Роберт Иванов: Субботний обед, или Техника выживания

­В субботу, как обычно, Андрей Юрьевич Воронин отправился к своему старинному приятелю Николаю Сергеевичу Коноплицкому «покушать водочки».«Милый друг Коля»  – педант и гедонист – отправил супругу в Крым ухаживать за приболевшей внучкой и уже второй месяц жил один, но ни на йоту не изменил своим привычкам, в том числе – субботним обедам.

Обед обычно начинался в четыре пополудни. В этот раз ели варенную в мундире картошку со сливочным маслом и слабосоленую магазинную селедку, которая продавалась в виде красиво  упакованного филе в растительном масле. К такому гарниру полагался еще салат из свежих огурцов с зеленым луком и сметаной. Пили, как повелось, украинскую водку, к которой оба приятеля были весьма пристрастны. Надо отметить, что Николай Сергеевич не признавал графинов и подаренный ему супругой его, Ольгой Ивановной, на 45-летие хрустальный графин тайком передарил соседу, малому доброму, но аккуратному выпивохе, к которому за 25 лет совместного проживания на одной лестничной площадке ни разу не зашел в гости. Он и подарок вручил как-то так,  неторжественно, словно невзначай: позвонил в дверь и протянул графин, наполненный дешевым вермутом, открывшему хозяину со словами: - Это тебе, Пауль. Пауль растрогался и в ответ принес двухлитровую бутыль «Монастырской избы». Тоже отдал  на пороге, бормоча извинения за свою бесконечную занятость.
Николай Сергеевич никогда не пил с кем попало.
Будучи педантом, как уже было отмечено, он не признавал графинов, потому что в графин можно «налить что угодно». Напротив, Коноплицкий весьма ценил этикетку на влажной после холодильника бутылке, а также замысловатые пробочки, которые гарантировали седьмую степень защиты от подделки. Водку он охлаждал до строго определенной температуры, при которой та раскрывала все свои подлинные вкусовые качества. Такая требовательность предполагала много возни, но, правда, как он измеряет температуру и какой она должна быть, Коноплицкий никогда и никому не говорил.
Объем бутылки варьировался в зависимости от обстоятельств. Обычно бутылка была ноль-пять, а по большим событиям – ноль-семь. Оба друга были противниками перепития,  потому что предпочитали здоровый образ жизни. Соответственно подбирались и рюмки. Фишка была в том, чтобы уложиться в пять заходов.
Сегодня на столе стояла ноль-семь. Андрей Юрьевич ненадолго задумался, по какому поводу праздник, но легкое нетерпение в предвкушении первой заставило его забыть вопрос. Пить в этот раз предстояло из металлических стопок объемом 0,75 мл.
Начали с яиц. Яйца были очищены и положены на тарелки – по одному на едока, –  разрезаны на четыре дольки, посолены и приправлены майонезом. К яйцам полагалось несколько ломтиков буженины и 2-3 редиски. Андрей Юрьевич еще попросил Николая Сергеевича оставить для него толстые белые обрезки от перистого лука. Он любил закусить первую именно лучком, макнув стебли прямо в солонку.
Первая пошла замечательно.
Сразу налили по второй.
Эту систему придумал Коноплицкий, как более педантичный, но одновременно и более творческий человек.
Он говорил, что вторую надо пить следом за первой сразу, почти без паузы, потому что тогда и только тогда можно получить максимум удовольствия. Дальше можно пить в привычном для себя темпе.
Андрей Юрьевич в целом поддерживал теории своего приятеля.
Выпив по второй, перешли к картошке.
Горячий и подсушенный на плите картофель вынули из кастрюли, положили на чистые тарелки. Николай Сергеевич стал ножичком очищать картофелины от шкурки, придерживая их вилкой, и складывать очистки на специальное блюдце. Андрей Юрьевич, который ел картошку прямо в мундире, напротив, разрезал картофелины ножом и в разрез заложил по солидному куску сливочного масла. Он со слюнкой во рту наблюдал, как масло таяло и растекалось по тарелке. Это продолжалось несколько секунд…. Помяв затем картофелины вилкой, он положил сбоку два крупных  куска селедки и накрыл все это тремя ложками огуречного салата с луком и сметаной. То же сделал и Николай Сергеевич. 
Налили по третьей.
- За что пьем? – уточнил, наконец, гость. – Почему сегодня ноль-семь?
- Так внучка же! – с легкой укоризной сказал хозяин. – Ей сегодня четыре годика…
- Боже, как летит время! – ахнул Юрьич и опрокинул рюмку в рот.
- Будем! – произнес короткий тост Сергеич и сделал то же самое.
Молча немного поели. Хмель слегка ударил в голову, горячая картошка контрастировала с холодным сливочным маслом и салатом, слабосоленая селедка добавляла непередаваемый вкус… В обеде у Николая Сергеевича было все продумано. Его супруга, когда ей приходилось принимать гостей, в таких случаях подавала картошку холодной и поливала ее растительным маслом. Нет, мысленно говорил себе тогда Николай Сергеевич, так нельзя, ибо нет контраста. Зачем лишать себя дополнительного удовольствия?  И он требовал, чтобы картофель подавался горячим, а масло – обязательно холодным.
С четвертой можно было не спешить.
 
- Что с внучкой? – спросил Андрей Юрьевич, намекая на отсутствие супруги.
- Да вот, подхватила жестокий бронхит… теперь с бабушкой в Крыму… - лаконично разъяснил друг Коля. Он не любил обсуждать тему внуков, потому что не чувствовал себя дедом.
- Даа, бронхит… - задумчиво протянул Андрей. В этой области он был сведущ, но из деликатности не захотел огорчать друга и потому решил отделаться междометием. – Бронхит, дааа..
Он подумал о своей супруге, о дочке, которая учится сейчас в Бельгии, о том, что и он через пару-тройку лет станет, вероятно, дедом, о том, что быть дедом, скорее всего, не так увлекательно, как об этом говорят по телевизору и знакомые одногодки…
- Бронхит, - глубокомысленно заключил он. 
Выпили четвертую.
Картошка заметно остыла, масло уже не таяло на ней, а всего лишь слегка оплавлялось. Андрей Юрьевич отрезал от картофелины толстый кружок, сверху положил соразмерный кусочек масла, отправил в рот,  прижал к небу языком. Подержав так несколько мгновений, положил в рот еще и  ломтик селедки и стал медленно переворачивать пищу языком, наслаждаясь чередованием горячего и холодного, соленого и пресного… Проглотив комок, он взял кусочек подсушенного в тостере черного хлеба, положил сверху ломтик буженины и полусферу редиса. Посолил. Пить очередную было не время, но закуска должна быть наготове. То же самое сделал Николай, только накрыл буженину куском соленого огурца.
У Николая были родственники на Украине, а у Андрея престарелая тетка жила в Москве, в Малом Козихинском переулке. Правда, тетку он не видел уже лет двадцать, с тех пор, как перекрыли границы… Ну, может, чуточку меньше: в 94-м его занесло на две недели в Москву как бы в командировку, и тогда он прожил это время у тетки, вдыхая по утрам и вечерам ненавистные ему старческие запахи. Тетка перестала писать, как только почта ввела международный тариф; Андрей тоже не стремился к поддержанию родственных связей, произошло многолетнее затишье, потом появились компьютер и интернет, но тетка была слишком отсталой, чтобы освоить электронную почту. Конечно, у нее были дети, даже двое – брат и сестра, - но они мало интересовались судьбой своего уехавшего на Запад (в Таллинн) двоюродного брата. Андрей помнил, что при встрече они больше всего опасались, как бы он не собрался переселить к ним, в Россию, на их жилплощадь и как превентивно уговаривали его оставаться на Западе, убеждая, что в России ничего хорошего нет, зато все хорошее сосредоточено в Эстонии…
Заговорили о политике. 
- Ну, как на Украине относятся к своему новому президенту? – спросил Андрей Юрьевич. Подразумевалось, что Николай Сергеевич хорошо разбирается в ситуации на Украине.
- Как-как! – неохотно пробормотал Коля. – Как, блин! 
Он помолчал немного, потом вдруг выпалил с каким-то неожиданным остервенением:
- Воруют – везде!!!
- Это - да! – со значением произнес Андрей, не желая чрезмерно возбуждать друга. Тот осекся, замолчал. Андрей продолжил:
- Российский-то президент, Медведев-то, совсем охренел: поехал встречаться в камеди-клаб. Ну, ну, ну… не идиот ли!
Он стал пересказывать только что прочитанную в интернете статью Николая Старикова «Пять ошибок президента Медведева». Потом заметил, что «милый друг Коля» слушает его не очень внимательно, думая о чем-то своем. Разговор угас как бы сам собой.
Выпили пятую.
- Давай сегодня без политики, - предложил Николай. Они вышли на балкон покурить. После долгих лет знакомства они уже не нуждались в том, чтобы говорить много. Николай сел в кресло, Андрей облокотился на балконную решетку. Голова приятно кружилась, одна затяжка следовала за другой… Оба молчали о своем: Коля думал о внучке и скором возвращении жены, по которой он соскучился, Андрей думал о мировой политике, о кризисе, о президенте Обаме, который порушил все его надежды на мир и дружбу между народами. Ни о чем так страстно не мечтал Андрей Юрьевич, как о мире и дружбе. Он подумал, что за это стоило бы выпить, но водка закончилась, а пить коньяк или что-то еще ему не хотелось.
Вернулись с балкона, сели пить чай. Коля пил с вареньем, Андрей – с розовым зефиром. В самом конце чаепития затронули национальный вопрос.
- А все-таки ты еврей, Дрюня!- без злобы сказал Николай. 
- Да какой я тебе еврей! – несколько более горячо, чем следовало, отмахнулся Андрей. – Юрьич я, понимаешь, Юрьич!
То, что бабушка у него была Иосифовна, он никому никогда не говорил.
- Да ладно, будь евреем, я же не против, – сказал, похлопав его на прощанье по плечу, «милый друг Коля». – Я бы с тобой в разведку пошел… а ты?
Андрей заключил Колю в объятия и постоял так всего лишь несколько мгновений. Он поймал себя на мысли о том, что впервые за все годы знакомства проявил такую нежность к другу, и вдруг почувствовал от него такую же нежность в ответ.

2012 г.

Автор: Роберт Иванов

https://www.chitalnya.ru/work/3473332/