
Я трогаю неприколоченное. Думаю о доступном, употребляю съедобное и извлекаю перерабатываемое. Страшусь смерти, но еще сильнее боюсь жить. Публично я привыкла позиционировать себя особью глубоководной, но одновременно с этим барахтаюсь в лягушатнике на радость слепням, комарам и эксгибиционистам. Я ничтожно мала. Так мала… Чтобы отыскать макушку моей черепной коробки, понадобится сесть на корточки, опустить голову ниже уровня плеч и попросить собаку взять след с первого намека на каштановый волос. Я – им. Я – их. Я – они.
У меня нет голоса, нет цвета – только интонации и полутона, эхо и тени, рот и формочка для запекания рождественского пряника. Все мое движение состоит из копошения и перистальтики, пенетрации и дефекации, рождения и смерти. И дай бог, чтоб от колыбели до колыбели со мной случились 70 январей.
С каждым последующим годом я учусь все больше и больше походить на людей с ваших фотоальбомов, картин и квартир снизу. И знаете, у меня получается. Я тоже лгу. Очень смертна. Не слышу, забываю и ухожу. Жадничаю, сплетничаю и устаю. От вас, от них, от самой себя. Я тоже люблю себя и ненавижу. Люблю вас и ненавижу. Чтоб вы сдохли в моих объятиях! Я буду целовать каждого из вас до мозолей, язв и раковых опухолей. Живите вечно, дорогие мерзавцы!
Я не умею принимать одиночество, будь то естественное состояние индивидуума или бытовое ужасающее «наедине». Мне всегда необходим союзник, чтобы разбавить свой кисель стаканом его пресной воды и возложить часть личной ответственности аккуратно горкой поверх его собственной. Невозможно представить, что когда-то мне приходилось жить в одиночной камере околоплодных вод в ожидании освобождения, как и то, что однажды я стану окончательно одинока в своих червивых апартаментах глубоко под вашими варикозными ножками. Такими родными ножками…
Мы всегда реализуемся посредством других. Вся наша значимость и самоуважение произрастают из реакций окружающих. Не имея под рукой прописных истин о смыслах бытия, мы ищем их самостоятельно, обращаясь друг к другу, и хорошо, если мы вовремя остановили поиски. Главное – не торопиться винить окружающих в утрате мнимого имущества. Невозможно потерять то, чего никогда не находил. К примеру, знаменитое собственное я. Любая самость лабильна аналогично биохимическому составу крови. Это эфемера, атмосфера. Афера. Такая же рискованная и недобросовестная.
Когда мне было 6, я влюбилась в мужчину лет сорока. Я провожала его на работу и ждала обратно. Мне нравились его сломанный нос, зелененькая бутылочка Heineken и женственная манера втягивать сигарету в легкие, когда он набирал очередное сообщение своей любимой. Однажды он почти плакал. И я вместе с ним. Кто-то умный обязательно написал о таком явлении. Кто-то умный обязательно знал и причины, и следствия, но я – нет. Разве это не очаровательно?