл нужное место, и приготовился) здесь, мы расстанемся: ты со взводом, ныряешь в это ущелье, и двигаешься как бесплотная тень, до того места, как при выходе, вот здесь, ( капитан крутнув карандаш в пальцах, поставил отчётливую точку) не увидишь развалин старой церкви. Прячешь людей в это ущелье, и как угодно, но организуй скрытное наблюдение за дорогой. Пуст едут в обе стороны, ты только смотри-наблюдай. Как стемнеет, переходи дорогу, и прижимаясь вот к этим горам, гуськом, по одному, двигаетесь до зелёного кустарника, и там затаитесь. Как только мы заварим кашу, вы в сёдла, и к аулу. Ваша задача Лёшка, не дать и вырваться, всё как всегда.
- Ясно, не надо, не – дадим! – улыбнулся Воронец.
- Ну, за сим всё, - Ладога убрал карту и приказал выступать. Азад выехал из дома с длинноствольным ружьём за спиной, парой пистолетов за поясом, и длинным кинжалом сбоку. На плечах его, ладно сидела старая, но удобная бурка чёрного цвета. Отъехав от затихающего аула, Ладога свернул в показавшийся лес, и дал эскадрону два часа отдыха.
- Предстоит лезть в горы, всем надо хорошенько отдохнуть – объявил он всем. Сидя с Червонцем, Есауловым и Азадом с Али-агой, (последнему уже сообщили, что теперь, он проводник тех мест, отбитый недавно, у кровожадных разбойников) Ладога размышлял о природе человека.
- Вот селяне твои Азад, пережили страшное, месть свою утолили, вроде должны друг к дружке теплее быть, а начнут разбойничье добро делить, да поди и подерутся!.. – уверенно предположил капитан. Азад пожал плечами и неуверенно ответил.
- Может и подерутся, мы народ не богатый, а там столько добра, да монеты с кольцами, трудно устоять капитан…
- Наши б тоже начали друг-дружке морды бить,- неспешно протянул ефрейтор, поскребши худую коленку – а что? У одного семь пар порток, у другого на семярых одни… Вот свались богатство, да после боя, да ежли командиров толковых нету рядом, у-у-у – улыбчиво протянул Червонец, - пляши Рязань, танцуй Тамбов: сойдутся в кулачки, а то и в дреколья, и токмо сотней жандармов унять… Дурной порыв, хуже пожара!
Философия оказалась прервана подошедшими Бобальевичем и Кривоплясом, с негодованием заявившие командиру что их мундиры, смогут теперь пережить только один бой!
- В каком виде мы в лагерь явимся? Надо хочешь не хочешь, а интенданта за курдюк брать, да о камень его подлеца! – решительно предложил Иван, на что командир, легонько сорвав едва живую пуговицу и сунув её в карман, ответил коротко.
- Решим!
Доехав до условленного места, взвод Воронца свернул в одну сторону, остальной эскадрон в другую. Али-ага и Азад ехали рядом с Есауловым и Червонцем, и иногда перебрасывались друг с другом незначительными репликами, в частности охотник, поинтересовался у Али-аги, отчего это тот, да без оружия едет?
- Надоело оно ему, захотел отдохнуть о ружья и сабли, мысли в порядок после плена привезти, может станет отшельником! – невозмутимо проговорил вдруг Есаулов, с сочувствием поглядев на Али-агу.
- Правда что ли? – недоверчиво покосился Азад, на растерявшегося «проводника»
- Я, так… размышляю над этим… - стараясь придать лицу значимость, неуверенно ответил пача-баши. Охотник слегка воздел очи долу, а затем подумав что-то про себя, спросил по новой.
- А если сражение закипит, как будешь?
- А мы его в бой не пошлём, пока в себе самом не разберётся! – снова нашёлся ординарец. Какое-то время ехали с разговорами о всякой всячине, пока Азад, поглядев на «проводника» сбоку и чуть сзади, опять пристал к тому с вопросом.
- Послушай, где я мог тебя видеть?
- Почём я знаю? Я, вот, нигде не мог тебя видеть, и не знал тебя до сего дня! – нехотя ответил Али-ага, всем существом своим желая прекратить, тягостный для себя разговор.
- А откуда ты те места куда мы едем знаешь? И аул тот армянский, и все тропы? Ты ведь не охотник, не армянин, а карту рисовал как сам жил там, а? – в голосе Азада дрогнули первые, едва заметные нотки подозрения, или как минимум сомнения.
- Я часто гостил в том ауле в молодые годы, ходил на охоту, рыбу ловил… Слушай, уважаемый, а чего ты пристал ко мне? Я в плену был, меня вешать хотели, всего ограбили, видишь, как лицо разрисовали? А я должен всё помнить, что в молодости было? - слегка вспылил Али-ага, на что охотник пробормотав «Ладно, не сердись, всё»… и в самом деле умолк, говоря теперь только с Ладогой, или его денщиком и ординарцем.
- Скоро будет лес капитан, вот через него и пойдём! – коротко предупредил Азад.
- Приготовится! – скомандовал капитан, сдёргивая из-за спины верный карабин, то же с небольшим шумом и бряканьем проделали остальные, и охотник приготовил свой длинноствол. Въехали в зелёную прохладу и навострили уши; порхали птицы с ветки на ветку, где-то мелькнула косуля, треща сучьями убежал средней величины кабан, подавая тревожным хрюканьем, сигнал своим сородичам. В лесу можно было повстречать кого угодно, от испуганных крестьян, везущих хворост на ослах да ишаках, до разбойников и даже, отряды персов. Но ехавшие впереди Ладога и остальные, ясно видели, что тропа впереди почти девственна, по ней давно уже никто не ходил и не ездил.
- Таким количеством мы подняли и спугнули всю дичь в округе – предупредил Азад, на что Ладога, тревожно оглядываясь по сторонам, проговорил.
- И птицы сорвавшись стаей, дали знать что в лесу, кто-то большой идёт..
- В этих лесах всегда кто-то ходит, все уже привыкли, бежать-то всё одно некуда! – обыденно пояснил Азад, снов поглядев сбоку на Али-агу, как бы силясь вспомнить, где же он всё-таки мог его видеть?
- Верно идём, Али-ага? – спросил вдруг Ладога, поглядев на него тоже сбоку. Пача-баши нехотя ответил, что в этих местах он не был, а дойдя до гор, скажет точнее…


Х Х Х


И вот долго ли, коротко ли, но впереди мелькнул широкий просвет, выход из леса.
- Я проверю! – бросил Азад, и поехал первым. Постояв у входа за ветвями с четверть часа, охотник повернулся, и махнул рукой «можно!»
- Вперёд! – коротко сказал капитан, и эскадрон продолжил путь. Когда вышли из леса, то очутились на большой поляне, окружённой горами и заросшими колючкой холмами, над коими роилось множество насекомых, мелькали пронырливые птички, да летал молодой и тёплый ветер, обдувая всех и вся своим дыханием. Солнце пекло, травы зеленели, жизнь текла своим ручьём, а русский отряд уже двигался ведомый суровым охотником. Подойдя к каменистому скату, началу горы, Азад пояснил что сию гору, им надобно обойти, и повёл эскадрон правее, зайдя скоро в своеобразное дефиле, неширокий проход между двумя грядами камней, с горькой, сине-зелёной полынью на них. Юркие ящерки, глянув бусинками глаз на пришельцев, молнией исчезали с нагретых солнцем камней, стараясь никому не попасться.
Когда упёрлись, с одной стороны, в пирамидальную скалу с отломанным верхом, валявшимся тут же, у подножья, а с другой в густой орешник, Азад остановился, слез с коня, и подойдя к зарослям, отогнул куст орешника несколько вправо, открыв узкий проход, ведущий прямиком в горы.
- Здесь, мы пришли…
Ладога сделал знак двум солдатам, и те подойдя к орешнику, отогнули ветви ещё сильнее, подвязав их верёвкой. Солдаты остались на месте чтобы пропустить товарищей, а затем пройти самим, и отвязать орешник. Ведя коней в поводу, драгуны строго по одному миновали проход, а дежурившие у куста зашли следом, и уже с той стороны развязали верёвку, и ветви пружинисто стали на место, надёжно скрыв тех, кто прошёл через них. Азад вёл русских через своеобразную тенистую аллею, с одной стороны которой над ним нависали камни, а с другой, высокий, густой кустарник, устало склонившийся в сторону каменистой громады. Временами, людям приходилось опускать головы лошадям, и пригибаться самим; каменные отвесы казались такими неровными…
Иногда приходилось продираться через росшие там да сям кусты, оказавшиеся к счастью не колючими. Азад пояснил что особо вредные кусты он давно выкорчевал, колючие вырубил под корень, и теперь тут вполне можно пройти.
- У нас, господа, здесь просто прогулка, а Котляревскому нашему, доводилось через такие места продираться в ту войну, где сам шайтан все рога с копытами поломал бы на хер, к сатане собачьему! – заметил вдруг Кривопляс, протискиваясь с конём меж камней и зарослей.
- Это точно, одно то, что при Мигри, он по таким провалам адовым протащил и людей и вьючных лошадей, что нам с вами, и в пьяном бреду не увидеть! -поддержал товарища Бобальевич.
- Не приведи нам боже и в половину таких препятствий, кои он, с егерями своими преодолел… До сих пор легенды ходят! – осторожно обходя угловатый валун, проговорил Кривопляс, широко улыбаясь своим мыслям.
- А сколько бы ему сейчас было, ребят? – задумчиво спросил Балаховский.
- Сейчас ему, брат-Евгений, насколько я помню, сорок пятый год пошёл… И не «было бы» а есть! – с лёгкой укоризной в голосе, поправил товарища прапорщик Жохвистов, идущий чуть сзади.
- Долго ещё? – спросил Ладога у охотника, и тот, чуть обернувшись, ответил, что через полчаса выйдут к заветной горой тропинке. наконец, эта каменно-ветвистая аллея закончилась, отряд вышел на просвет, упершись хотя и в крутой, но при наличии опыта и сноровки, вполне преодолимый подъём. На русских глядели острые громады скал с орлиным гнёздами, и на первый взгляд, тропинки нигде не было…
- Вон капитан, гляди туда! – Азад прошёл со своим конём чуть вперёд, стал сбоку, и указал пальцем на узкую, извилистую тропу, с кустами горькой полыни на ней, и ещё какой-то из здешних трав, в изобилии колыхавшихся на ветру, и горевших под солнцем.
- Все камни с этой тропы, я убрал давно, и те, что могут попасться, нападали недавно. Кусты на тропе я не трогал, чтоб со стороны она не бросалась в глаза, - пояснил проводник, и ступил на тропу первым.
- Ну, с богом ребята, держи себя и лошадь да о плохом не думай… Вечереет уже, нам до темноты по этой тропе пойти надо будет… пройдём, Азад? – обратился к нему Ладога.
- Конечно пройдём капитан, меньше часа пройдёт, это через лес тот дольше переть будем… Но вы со мной, а значит не застрянете, главное никому в сторону не отходить! – и началось восхождение драгунского эскадрона, на непроходимую с виду гору. Осторожно, как десятки уж раз до того ходили они в стреляющих горах Дагестана и Чечни, всадники поднимались вверх, твёрдо ступая на каменистую дорожку, поминутно оглядываясь на своих лошадок, да шепча им ласковые, ободряющие слова. Мелкий щебень постоянно сыпался из-под сапог и копыт, но всадники шли, стараясь не выбиться из снизки. Особенно сложный участок тропинки, тянулся саженей на 60, и драгунам пришлось приналечь, подтягивая лошадок за собой, стараясь не соскользнуть. Несколько раз, на две-три минуты, эскадрон останавливался на отдых, солдаты угощали лошадей хлебушком, и затем, шёпотом попросив их не бояться и поднатужиться, шли дальше в верх и в верх… Наконец, по цепочке пробежало запоздалое «Дошли братцы, первые уже там!»
Оставшиеся драгуны приободрились, и уже более уверенно, но не торопясь, продолжили подъём. И вот последний всадник с лошадкой в поводу показался снизу, и весь отряд стоял перед густым и тёмным лесом. Азад снял бурку, свернул её и приторочил к седлу.
- Там тесновато, она мешать будет, – пояснил охотник, и указав узловатым пальцем на свою белую шапку, добавил – Как темнеть станет, вы на неё глядите, а другие, на тех, кто на неё, и так не заблудитесь, идём!
И драгуны пошли так же, как и преодолевали подъём; в колонну по одному. Шли порой протискиваясь меж стволов, подныривая под ветви, (все пни на своей дороге, предусмотрительный Азад уже истребил, так споткнуться никто не мог) обходя могучие-дубы-великаны, и снова протискиваясь, и снова внимательно глядя что бы не вывалиться на сторону, и не создать толчеи. Опыт, сноровка и смекалка делали своё дело: русские хотя и шли с некоторым шумом, (под ногами периодически похрустывали ветки) но без задержек. Никто не выбился из колонны, не отстал, не получил ушибов или травм. Уже совсем стемнело, когда по цепочке, словно огонёк по пороховой дорожке, пробежал шёпот «Всё, пришли, аул внизу!»
Ладога с ординарцем и денщиком, глядели из-за ветвей на большой бугор шагах в десяти от них, но стражи там не оказалось. Азад, бывший тут же, объяснил, что в ночную пору, дозора здесь не бывает, ибо днём, с бугра видно долину с одной стороны, и горы с другой, а сейчас ни того, ни другого… Снизу отчётливо доносились хохот, ор, редкие выстрелы и лёгкая музыка; струны и бубны.
- Что у них там, свадьба что ли? – спросил капитан.
- Эти шакалы, свадеб не играют, - своим глухим и невесёлым голосом, отозвался охотник, - если привозят женщин или девок за коих некому заплатит выкуп, то за шутят до смерти, и всё… Могут просто напиться как собаки, и гульбу устроить особенно если набег удался… так что там, скорее всего обычная пьянка! – закончил пояснять Азад.
- Если пьянка, это хорошо, нам работы меньше – проговорил Ладога, и оценивающе поглядев на Есаулова, сказал – Ну-с, Константин Григорич, ваш час настал… Тот раз с разведкой не вышло, надобность в ней отпала, но теперь, поди-ка брат сходи, да по возможности «языка» приведи… Возьми с собой троих. Червонец тебе укажет кого лучше, и с богом!
- Слушаюсь! – прапорщик и денщик отпрянули назад, а охотник попросил и его послать с разведчиками.
- А ты уже бывал в том ауле? – спросил капитан.
- В ауле не был, но твой прапорщик молод, мало ли?
- Молод да не порох, от искры не сгорит, а ты Азад, нам тут нужен, мало ли что? Шальная пуля клюнет, и мы без опытного проводника… Да к тому же, мне бы хотелось, чтобы ты, к дочке живым вернулся; дядя, это хорошо, но родной отец лучше! – тихо растолковал капитан, и охотник хотя и со вздохом, но согласился. Вернулся ординарец с тремя бойцами, и получивши отеческое наставление от командира, все четверо, по одному скользнули за пределы зарослей.


Х Х Х

- Уверены вы в прапорщике-то? – тихонько спросил Червонец стоя рядом с командиром.
- Уверен Червонец, уверен, в деле он показал себя не плохо, ловкий как кот, так что думаю справиться. Майор Иванов, зря писать не станет, не в пажи к императрице он улана своего отправлял с предписанием, а в пекло войны кавказской… - отрывистыми фразами ответил Ладога, а затем обратился к задумчивому охотнику – Азад, а ты в лицо Касым-бека знаешь?
- Нет…
- И я не знаю, и кого ловить-вешать, не ведаю… Поэтому «язык» и нужен! – вздохнул капитан. Шум пиршества внизу не стихал, гогот и стрельба продолжались, ритмично гудел пляской бубен, мелодично подпевали струны, и среди хриплого и грубого мужского ора, явственно доносился женский визг, но визг скорее игривый и развратный, чем паническим и надрывным.
- А весело у них там! – хмыкнул подошедший ближе Бобальевич.
- Да, веселуха… а нам сиди вот и думай куда этих баб девать потом, и кому пристроить сих, «райских пэри!» - мрачновато заметил и Кривопляс, вслушиваясь в звуки «бала». Прошло ещё добрых сорок минут, прежде чем снаружи донеслось тихо, но отчётливо.
- Это мы, не стреляйте!..
- Идите уже! – ответил Ладога, но выходить не стал. Показался знакомый уланский кивер, затем какая-то окуклившаяся фигура, а за ней, три осторожные тени.
- «Языка» взяли, господин капитан! – доложил Есаулов, и остановился присев на одно колено, то же сделали и солдаты, толкнувшие в бок, охнувшего пленника.
- Червонец, Кривопляс и Азад за мной! – коротко скомандовал капитан, выходя первым.
Там они все трое тоже присели на колено, и Ладога обратился к ординарцу.
- Говори, чем богат…
- Дело такое, - прапорщик шмыгнул левой ноздрёй, - их тут, человек сорок, и баб с дюжину. Бабы живут давно, им деваться некуда, потому не убегают… Самого Касым-бека в ауле теперь нет, он, и ещё 60 разбойников, ускакали часов шесть назад на раздобытки… Основная шайка орёт песни в середине аула, у костров, подле колодца. Караулов нет вовсе, даже у засеки ни одной морды не видать. Этого парнягу взяли когда он по нужде отошёл, немного пьян был, но беседа с нами, его отрезвила, всё! – Есаулов замер в ожидании дальнейших приказаний.
- Вытащи кляп, его всё равно в таком оре не услышат! – бросил капитан, и прапорщик освободил уста пленного, от скрученного женского платка.
- Куда и почему, уехал Касым-бек? – глядя на трясущегося разбойника почти в упор тем самым своим волчьим взглядом, делавшим обличье капитана особо свирепым, спросил он глухим, но твёрдым голосом.
- Об… об… обоз маркитанский на Эривань должен был идти… он узнал, и поскакал… - едва ворочая языком от страха, залепетал разбойник, часто моргая.
- Большой обоз? Сколько телег? Чей, русский? Татарский, персидский? – быстро перебирая слова, опять спросил Ладога, не отводя взора от бледного, и покрытого потом лица разбойника с жидкими усиками и такой же бородкой.
- Не знаю, господин… офицер… атаман всех по-тихому грабит… грузин грабит… армян грабит… местных грабит… когда персы спрашивают его, «Ты чего нас грабишь?» он тогда говорит, что не грабит…
- Каков из себя обличьем, ваш Касым-бек? – прервав пересказ, спросил капитан, выстраивая уже что-то, в своей голове.
- Ростом с меня, полноватый, бороду как перс красит, в красный цвет, папаха у него хорошая, каракулевая как у хана…
- Как одет сегодня?
- Сегодня на нём зелёный персидский халат, красной кожи пояс с золотым пряжками… так никто больше в шайке не одевается… - дрожа губами, пояснил пленник.
- Касым-бек, что, ещё людей набрал? У вас в шайке меньше было, я хорошо это знаю! – не отводя взора, вопросил капитан.
- Так и было господин… но утром, вчера утром, к нам прибилась шайка Кривого Али, двадцать две сабли, и атаман в знак доверия, взял их сегодня в набег! – пролепетал пленник. Ладога отвёл взор, и обратился к Есаулову.
- Оружие его где?
- Вон, у Федотова, - мотнул головой ординарец, указывая на одного из солдат.
- А самого его обыскивали? Вроде он звякнул чем-то, когда вы его наземь толкнули, - добавил в конце капитан, и хлопнув пленника по бокам, нащупал спрятанное – А ну-ка приятель, что у тя там за пазухой-то? – капитан запустил руку, заметив как разбойник, буквально помертвел от ужаса, и сразу покрывшись градинами пота, часто задышал. вытащив увесистый кошель из мягкой кожи кофейного цвета, капитан прикинул его на ладони.
- Больше фунта будет, интересно, что ты тут награбил, уважаемый? – Ладога снял фуражку, и вытряхнул в неё весь кошель. Среди золотых и серебряных монет, женских и мужских украшений, оказалась хорошая пригоршня золотых и серебряных нательных крестов и образков: русских, армянских, грузинских… И даже золотой медальон в виде яблочка с цепочкой, открыв который, капитан увидел миниатюрный портрет красивой молодой женщины на одной стороне, и коротенькую гравировку на другой «Дорогому Серёже, от его Кати- 1827г» Оставив в руке только образки, крестики и медальон, капитан снова посмотрел на трясущегося как в лихорадке разбойника, который всё про себя уже понял.
- А вот с этим, уважаемый, тебе не надо было к нам в плен попадать, - качнув на ладони роковые предметы, холодно проговорил Ладога, глядя на пленника взором, в коем окончательно читался приговор, и так в принципе почти предрешённый в похожих случаях… Разбойник, с расширенными от ужаса глазами хотел что-то сказать, но язык его, издал только какое-то сипение пополам с хрипом, а капитан, глянув на денщика, коротко бросил.
- Червонец, решай!
Короткой вспышкой блеснул в руке ефрейтора боевой нож, и не пикнувшее тело разбойника, мешком повалилось на бок.
- Монеты и образки с крестиками, пожертвуем Эчмиадзину, украшения на сей раз, сдадим в полковую казну, а медальон отнесу полковнику. Может по спискам павших, он этого Серёжу и отыщет – сказал капитан, ссыпая всё обратно в кошель, и пряча его себе во внутренний карман.
- Я думал, ты отпустишь этого шакала! – неожиданно, проговорил вдруг Азад.
- Почему ты так подумал? – искренне удивился капитан.
- Вы, русские, всегда таких отпускаете… шпионов, врагов, мятежных царей и ханов… Так люди говорят, да и я не раз слышал! – угрюмо ответил Азад.
- Ты, отчасти прав охотник, наша глупость весьма дорого нам обходилась, и ещё обойдётся… - скупо улыбнувшись, стал отвечать Ладога, - Но только если говорить вовсе справедливо, то не мы, не солдаты их отпускаем… начальство наше высокое и не в меру умное, с давних времён завело себе в привычку, играть в добреньких и милостливых… Оттого-то и садятся нам на шею всякие там царьки, ханы и прочая публика… Но я, я, волка попавшего в капкан не отпущу, а уж шакала тем более!.. Ладно ребята, время терять нечего, спускаемся вниз тихо и незаметно, оставляем коней, и ударим по разбойникам в пешем строю, так вернее будет! – приказал капитан, поднимаясь вместе с остальными на ноги.
Менее чем за 20-ть минут, незамеченный никем русский отряд спустился с холма, и оставив лошадей под охраной полутора десятка коноводов, с примкнутыми штыками, неслышно пошёл вперёд обтекая дома, но пробудив-таки на тревожный лай, с полдюжины местных псов.
Под семью или восемью ветвистыми деревьями, что росли полукругом, кучно сидела шайка головорезов, в сорок с лишним человек. Отдельной компанией восседали их музыканты, энергично лупившие в бубны и играя на струнных. Горело четыре костра, шипя и потрескивая жиром и маслом, коим их поливали, жалились большие бараньи туши, издававшие обольстительный аромат. Шестеро полуголых девиц недурной наружности, позвякивая монистом игриво крутили бёдрами, под гогот и свист разбойников. Другие шесть или семь гурий, повизгивая барахтались в объятиях грабителей, чуть ли не силком впихивающих им в уста пиалы с вином, да кисти винограда. На дорогих коврах громоздились пития и яства, румянились горки свежевыпеченных лепёшек, и много всего прочего, что могла хотеть и требовать душа человеческая.
Русские затаились шагах в 20-ти от пирующих, ожидая сигнала, которым по неписаным правилам, должен был стать выстрел командира.
- Постарайтесь баб не пострелять, цельтесь наверняка! – скорее уже по привычке, чем по необходимости, предупредил Ладога, выцеливая на мушку свою жертву.
- Так они анафемы визг подымут и так метаться начнут, что хоть на сажень в сторону прицел отводи, один бес, какая-нито зараза жопастая, под свинец угодит! – негодующе заметил Червонец.
- Приготовиться! – Ладога прикрыл глаз, задержал на пару секунд мушку на белой черкеске с серебряными газырями, и плавно спустил курок…
Когда среди пьяного разгула, песен, ора и визга, грянул густой залп из мрака, выбивший наповал половину пирующих (попадали даже повара, кто в огонь, кто наземь и половина музыкантов) хмельные красавицы, в первые секунды замерли как оглоушенные, и застыли с вытаращенными глазами и разинутыми ртами. Но когда вслед за залпом, из того же мрака с громовым «Ура!» выскочили десятки русских со штыками на перевес, женщины подняли такой визг, и навели такую панику, лучше которой и желать было нельзя: менее чем в две минуты, оставшиеся в живых разбойники оказались переколоты словно цыплята. Пули и штыки не задели ни одной гурии, и даже те, кто отталкивая от себя мёртвые тела ухажёров, ошеломлённо хлопали ресницами стараясь подняться на ноги, оказались залиты собственно, не своей кровью.
- Кончено дело! – громко крикнул Ладога, опуская штык, и оглядывая место побоища. Часть тел лежала на пиршественных коврах, солдаты оттаскивали трупы с костров чтоб не смердели, и бережно снимали вертела с бараниной, которая как раз кстати была совсем готова. Девы что исполняли танцы, теперь опасливо поглядывали на драгун; их не столько пугал, сколько озадачивал залихватски-расхристанный вид русских. несколько женщин, из тех, что обнимались с разбойниками, заголосили убиваясь над телами своих любовников. А одна особо ретивая, выпустив потоки слёз, вдруг выхватив откуда-то кривой кинжал, с проклятиями бросилась на стоявшего к ней боком Воронца, но поручик наработанным боевым приёмом уклонился от лезвия, перехватил руку дамы, и легонько вывернул, заставив гурию выпустить оружие, после чего, с бранью толкнул её на кучу трупов. Остальные женщины подумав, что из-за такого поступка их товарки, им самим как минимум отрежут головы, попадали на колени, и молитвенно сложив руки, в разнобой заголосили, умоляя русских их не убивать, а убить «ту дуру проклятую, эту потаскуху». Дабы прекратить вой, Ладога вытянул из-за пояса пистолет, бахнул в воздух, и рявкнул.
- Ти-и-х-х-х-о-о!!!
Вопли и сопли разом затихли, а капитан коротко объяснил им, что никто их тут душить да резать не собирается, а всем даруют жизнь, и даже и «той дуре и потаскухе». Далее, Ладога приказал всё проверить; солдаты внимательно осмотрели место, докололи выживших разбойников, и принялись собирать годные продукты. Женщины охотно показали, где в ауле продовольствие спрятано в запасах, ячмень и овёс для коней, и сами конюшни разбойников. На эти сборы у русских ушёл час. Всё это время, команды по десять человек, стерегли засеки, на всякий случай. Себе, драгуны взяли только запасы пороха и пуль, дорогое оружие и коней. Женщинам велено было взять всё что они могут унести, а остальное, включая ворох одежд и дорогих тканей, предали огню.
- А куда ж нам теперь этих баб -то девать, ваше благородие? – изумлённо спросил Червонец, бросая взоры то на суетливо гудящих женщин, то на командира.
- Куда девать-то? А в Кара-Бабу отвезём, если не разбегутся дорогой… Там скучновато, у нас в лагере-то, грустно, а с бабами всё веселее будет! – улыбнувшись ответил Ладога.
- Взгреет нас за них, начальство-то… - опасливо предположил ефрейтор, шаря глазами по женскому отряду.
- А мы никому не скажем! – уверенно ответил капитан, и снова обратил внимание на гурий. Он попытался узнать у них, куда именно и зачем уехал Касым-бек, (точную дорогу для нападения на обоз, и когда он может вернуться) а заодно, не собирался ли атаман, сделать ещё что-то? Но, увы, разноголосица женских уст, не внесла в ситуацию, совершенно никакого просветления. В процессе столь тесного общения, Ладога заметил, что на него, оценивающе и игриво, поглядывает самая рослая и крепко сложенная девица, симпатичной наружности.
- А что с нами теперь будет, господин? – обеспокоенно спросило несколько женщин, хлопая глазами.
- С нами поедете, в Кара-Бабу если кто хочет… А кто не хочет, держать и догонять не станем, вы вольны ехать, и лошадей мы вам оставим…
Гурии тихонько зашушукались меж собой, а высокая, решительно выйдя вперёд, спросила у капитана, игриво поводя глазами.
- А это ты теперь наш господин, да? – и невольно принялась разглядывать его мундир.
- Да, обносились, изорвались в горах в кровавых битвах с врагами, - едва не сквозь зубы ответил Ладога, мысленно проклиная всё и вся, а затем вынужденно прибавил – Но скоро у нас будут новые мундиры… Вам, я не господин, кто там кому шейх, будет видно после, но ты… как твоё имя?
- Зарифа! – сладчайше улыбаясь и величаво приосаниваясь, ответила женщина, старательно выставляя красивую грудь.
- Зарифа, - повторил капитан, - нежная значит? – перевёл он это имя на русский, и окинув её взором ещё раз, продолжил – Так вот, кто там кому господин, видно будет после, но ты Зарифа, если пожелаешь, можешь остаться при мне…
- Я желаю остаться при господине, а как тебя зовут? – подошла Зарифа ещё ближе, уже откровенно строя глазки.
- Враги, зовут меня Крадрагун, а друзья по-разному – спокойно пояснил Ладога, на что Зарифа удивлённо вспыхнула, прикрыв рот пальчиками, но затем, видимо что-то осознав, осторожно спросила.
- А ты не станешь меня часто бить?
- Нет, если только ты, не выведешь меня из себя истериками и капризами, - ответил капитан, уже откровенно любуясь развратной красавицей. «Хороша чертовка, самое на переспать» - промелькнуло в капитанском мозгу.
- Я, не стану капризничать и причинять неудобства!.. А как я умею любить, господин ещё не знает! – вкрадчиво заговорила было гурия, но Ладога прервал её речь, сказавши что это, они обсудят чуть погодя, а пока, у него тут в ауле, есть неотложные дела.
Коротко посовещавшись с остальными офицерами, Георгий Гвидоныч решил устроить Касым-беку засаду здесь, в ауле, и ждать его до рассвета, а там, если он не появиться, идти на соединение со взводом Воронца. Загнав женщин в один из домов и заперев их там под крепким караулом, остальные драгуны залегли на крышах домов и в зарослях таким образом, чтоб при вхождении людей Касым-бека в аул, они попали бы под перекрёстный огонь, и ручные гранаты.
Азад, успевший убить у костров только одного врага, теперь лежал в засаде рядом с Ладогой, Есауловым и Червонцем, и терпеливо ждал. Никто из драгун не боялся заснуть, за годы тяжёлой службы, все они, закалили свои тела и души, сделав их по истине железными. Здешние псы к тому времени уже охрипли от лая, и опасности теперь не представляли… Такие засады, когда отсутствующего противника ждали в его же доме, случались в карьере Георгия Гвидоныча не однажды. Бывало даже, что в них, принимали участие бывшие товарищи тех, на кого устраивались засады, своим видом давая понять то тут всё в порядке, (находясь под прицелом русских штуцеров) словом, дело было привычное.
Прошло добрых два часа, а гостей всё не было. Когда первые лучи восходящего солнца заскользили меж гор, капитан заподозрил что Касым-бек где-то задержался после трудов неправедных. Ещё через час, капитан явственно услышал со стороны въезда в аул, четыре коротких крика совы, а через пять секунд, ещё два, условный сигнал их разведчиков, говоривший о возвращении. Кто-то из солдат, сидевших ближе, ответил двумя короткими, и через пять секунд, ещё одним совиным криком. Из-за валунов, шагах в десять от основной засеки, плавно показались три головы в драгунских киверах, а затем и их владельцы, солдаты из взвода Воронца.
- Свои, не стреляйте! – негромко крикнул один и них, как оказалось, унтер Богдан Гонта и двое рядовых. Навстречу поднялись из засады четверо, и приблизившись, растащили «засеку» в стороны. Гонта обернулся и тихо позвал.
- Можно, ваше благородие!
Послышался конский топот, и в аул въехало человек 20-ть драгун во главе с поручиком Воронцом, ведя за собой в три раза больше коней нагруженных всяким добром в виде узлов, тюков, и нескольких ящиков, а также одну лошадку в дорогой сбруе, поперёк седла которой лежал труп в дорогом халате зелёного цвета. Когда весь эскадрон проявился из укрытий, Ладога, поздоровавшись со спрыгнувшим с седла Воронцом, тревожно спросил у друга.
- Лёшка, а чего это вас только двадцать, а? Остальные где?
- Да ты капитан не боись, все живы и почти здоровы, недалеко отсюда их оставил, 16-ть телег с добром отбитым стерегут, ну и там ещё, кое-кого… - улыбнувшись, уклончиво пояснил поручик.
- А поперёк седла мордой вниз, это я так полагаю, Касым-бек висит? – подходя к лошади с трупом, вопросил Ладога.
- Он самый, пленные подтвердили после боя, - мотнув головой в сторону убитого, пояснил Воронец.
- Ну, рассказывай, как дело вышло! – капитан скрестил руки на груди и замер в ожидании. Всё оказалось до обыденного просто. Уже на рассвете, когда солнце почти встало, тыловое охранение подало сигнал, что идёт конный отряд. Разбойники отчего-то возвращались через ущелье, а не по дороге, судьба, одним словом. Драгуны в два мгновения заняли удобные позиции по обеим сторонам ущелья и затаились. Показался длинный обоз, впереди которого, чинно и важно ехал сам Касым-бек с приближёнными. У многих разбойников к сёдлам были приторочены отрезанные человеческие головы, и ошибиться драгуны не могли. Едва основные силы в числе более 60-ти всадников полностью втянулись в засаду, взвод дал залп, от которого сразу же и погиб Касым-бек и его так сказать штаб, более 20-ти всадников, а взвод Воронца с криками «Ура!» ринулся в шашки на ошеломлённого неприятеля, и менее чем в три минуты, покончил с ним.
- Никто не ушёл, -закончил рассказ поручик, и знаком приказал снять тело. Двое солдат осторожно стащили ещё не закоченевший труп, и положили в сторонку. Лет сорока с небольшим, сильный и крепкий мужчина с простыми, но волевыми и жёсткими чертами лица, без шапки.
- Возьми Лёшка его пояс себе, продашь при случае или в карты проиграешь! – посоветовал Ладога.
- И то дело!- согласился Воронец, и наклонившись к телу, стал снимать дорогой трофей, а остальным, капитан приказал готовиться к выступлению.
- Хороша вещица, и впрямь грех оставлять, - заметил Воронец, застёгивая пояс на себе, - Ну, а у вас я тут гляжу, тоже всё случилось в лучшем виде? - спросил он у друга.
- А ты к кострищам вон под те дерева сходи, да там ответы и найдёшь! – указал ему рукой Ладога, и Воронец бодро зашагал в указанном направлении. А капитан, видя разочарование на лице охотника, стоявшего над телом своего кровника, негромко заметил ему.
- Ну вот Азад, твой враг мёртв, две пули в теле, и больше не опасен, шайка его истреблена...
- Его я, я, должен был убить! – стиснув зубы воскликнул охотник и пнул тело.
- Ну, возьми, отрежь башку, привези своим, мы скажем что ты убил! – посоветовал Ладога, на что проводник, впервые за время их знакомства, улыбнулся крепкими, здоровыми зубами.
- Э-э, капитан!.. зачем мне чужая слава? Что я, мальчишка глупый? Нет, ты, конечно, прав, пусть и вашей рукой, но аллах покрал этого выродка, и он не будет больше ходить по нашей земле… А я, я тоже внёс частичку своего труда в его погибель, и буду уж довольствоваться этим!
Где-то через четверть часа, вместе с драгунами, на лошадках подъехали и здешние красавицы. Увидав тело своего бывшего господина, некоторые из них взволнованно загудели, но Ладога, зная, что теперь может начаться, громко и решительно выкрикнул им.
- Если кто из вас желает голосить над телом этого кровопийцы, может начинать прямо теперь же, но эскадрон не стане ожидать конца этой панихиды, мы, выступаем немедля!..
Красавицы сразу осадили назад, и водопада из слёз с дежурными причитаниями не последовало.
- По коням! – по привычке крикнул капитан, и эскадрон, оставив тела разбойников с их атаманом там, где они лежали, покинул зловещее место. Где-то через полверсты, чуть в стороне от дороги, в рощице, их ждали девять драгун охранявших табун в полсотни коней, 16 телег и арб, нагруженных мукой, вяленым мясом, рисом, солёной рыбой и прочим продовольствием. А очевидно в качестве украшений, на этих телегах сидело и уже довольно свободно общалось с солдатами, восемь юных созданий женского пола, разодетых в пух и прах.
- О как, Лёшка, и у тя бабы? – слегка удивился Ладога, разглядывая красавиц, на коих, не весьма дружелюбно стали коситься Зарифа, и её подружки «по несчастью».
- Это жёны и наложницы тех персидских маркитантов, что тащились в Эривань на полусотне подвод, по словам девушки, - начал пояснять Воронец – Мы себе только съестное оставили, а рухлядь всю в ущелье покидали, кому-нибудь на счастье… Да, девушки клянутся что нападавших, было не менее двух сотен!
- Ничего удивительного, Касым-бек сговорился с кем-то ещё, да вместе и напал, но про две сотни, красавицам показалось; сто-сто двадцать сабель от силы было! – высказался капитан, оглядывая транспорт с добром.
- Это куда ж мы теперь, со всем этим гаремом и лепёшками, денемся? – озадаченно спросил, подъехавший Бобальевич.
- И этих в лагерь отвезём, а коней продадим с выгодой, - уверенно ответил Ладога, и пояснил что в одном месте, уже не совсем на нашей территории, есть у него один богатый мелик, которому можно продать всё.
- Весьма богат сей армянский вельможа, хотя явно того не показывает; дом-замок у него хоть большой и крепкий, но в глаза излишней роскошью не бросается. А у хозяина, связей едва не на пол Кавказа! сотни приказчиков, столько же торговых агентов, лавки, магазины, заводы конские, винокуренные, кожевенные, кожевенные и всякие прочие, всё он держит в своих цепких руках! Злые языки, утверждали, что даже от персов откупался в былые года! – заметил в конце капитан. Подобные негоции, или говоря проще, - сделки, были в те времена вещами обыденными, добытых коней при невозможности содержать самим, продавали все стороны, всех войн и конфликтов.
Когда вышли из гор на побережье Аракса, и стали двигаться далее согласно планам и карте, оказалось что по всем сёлам и весям уже даже не ходили, а летали слухи о том, что противу разбойничьих шаек, вышел лучший русский полк их кавалерии, Нижегородский драгунский, а один из его эскадронов, под водительством страшного и безжалостного Карадрагуна, полностью истребивший не одну уже славную шайку, и едва не поймавший самого Керим-хана, теперь громом и вихрем пошёл по тылам персов, предавая всё огню и мечу, и немало чиновников шаха (в купе с казной) пропало без вести!..
Мало того, по самым достоверным сведениям, другие шайки разбойников, ещё не попавшие под клинки страшных всадников, спасались теперь кто-где мог. Пройдя в славе этих слухах весь день и не встретив нигде и намёка на разбойников, Ладога принял решение о возвращении в Кара-Бабу на другой же день после совершения сделки с лошадьми…

Х Х Х


Ночь прошла благополучно, драгуны впервые за последнее время сытно поели, и угостили на славу томных красавиц, с которыми совершенно тесно, а местами и нежно, общались у костров. Утром, после сытного завтрака, эскадрон тронулся в обратный путь, гоня табун захваченных лошадей, и охраняя 16 телег с припасами. На одной из развилок, охотник Азад остановил коня, и сказал Ладоге что он теперь оставляет русских, и возвращается домой. Дабы не отпускать верного проводника с пустыми руками, капитан вытащил из дорожной сумки один из самых красивых, посеребрённых пистьолетов, и протянул ему.
- Вот, Азад, бери за верную службу! Денег брать ты не хочешь, а пистолет возьми. Он хорошо мне послужил, бьёт без осечек, надёжный!
У охотника загорелись глаза от радости, он с благодарностью принял оружие, поклявшись при первой же нужде прийти капитану на помощь. Там же, у развилки с большим камнем, они и расстались. Капитан Ладога не разочаровал своих солдат: доехавши до нужного места, и взяв с собой, Есаулова, Червонца и Бобальевича, поехал с ними к дому мелика, стоявшего в окружении пышного и большого сада. Спустя два часа после того, как все церемонии по купле-продаже лошадей миновали, в карманах бойцов эскадрона, уже звенело порядочное количество серебряных монет. Теперь можно было с определённой уверенностью рассчитывать на то, что какое-то время, эскадрон не будет жить впроголодь. Обратная дорога до лагеря, проходила в новом ореоле слухов об их расправах над разбойничьими шайками, от которых уцелело лишь несколько человек, разносивших такие жуткие о русских драгунах слухи, на основе коих, можно было не стесняясь издать сборник страшилок, и сказок на ночь, для взрослых.
Оправдывались предположения и о том, что промышлявшие на этом берегу Аракса разбойники, бежали теперь куда только можно было, сея везде панику и ужас, да ледяной страх, перед безжалостным Карадрагуном…
Недалеко о самой Кара-Бабы, на перекрёстке узловых дорог, у драгун произошла судьбоносная встреча. По поперечной дороге, неприлично медленно тащился торговый обоз армянских купцов, и драгунский эскадрон остановился на перекрёстке, чтобы переждать.
Стоя рядом с командиром, ординарец Есаулов предавался самым обыденным размышлениям о предстоящем отдыхе, да рассматривал тянущиеся повозки с купеческими товарами. внезапно, прапорщик уже сам ощутил то, что некто, внимательно рассматривает уже их самих. Повернув голову налево, он заметил довольно хороший, рессорный экипаж для дальних путешествий; двусторонний, с откидными верхами, которые сейчас покамест, были сложены. На сиденьях. под ажурно-кружевными зонтиками от солнца, восседали три дамы: одна немолодая, другая лет 25-30-ти, по виду гувернантка (недурная собой) и юная барышня лет 17-ти, с кукольными глазками и отменной фигурой. Старшая дама таращилась на всадников чрез лорнет, и казалось, глаза её становились уже размером с оправу этого лорнета. Две оставшиеся красавицы выражали своё удивление заурядным хлопаньем глазками, и переводом их то вверх, то вниз. Есаулов сразу понял, что предметом женского созерцания, являются их вызывающе роскошные мундиры, нуждавшиеся как минимум, в самом серьёзном ремонте. И хотя помимо ординарца, изумлённые женские взгляды перехватило ещё несколько солдат и офицеров, и даже некоторые гурии, (издалека) именно прапорщик решил внести некоторую определённость, в неопределённую ситуацию.
- Оборвались, изодрались в страшных битвах с врагами Отечества, но имеем намерения переменить мундиры, в ближайшее время!.. – добавил Есаулов, чуть подумав. Дамы слегка смутились: молодые, покраснев отвели глаза, а пожилая, убрав лорнет, оборотила взгляд на сидевших напротив двух мужчин; господина лет 60-ти, и подтянутого кучерявого молодца лет 30-ти, (наличие сих пассажиров, прапорщик по началу даже не заметил)
- А здешние виды, положительно хороши! – выдавила она из себя. Мужчины, окинув эскадрон менее удивлёнными взглядами, парой коротких фраз, согласились со старой дамой. Есаулов, не обратил внимание на стоявшие позади этого экипажа две дорожные кареты, из коих их эскадрон, разглядывали с неменьшим интересом, чем разглядывают заморские диковинки.
Ладога конечно же слышал реплику ординарца, но не шевельнул и бровью для того, чтобы как-то влезть в разговор; тема прорех на их мундирах и всякие по сему поводу разъяснения, уже порядком осточертели капитану. Поэтому, он продолжил перебрасываться с Червонцем банальными фразами о перспективах реакции полковника, а за ним и Паскевича, на появление в полку двух десятков девиц нетяжёлого поведения. Наконец треклятый обоз проехал, и Ладога, повернув голову в пол-оборота, скомандовал.
- Р-рысью, а-а-рш!!!
… В расположении, оказалось что эскадрон Баградзе прибыл семью часами ранее, с результатом в три истреблённые, и две просто разбитые разбойничьи шайки, обозом в девять телег с продовольствием, но, без спасённых женщин. Занятый полковыми хлопотами Раевский, отреагировал на доставленных Ладогой пленниц совершенно обывательски, а вот за сведения, привезённые курьером, касающихся замысла персов истребить Эксан-хана, и опасности Аланчинского направления, Георгий Гвидоныч получил благодарность лично от командующего. А вот история с Керим-ханом, полковника заметно расстроила.
- Судьба, Николай Николаич, - заметил ему на это Ладога, и был отпущен с миром. От Раевского, капитан сразу же пошёл к Баградзе, который возле своей палатки пил чай, сидя на складном кресле, за раскладным столиком, накрытых кроме чайных приборов, ещё и лёгкой закуской на медном блюде. Прислуживал князю какой-то невысокий, полноватый грузин в красном бешмете и небольшой шапке.
- Георгий, садись дорогой, пей чай, кушай что душе угодно, рассказывай про свои подвиги!
Ладога с большим удовольствием сел в предложенное слугой по знаку князя кресло, и беседа закипела. В её процессе, князь похвалился другу, указывая на напевающего себе что-то в крошечные усики слугу.
- Вот, Георгий, рекомендую, Мамука, волшебник своего дела, повар-виртуоз, Моцарт кулинарии, Руставели приправ и шашлыков! Из чего угодно сготовит превосходное блюдо! Отбили у разбойников в первой же стычке, он там в невольниках пребывал, таскался с нами, а потом при мне и остался, а пусть его! – легонько махнул рукой Кахи, а потом, язвительно продолжил – А ты говорят помимо жратвы, целый гарем приволок, э?
- Приволок, не в горах же их оставлять, пусть пока в эскадроне поживут, а там видно будет! – наливая себе покрепче, ответил Ладога.
- Георгий, а вот в твою мудрейшую голову, за которую дают 10 тысяч на наши, неужели не могла прийти мысль, прихватить для старого друга, хотя бы одну, крутобёдрую красавицу. а?
- Мне страшно стыдно, Кахи, - придавая лицу раскаяние, и одновременно прихлёбывая божественного аромата и вкуса чай, начал ответствовать Ладога, но в тот момент, когда от нашего залпа не пострадала ни одна наложница, я, даже и не подумал о греховных помыслах князя Баградзе, а затем, сии девы просто приросли к нам, и увы дорогой Кахи, но для тебя уже ничего не осталось… Ну, разве только ты отобьёшь одалиску у Воронца, она кстати примерялась его зарезать от нахлынувших на нея чувств!- картинно пояснил Ладога, театраля мимикой и лёгкими жестами.
- Да, у Лёшки отобьёшь! – хохотнул Кахи, отставляя пустую чашку, а затем, перевёл разговор на дела насущные. Два час спустя, весь полк облетела весть что в Кара-Бабу прибыл целый поезд из трёх гражданских экипажей; двух карет, и дорожной коляске большущего размера. Личности приехавших, немного удивили офицеров полка: гостями оказались петербуржская тётушка павшего под Джаван-Булахом, Христофора Брауха. собиравшаяся устроить его женитьбу, посредством обращения к Паскевичу. Однако командующий не нашёл на столичных гостей времени, но остаться в Кара-Бабе позволил. Вскоре выяснилось что тётка, Аделаида Игнатьевна Попечилова, притащила с собой мужа, Гаврила Гаврилыча, свою воспитанницу Машеньку 17-ти лет, планируя её в жёны племяннику, гувернантку мадам Клотильду, даму итало-шотландского происхождения (весьма кстати привлекательную) и месье Жюфа, французского гувернёра 30-ти лет. В прочих каретах, явили себя седому Кавказу родственники и родственницы, дядюшки и тётушки, кузены и кузины, словом, полный букет, который в этих вот условиях, теперь требовалось не то, чтобы не растерять, а хоть как-то, более или менее разместить, чтобы они не запели лазаря на другой день по прибытии.
- Чем прикажете кормить, эту столичную ораву? – говорили про меж себя офицеры с одной стороны, а с другой, радовались наличию женщин среди этой оравы. Со всей этой суетой, Ладога совсем было позабыл о золотом медальоне в виде яблочка, который красивая барышня Катя, подарила некоему Серёже. Дабы не оставлять на сердце незаконченных дел, Ладога взял вещицу, и поехал к полковнику, попросился на приём, и войдя в палатку, доложил всё как полагалось, предъявив медальон.
- Это значит из пополнения кто-то, - сказал Раевский, разглядывая медальон, - и либо на фуражировке пленён или убит, либо в пикетах где… или на постах, или в прикрытии был… Среди наших за этот год вряд ли кто, но я гляну по спискам, а там и в штаб корпуса наведаюсь, там вернее всё узнаю, а тогда и сообщу вам, Георгий Гвидоныч… У вас, всё? – кладя медальон в ящик рабочего стола, спросил полковник.
- Никак нет, есть ещё много нательных крестиков и образков, взятых с этим же медальоном. Я обрек себя сдать их в Эчмиадзин, и хотел бы попросить вашего разрешения туда съездить! – чётко доложил капитан, а молодой полковник, едва заметно улыбнувшись, ответил.
- Пока, я не могу вам сего позволить капитан, грядут более серьёзные дела, и такой командир эскадрона как вы, с вашим опытом, знанием и репутацией, просто необходим покуда тут. Персы и в самом деле вознамерились истребить наивернейшего нашего союзника Эксан-хана, и нам, предстоит его спасти, так что увы, но ваше паломничество в монастырь, придётся отложить. А как будем близко от Эчмиадзина, так и навестите армянскую святыню, за сим, не смею задерживать!..
Довольный уже и тем что не забыл про поручение, Ладога вернулся к себе. А дела в лагере меж тем шли своим ходом. Красавиц, привезённых вместе с кулями и провиантом, отправили в баню, с приказом переменить одежды, спалив в печах старые (тряпья у гурий с собой и без того оказалось за глаза) Сами драгуны перед тем тоже хорошенько вымылись, а насчёт драных мундиров, интендант имел с некоторыми офицерами самый доверительный разговор, уверив последних в том, что новенькое обмундирование уже в пути и прибудет с транспортом через несколько дней.
В личной жизни у капитана Ладоги наступила некоторая стабильность. Зарифа оказалась не только горячей и страстной любовницей, но вполне себе не занудной и не капризной натурой, послушной и не скандальной. она умела слушать, немного рукодельничала, и клялась, что хорошо гадает по ладоням, лицам и звёздам. Однако последнего, капитан проверять не стал, не до того покамест было. Взятый в плен Али-ага уже служил к тому времени в татарской коннице в чине десятника, (повышение грозило ему при неоднократном отличии в бою) и был всем доволен.
Сложнее оказалась жизнь у почтенного Амир-бека, хозяина знаменитой долины, где русскими была почти полностью уничтожена одна из шаек Керим-хана, а сам он едва-едва ушёл живым. Дружеское махание драгун в сторону дома бека, начало наводить многих на подозрительные и крамольные мысли, что тут мол что-то не так: не иначе снюхался Амир-бек с гяурами, иначе зачем и ему руками махать, да ещё и не сжечь его дома, не разграбить землю? Уважаемый Амир-бек, клялся всеми святыми и памятью предков в придачу, что не причастен к несчастью, постигшему шайку храброго Керим-хана, до того, не раз находившего у него приют и кров! Но, несмотря на все клятвы и увещевания, сомнения вокруг имени Амир-бека росли и множились, ухудшая здоровье и репутацию последнего. Одним словом, поиски против разбойничьих шаек принесли неплохие плоды. Провидение видимо желая дать усталым воинам передышку, послало им несколько дней отдыха, насыщенных рядом забавных и надолго запомнившихся происшествий.
В один из дней, Ладога в сопровождении Есаулова и Червонца, наведался в Кара-Бабу по бытовым надобностям эскадрона, и привезти свежих новостей. Пока капитан хлопотал, денщик и ординарец, обстряпывали собственные дела. Отделавшись и уже совсем было собравшись ехать в обратный путь, капитан не нашёл своих подчинённых на месте: оба как сквозь землю провалились.
- Чёрт, теперь пока всех дружков не обойдут, не отыщутся собачьи дети! – хмыкнув себе в усы, проговорил капитан, и решил проехаться по селению, поглядеть что да как. Где-то через четверть часа, ему открылась презабавная картина: ординарец Есаулов стоял на своей лошади в компании уланского поручика и двух рядовых, что-то им втолковывая и поясняя, указуя на свой мундир, и теребя свою шашку, на которую указывал поручик, не очень дружелюбно глядящий на коллегу.
- Определённо у Константина Григорича возникли недопонимания, - улыбнувшись своим предположениям, проговорил капитан, и подъехав, узнал следующее. Конный дозор уланского полка, задержал подозрительную личность в уланском мундире непонятного покроя, а вместо положенной улану сабли, личность вооружена драгунской шашкой нижегородского полка. Личность ведёт себя явно подозрительно, ибо утверждает, что служит в ординарцах у командира 4-го эскадрона, капитана Ладоги.
- Верно поручик, служит сей бессарабский молодец у меня в ординарцах… просто из-за волокиты, мы не успели его переодеть, вручив только шашку. Признаться ребята, я. немало удивлён, что вы до сих пор не знакомы с прапорщиком Есауловым, он у меня уже порядочно!
Коротко извинившись и получив в ответ благодарность за службу, патрульные продолжили нести караул… другой забавный эпизод случился незадолго до прибытия транспорта с припасами и амуницией. капитан отправил Есаулова с поручением в Кара-Бабу, но в разумный для исполнения поручения срок, прапорщик не вернулся, хотя капитан по сему поводу особо-то и не переживал. Однако вскоре, из штаба корпуса прибыл вестовой и доложил полковнику что казаки, задержали шпиона в уланском мундире, но не здешних полков, и вообще какого-то странного… Выехав с Червонцем в штаб корпуса, назад он привёз невозмутимого ординарца, а на другой день, притащился наконец долгожданный транспорт, и нижегородцы сменили наконец свою рванину на новенькие мундиры, и превратились в писаных красавцев, чью внешность, оценили как их освоившиеся уже гурии, (даже наложница Воронца, хотевшая его ранее зарезать, теперь наглядеться не могла на своего «господина») так и сторонние дамы и барышни, нашедшие стараниями энергичной Аделаиды Игнатьевны, довольно приличное существование в Кара-Бабе. Тётушка, всплакнув по погибшему племяннику, очень скоро принялась подыскивать своей воспитаннице Маше, другого жениха. А между тем, давала о себе знать обстановка вокруг Урдабада и его правителя, Эксан-хана. Обозлённый всеми последними событиями, Керим-хан, собравши в кулак значительные силы из своих шаек, открыл против него боевые действия по всем правилам. Ожидался ещё подход персидских отрядов, а поэтому, Эксан-хан запросил у русских помощи. Его положение усугублялось ещё и тем, что семьи его сарбазов, державших вместе с ним город. жили в деревнях, и если бы персы их захватили, сарбазы вполне возможно, сдали бы город. Так или иначе, но верного союзника должно было спасать: во-первых, ради готовности показать всем крепкое намерение защищать преданное России население, а во-вторых, сам город мог служить хорошим аванпостом, в случае нападения неприятеля с Тавризской дороги. Эксан-хан, понимая, что присылка русских войск невозможна из-за из занятости, просил хотя бы ружья и пушки, мотивируя это тем что у него мало оружия, и без его наличия ему сложно будет удержать Урдабад. Тянуть с помощью становилось опасно, и уже 19 июля, Тифлисский полк, бригада черноморцев с полудюжиной конных орудий под командованием генерал-майора князя Вадбольского вступила в Урдабад. Генерал должен был передать Эксн-хану 400 ружей и одну четырёхфунтовую пушку, и если городу непосредственно не будет угрожать опасность, то возвратиться в лагерь. Вадбольский провёл в окрестностях Урдабада подробную и обстоятельную разведку, показавшую что противник весьма далеко, и нападёт или нет, неизвестно. назначив Эксн-хана нахичеванским наибом, 21-го июля Вадбольский выступил из Урдабада обратно. Вместе с войсками вышло много армян, в их числе семья брата хана, Ших-Али-бека. Эксан-хан и его сарбазы остались защищать город.
Стоило только русским оставить город, как неприятель моментально оживился. Конница Керим-хана появилась в 15-ти верстах от Урдабада уже 23-го числа, намереваясь угнать в Персию окрестные армянские деревни. Жители, загодя узнавшие об опасности, успели убежать, но вот скот и часть имущества достались неприятелю. Пока одни делили добычу, сам Керим-хан с 70-ю всадниками бросился на армянское селение Сиары, находящееся рядом с Урдабадом. Эксан-хан с 60-ю всадниками перехватил разбойников и в коротком, но яростном бою разбил их. Мало того, сарбазы Эксан-хана, преследуя разбитого Керима, встретили и разгромили другой вражеский отряд, шедший своим на выручку, и взяли в плен Али-Акбар-султана Даранского, весьма известного и влиятельного человека в тех краях. Очередная неудача разъярила Керим-хана, и он по новой двинулся на Урдабад, уже с трёх тысячной армией.
Осада началась с большой перестрелки, в результате которой, оборонявшие оставили предместья, и положение Эксан-хана заметно ухудшилось. К Керим-хану подошло подкрепление из двух батальонов персидских сарбазов с орудиями, которое окружило непосредственно сама замок, где засел с приближёнными лично Эксан-хан, а персидская конница отрезала город с другого берега Аракса. Нападение произошло столь быстро, что семьи солдат гарнизона не успели уйти, и над ними нависла смертельная опасность. Русское командование сразу же оценило размер опасности, и Паскевич принял энергичные меры для спасения союзника, и приказал второму батальону Грузинского полка с сотней казаков и двумя орудиями готовиться к форсированному маршу на Урдабад, под началом полковника, барона Фредерикса. В качестве особого эшелона, к этим силам придавалась армянская сотня и конное грузинское ополчение, под командованием генерал-майора князя Багратиона. Отдельным, не отмеченным ни в одной реляции распоряжением, в операции должны были участвовать дежурный штаб-офицер Ладога Георгий Иваныч, с денщиком и ординарцем, подпоручик Копыловский, поручик барон Ландграф, и пятеро нижних чинов. Это делалось для создания у неприятеля видимости присутствия на поле боя, частей нижегородцев, для пущего страха.
Глубокой ночью, к Фридериксу явился армянин, пробравшийся из Урдабада с тревожным известием, что положение Эксан-хана стало уже отчаянным. Восемь суток он держит блокаду в крепости, а последние 36 часов у гарнизона отсутствует вода, и солдаты колеблются, помышляя о сдаче. По словам гонца, сил у неприятеля не более 700 пехотинцев, но много конницы. Однако среди всадников, присутствуют несколько тысяч безоружных кочевников, коих Керим-хан пригнал для обычного грабежа окрестных селений. Фридерикс приказал армянину возвращаться назад, и ободрить гарнизон известием о подходе подмоги. В качестве русского авангарда скакали казаки, и грузинские всадники, а впереди их, летели драгуны, демонстрируя криками и всем своим видом, личное присутствие при подходе к Урдабаду. Утром 1-го августа, передовые русские силы уже открыто заявили о себе: Ладога, Копыловский, Ландграф и Есаулов, демонстративно выскакивали навстречу персидским разъездам, показывая себя лицом, а пятеро нижних чинов перемещались там-сям, то смешиваясь то отделяясь от других отрядов русской кавалерии, и это дало ожидаемый результат.
Когда русский отряд ещё пребывал в движении, к Фредериксу прискакал другой гонец из Урдабада, сообщивший о том, что слухи о стремительном приближении русских частей, а в особенности о беспощадных нижегородских драгунах, посеяли в персидском стане панику…
Узнав от своих разъездов что самый страшный из конных русских полков уже на подходе, осаждавшие пришли в замешательство, и среди них поднялся переполох. Крики «Драгуны идут! Всех вырубят, никого не пощадят!» заставили один персидский батальон бросить всё, и бежать за Аракс, а другой, с более решительным начальником, заперся в городе с намерением обороняться. Осмотрев позиции, Фридерикс отдал приказ гренадерам готовиться к приступу. Пехотные колонны под барабанный бой начали разворачиваться в боевые порядки, конница сосредоточилась на флангах, и всё это видимо так подействовало на решительный батальон персов, что его решимость улетучилась в небеса, и сарбазы, не дожидаясь штурма, быстренько ретировались за Аракс. Блокада замка пала, и солдаты Эксан-хана встречали русских с большой радостью и искренним ликованием. Опасность общей гибели миновала, Урдабад заняли без боя. Измученные жаждой солдаты Эксан-хана и он сам, отпились вдоволь за все тяжкие часы страшной жажды.
- Судя по всему господа, наш машкерад удался, по крайней мере, пока, - проговорил капитан Ладога, стоя со своими и наблюдая за берегом.
- Самый бал, у нас впереди! – пророчески заметил барон Ландграф, задумчиво глядя в даль.
- Ну, город-то мы думаю удержим, а вот если к ним подкрепление подойдёт, придётся идти на прорыв! – сплюнув себе под ноги, подумал вслух подпоручик Копыловский, сведя руки за спину. Ординарец Есаулов, по-прежнему стоял подле командира с нечитаемым выражением лица, и вслух никаких эмоций не выражал. Им предстояло сражение с основными силами Керим-хана…

28/07/2022.
Конец 3-й главы.

Продолжение следует…


-