Из пены или из ребра. Портрет 3. Полина

­­Она сидит напротив меня за столиком маленького уютного кафе и улыбается своей застенчивой, будто чуть виноватой улыбкой. Уголки светло-розовых пухлых губ, не тронутых косметикой, чуть приподняты, на   бледных щеках –  ямочки.   Она очень гордится этими ямочками. Она уверена, что похожа на Одри Хепберн, но я почему-то не вижу  сходства.   Наверное, всё дело во взгляде: он какой-то тяжёлый, напряжённый,беспокойный, ищущий что-то на лице собеседника, словно желающий проникнуть внутрь тебя,прочитать твои сокровенные мысли…В этом взгляде, в отличие от взгляда Одри, совсем   нет света, но очень много острых иголочек. Впрочем, он не всегда был таким. Я помню эту девочку другой.

- Сто лет с тобой не виделись!  Как ты?   Что нового?

- Всё так же… Нового, пожалуй, ничего… Хотя, вроде бы, столько всего происходит… А по сути, ничего не меняется. – Голос у неё глуховатый,очень низкий, и совсем не вяжется с её миниатюрной фигуркой и мелкими чертами лица. Помнится, именно этот контраст внешности эльфа и голоса великана  очаровал меня в Полине, когда мы познакомились много лет назад.Впрочем, как и её неповторимый,  инопланетный какой-то стиль...

- Ты  работаешь?   Там же?

- Нет… пока нигде.  Перед Новым годом ушла из «Икры»,  теперь вот подыскиваю новое место. Но думаю, трудно будет найти что-то подобное, того же уровня. Всё-таки там постоянно общалась с людьми высшего круга… Известные дизайнеры, бренды…  И клиенты, сама понимаешь, какие… У нас сам хозяин «Адмирала»одевался.   Всегда приходил в мою смену,подолгу со мной разговаривал…Классный мужик.
Она чинно складывает на краю стола руки: тонкие запястья и длинные изящные пальцы с короткими,отшлифованными ногтями без всякого лака, массивные кольца из чернёного серебра, закрывающие всю фалангу пальца. Тёмные   волосы причёсаны с какой-то немыслимой тщательностью,чёрный шёлк платья лежит абсолютно  ровно на  плоской, как у ребенка,   груди.Она внимательно наблюдает, как официант ставит перед нами чайник, две   чайные пары и тарелочки  с эклерами. Приподнимает руку и, чуть хмуря тёмные брови, обращается к нему:
 
- Благодарю вас. И скажите, можно принести нам   ещё одну чистую тарелку?   Можно? Тогда будьте добры,пожалуйста.

- Так почему ты ушла, если не секрет? Почему на этот раз?Мне кажется, тебе всё нравилось.

- Мне – да. Хозяйке – нет.Сначала она мной восхищалась и пела дифирамбы, но в какой-то момент всё изменилось.   Наверное, когда она поняла, что я разбираюсь во всём лучше неё. Ну и другие девочки тоже поменяли отношение, соответственно… Стало…неуютно.

Я слышу это не впервые. Каждый раз, когда Полина покидает очередное место работы (как правило, это какой-то гламурный, очень дорогой бутик в центре города),причина её ухода -в перемене отношения к ней.В том, что её недостаточно ценят…

- Ну, ничего. Найдешь что-то новое. У тебя ведь опыт какой уже!

- Да, опыт огромный.Но мне ведь уже почти  тридцать,   а в продавцы-консультанты всё-таки берут совсем молодых… ими проще управлять.И знаешь, мне порой становится страшно…-её лицо почти не меняет выражения, но взгляд становится ещё напряженнее и тревожнее. - От того, что у меня нет никакой опоры.Вот ты: ты знаешь языки, а главное – у тебя диплом, и ты всегда и везде сможешь заработать себе на кусок хлеба   уроками…    А как буду жить я, когда в магазины меня перестанут брать?

Полина откладывает один из эклеров на принесенную официантом чистую тарелку и аккуратно режет его на несколько частей. Движения её рук грациозные и неспешные. Лицо сосредоточенно, около губ лежит скорбная складочка.

-  Россия – это не Америка.Помню, в Нью-Йорке у меня купили сразу несколько моих рисунков.  Просто посмотрели и купили, и никто не спрашивал, есть ли у меня художественное образование.Здесь такое в принципе невозможно. По крайней мере, в нашем городе. Здесь просто никто не в состоянии оценить настоящее искусство.

- Мне кажется, везде найдутся люди, способные оценить.А насчет образования… Ну, два  года в художественном колледже – они быстро ведь пролетят!Ты же поступала,может быть, тебе стоит восстановиться просто?

- Я не поступала, я просто брала частные уроки у самого директора.Учиться там невозможно: в тебе просто убьют всё творческое начало.

Да, это я уже тоже слышала. Много раз.

Она пробует кусочек эклера, потом промокает губы салфеткой и лишь после этого делает глоточек чая из чашки.  Каждое её движение выверено и точно, словно это не живой человек, а совершенная механическая копия.

-   Но тогда тебе можно выйти замуж, - подбадриваю я, совсем не грациозно поднимая свою, налитую почти до краёв   чашку, и как всегда немного проливается мимо, на блюдце.

Снова чуть виноватая улыбка и застенчивые ямочки. Взгляд теплеет, в тёмных глазах вспыхивают искорки, но скоро гаснут.

- Ну да, конечно! Те, за кого я вышла бы замуж, увы, давно женаты.И тягаться с их женами я не стану, конечно.Там такие акулы зубастые.Свою добычу ни за что не отдадут.…А остальные, зачем они мне?... Да, собственно, где они, остальные? Никого нет.Никого – моего уровня.

- Да… это понятно. Кстати… я недавно видела Диму, если я не обозналась, конечно. Но, кажется, это всё-таки   был он… на своем тёмно-синем джипе…

- Правда?-она даже чуть распрямляет узенькие плечи, и снова оживают искорки в её глазах. Немного медлит, не решаясь задать вопрос,смотрит испытующе, и кажется, я уже понимаю, о чём она хочет спросить меня.Да, так и есть.

– А скажи, пожалуйста,он был в машине один? Или с кем-то?Ты не заметила?

- По-моему, один.

- А…Ну… Конечно, ты не могла разглядеть, но вдруг… - она понижает голос почти до шепота, и от волнения он становится хриплым, - у него было обручальное кольцо на руке?

- Хм… Нет, Полин, не видела,да я и не смотрела.

- Ну да, понятно…Конечно.

- Полина…Извини, но… я спрошу.Ты…ты хотела бы вернуть его?

Пауза перед её ответом совсем короткая. Ответ звучит твёрдо.

- Да. Я понимаю теперь, что никто не будет ко мне относиться   так же, как он.

-Ты говорила, что у вас мало общего… Что он не дотягивает до твоего уровня.

-Я и сейчас так считаю.Но люди с разным уровнем развития и разными интересами живут прекрасно всю жизнь, разве нет?

- Пожалуй, да.  А    ведь ты можешь позвонить, написать ему… Может быть, он ждёт?

- Нет. Я не могу. Если бы он хотел, он написал бы первый.

- Думаешь?

- Не знаю…Я часто вспоминаю тот наш с ним год в Нью-Йорке…Как светлое, солнечное пятно на тёмно-сером фоне жизни.Там я дышала полной грудью.Там я жила. А здесь   я просто существую, понимаешь?     Просто какое-то унылое существование, выживание. Это   бесконечное одиночество. Эта работа ради куска хлеба. Общение с людьми, с которыми у тебя нет ничего общего, которые не знают и десятой доли того, что ты знаешь, но считают себя   выше, умнее, круче – только потому что у них есть бумажка, диплом,а у тебя его нет… И этот культурный голод… В этом городе   совсем некуда   пойти,   я задыхаюсь здесь. – Она и правда как будто стала задыхаться, и   бледное лицо её приобрело какой-то зеленоватый оттенок.

Недопитый чай остывал в чашке. Она умолкла на несколько секунд, глядя мне прямо в глаза, сидя неподвижно, как изваяние, потом выдохнула с отчаянием:

- Ну не молчи ты, скажи что-нибудь!!!!

Пожалуй, иногда лучше   не откликаться на такие просьбы и всё-таки промолчать. Но я откликнулась.Вернее, поддалась, потому что в её взгляде и голосе была даже не просьба, а мольба, призыв,требование, приказ – всё   вместе. Она хотела, чтоб я сказала то, что я думаю.   Что ж… Я внутренне собралась и   вывалила именно то, что думала:

-Я понимаю, что ты хочешь всё изменить в своей жизни. Но ты ведь ничего для этого не делаешь. Мы знакомы десять лет, и все десять лет я слышу одно и то же, но я не вижу действий…

Она словно чуть пошатнулась. Глаза угрожающе быстро наполнились слезами, а нижняя губа задрожала.Она требовала моего мнения, и получила – вырвала его у меня силой.Слова были сказаны, взять их обратно я не могла, как бы ни хотела.Несколько секунд она боролась со слезами, но проиграла эту битву:крупные, тяжёлые капли поползли по щекам, сливаясь в один ручеек у подбородка.Она заговорила сквозь слёзы:совсем севший, охрипший голос выталкивал слова из горла тяжело, с усилием,и они казались каким-то шершавыми    серыми камнями, падающими с глухим стуком на сухую, растрескавшуюся   землю.   Половодье слёз и выжженная пустыня слов, -это было почти невыносимо, для нас обеих.

- Я так и знала. Так и знала.Ты говоришь точно, как моя мать. Слово в слово.Но откуда вам знать?Вы же не видите, что я делаю. Сколько всего  я делаю.   Постоянно.    Никто не видит. …Я думала, хоть ты меня понимаешь,   думала, что подержишь. Но я ошибалась.

Теперь её голос звучал почти зло, и сквозь пелену слёз она смотрела с такой болью и ненавистью, что мне стало не по себе. Мне показалось, что она сейчас встанет и уйдёт.   Нужно было незамедлительно принимать какие-то меры по ликвидации последствий катастрофы.

- Помнишь, Полин,ту картину твоего любимого Рене Магритта?  Как она называется?   Там два человека стоят около высокой непреодолимой каменной стены,которая скрывает от них чудесный вид и горизонт… А камни стены сложены в огромные буквы – REVE -«мечта».Мы ещё рассуждали с тобой, что вот иногда сама наша мечта может быть препятствием для    движения вперёд,а иногда мы из-за неё   просто не замечаем    саму жизнь… А жизнь проходит. Помнишь?

Скоро её слёзы высохли, и даже тень улыбки снова появилась на бледных губах.И мы вышли из кафе вместе, словно ничего не произошло.С унылого мартовского неба падали мелкие, ненастоящие какие-то снежинки. Крошечными белыми шерстяными   звездочками цеплялись за воротник её   чёрного пальто… Вся безупречная, тонкая, прямая и непреклонная    она уходила по серой пустынной улице,   а март сыпал и сыпал ненужным    снегом на притихший, уставший от долгой зимы город.