ЗАТРАВКА.
ЗАТРАВКА
Время есть величайший из повторов.
Фрэнсис Бэкон
Дверь кабинета чуть приоткрылась, в образовавшуюся щель как-то бочком буквально проскользнул Харламов, осторожно прикрыл её за собой, точно боясь кого-то разбудить своим шумом и её скрипом, походкой начинающего сапёра на только что разминированном им поле дошёл до окна, там круто развернулся, и сел на подоконник, прожигая взглядом дверь.
Стогов внимательно проследил за действиями профессора, который был сегодня явно слегка не в себе.
- Как там? – спросил он, чтобы обратить внимание гостя на своё присутствие. – Про вас не спрашиваю…
Харламов тихо и нервно покашлял.
- Спит… Ещё спит… Но это - уже финиш… Приборы показывают нарастающую активность мозга… Минут через пять он проснётся… Сам…
- Там кто-нибудь остался?
- Нет, мы убрали оттуда всех. Отсоединили датчики и капельницу, и ушли. Пусть он придёт в себя - наедине с собой. Там есть два стула: на одном - больничная одежда, на другом – та, которую он привык носить.Конечно, не родная его, и он это сразу почувствует, но другой у нас попросту нет. Он сам решит, что ему надеть и в чём прийти к нам. Почти гарантированно уверен в том, что он оденется, чтобы уйти от нас. Это больше соответствует всем легендам о нём.
- Вы за ним следите?
- Тоже нет, и это в определённой степени - психологическая уловка. Если он способен это ощутить, то непременно почувствует. В палате отсутствуют окна, значит, он оденется и придёт сюда, в этот кабинет. Другой дороги оттуда уже нет. А тут мы его встретим, и ответим на все вопросы, которые он нам задаст.
- Волнуетесь? – снисходительно спросил Стогов. – Вы сможете отвечать на его вопросы, не заикаясь?
- А вы как думаете, многоуважаемый академик? – Харламов не скрывал своих эмоций. – Пять лет титанического труда – это не один рабочий день. Вы сами что, не боитесь абсолютно ничего? А вдруг?..
- Никаких «А ВДРУГ», Сергей Викторович. – Стогов действительно был совершенно спокоен. - До него мы без малого пятнадцать лет проводили практически непрерывные эксперименты на животных, которые в последние пять лет давали лишь стопроцентно положительные результаты. Все собачки и кошечки, которых мы клонировали из их костей, а потом состыковывали с персональными психологическими матрицами, снятыми с Единого Информационного Поля Вселенной, были абсолютно идентичны оригиналам. Совпадали и характеры, и привязанности. Они даже помнили своих прижизненных хозяев. Пять последующих лет работы с ним тоже были под нашим пристальным контролем.
- Собака – не человек, Игорь Александрович, - чуть усомнился Харламов. – Собачка не пожалуется, если у неё внутри что не так, да и её личность, если хотите, индивидуальность, ДО и ПОСЛЕ сравнивать тоже трудно…
- А человек просто пожалуется на что-то не то у себя внутри, и мы его элементарно вылечим. С личностью, конечно, гораздо сложнее, но, надеюсь, некие базовые параметры сохранятся. А детали… Ну кто сейчас помнит, каким он был когда-то? Таких осталось совсем немного, а лично его знавших – и вовсе единицы. Но, насколько я разбираюсь в подобных вещах, как профессионал, сбой возможен лишь на сотые доли процента от общего объёма информации о его Личности. Это почти мелочи. Чуть спокойнее темперамент, чуть быстрее реакция… Это девиации, не оказывающие серьёзного влияния на фундаментальные вещи.
- Ладно, если так… - чуть уступил чужой уверенности Харламов. – Действительно, посмотрим…
- И послушаем… - добавил Стогов. – В какой-то степени он - почти другой. Мы лишили его алкогольной и наркотической зависимости, мы очистили его организм от всего вредного - наносного и приобретённого, он сейчас соответствует биологическому возрасту тридцатилетнего. Мы не рискнули убирать всё, оставив лишь вредную привычку курения, но её последствия компенсировать гораздо легче. Дальнейшее он решит уже сам, но, я надеюсь, он не возьмётся за старое. Тогда придётся ему опять что-то вшивать. Он к этому привычен, а нам - лишние хлопоты…
…- Ш-ш-ш-ш-ш-ш… - вдруг уставился Харламов на дверь, и его розовые от волнения щёки стали стремительно бледнеть. – Он идёт сюда…
- Слышу, - спокойно сказал Стогов, и приготовился встречать того, кого уже давно привык считать своим сыном.
…Дверь резко открылась, впуская гостя. Мужчина был одет в парадно-выходное, и на лице его была непреклонная решимость немедленно покинуть неуютное для него заведение.
- Здравствуйте! Я попал туда, куда мне нужно? – спросил он слегка сипловатым баритоном, и Стогов поразился тому, что этот вполне рядовой тембр может при необходимости легко перерождаться в Стихию. – Другого пути я не нашёл.
- Здравствуйте. Да, конечно… - Стогов показал гостю на кресло напротив. – Присаживайтесь, разговор у нас будет долгий.
- Можно, я постою… - гость улыбнулся. – У меня такое чувство, будто я не двигался лет сто. Пусть мышцы придут в себя и настроятся на движение. И я не думаю, что вы будете держать меня здесь час…
- Как вам будет угодно, - не возражал Стогов. – А я в свою очередь постараюсь уложиться минут в пятнадцать.
- Что это было? – без предисловий спросил мужчина. – Со мной? Я практически ничего не помню. Выключился - и всё… Это был приступ? Чего именно, и сколько он длился? И что мне с этим делать дальше? Я не люблю лечиться, но к некоторым полезным советам врачей иногда прислушиваюсь… - он снова улыбнулся.
- Вы не тот человек, которого нужно готовить, поэтому решайте сами, как вам усваивать полученную информацию.
- Это звучит почти как приговор, товарищи доктора, - мужчина убрал со своего лица уже устаревшую улыбку.
- Итак, была клиническая смерть, - стремительно пошёл дальше Стогов. – Которая перешла в биологическую…
- Не понял, - мужчина вспомнил про ушедшую улыбку, но она на этот раз получилась у него какой-то вымученной. – Вы хотите сказать, что я умер?.. Тогда, судя по преобладающему белому цвету, я нахожусь в Раю, хотя многие прочили мне исключительно Ад…
- Да, вы умерли… - зажав взгляд гостя своими глазами, сказал Стогов. – Умерли пятьдесят лет назад и торжественно похоронены на Ваганьковском кладбище Москвы…
Густая и быстрая тень, как крыло пролетевшей рядом Смерти, промелькнула по лицу мужчины.
- Можно, я сяду?.. – глухо спросил он, и, не дожидаясь разрешения, опустился, почти упал в предлагавшееся ему чуть ранее кресло. – Я не верю в загробный мир, но всегда доверял науке. Какой сейчас год?..
- Две тысячи тридцать второй, - с готовностью сказал Стогов, заранее ориентированный на любую реакцию.
- Значит, меня оживили… - сам сделал вывод гость. – Из праха… Не думаю, что опального певца сохранили в мавзолее…
- Да, наука сейчас и не на такое способна.
- Тогда многое становится понятным, - резюмировал мужчина. – И палата без окон, и какая-то непонятная кровать. Да и одежда – не моя. То, что я привык носить, но не с моего плеча… Я это сразу почувствовал, когда надел, и ещё удивился этому, хотя и вскользь. Да и воздух пахнет как-то не так… А как же Душа? – вдруг опомнился он от своих размышлений вслух.
- Такого понятия давно не существует, - ожил у окна Харламов. – Есть биологический организм, и есть его психоэнергетическая Матрица. Одно умирает и разлагается, другое хранится в некоем Едином Информационном Поле вечно. Остальное - почти просто. Клонируешь организм из его генов, сохранившихся в костях, потом совмещаешь с Матрицей Сознания, найденной в Поле по специальной поисковой программе, и получаешь абсолютно идентичную копию. Итак, вы теперь – полный клон того, кто умер когда-то, и храните в себе всю информацию, накопленную им на момент смерти. Дальше вы будете уже сознательно ассимилировать новую.
Мужчина странно окаменел в кресле. Его лицо не отражало никаких процессов, происходивших в его душе.
- Есть проблемы?.. – спросил Стогов.
Мужчина вздрогнул и ожил, вернувшись в реальность, точно ждал именно этого толчка извне.
- Этого не передать… - враз охрипшим голосом ответил он, и Стогов вдруг почувствовал, что этот голос сейчас именно на той грани, за которой начинается его привычная Стихия… - Я всегда мечтал о новой жизни, потому что считал, что этой мне может и не хватить. Значит, её действительно не хватило, раз вы подарили мне ещё один шанс… Почему именно мне?
Он вскинул глаза навстречу взгляду Стогова.
– Вы тут – старший по возрасту, и, значит, наверняка - наиболее ответственный и осведомлённый. Я всего лишь актёр и не очень хороший певец. Неужели не нашлось более достойных людей, способных принести бОльшую пользу?..
- Был социологический опрос, – сказал Стогов, дав знак рукой Харламову, который чуть не опередил батьку. – Не общенародный, естественно, а в научных кругах моего Института. Мы могли оперировать лишь теми именами, чьи останки хоть в каком-то виде сохранились, и годились для последующего клонирования. Да, есть такое понятие, как реинкарнация - внедрение Сознания в чужое тело, но наш уровень научных познаний к этому пока не приблизился. Было сто стартовых кандидатур, которые постепенно ужались до десяти, а на заключительном этапе голосования максимум голосов набрали именно вы. Причём показательно то, что мнения молодых и зрелых участников опроса распределились примерно поровну. Прошло полвека, но вы не утратили былую популярность - до уровня, граничащего с забвением. Это впечатляет…
- Отрадно слышать, признаюсь честно… - мужчина вновь обрёл способность улыбаться. – Тогда возникает вопрос – а что дальше? Надеюсь, вы не будете держать меня в кунсткамере или зоопарке в виде экзотического экспоната или зверька?..
- Ну, зачем же так нехорошо о своём будущем? – укоризненно сказал Стогов. Он достал из стола дипломат, положил его перед собой на стол, открыл, и развернул зевом к гостю.
- Здесь - всё необходимое. Наличные деньги, кредитные карточки, давно уже их заменяющие, электронный паспорт, сотовый телефон, который не нуждается в проводах, ключи от вашей квартиры. Тут же лежат инструкции, помогающие самостоятельно всему обучиться, но вы можете и пригласить специалистов. В сотовый телефон забиты все номера, которые вам могут теоретически пригодиться на первом этапе вашей жизни в новом для вас мире. Живёте вы там же, где и жили прежде, в своей трёхкомнатной квартире на Малой Грузинской, двадцать восемь, на восьмом этаже, с видом из окон на римско-католический собор в готическом стиле. Мы об этом тоже позаботились, так что дорогу домой найдёте. Советую вам дойти туда пешком, осваиваясь с новой Москвой. Это от нас около двадцати километров. Москва уже совсем другая, так что особо не удивляйтесь. На всякий случай в вашей куртке есть кнопочка экстренной связи, вделанная в пуговицу на левом внутреннем кармане. Оператор будет на ней круглосуточно, он вам поможет в случае чего. На первое время у вас есть всё необходимое, кроме водительских прав. Извините, но сейчас совсем другое практически всё, так что на права придётся со временем пересдавать…
- И ничему действительно особо не удивляйтесь, - добавил от окна Харламов. – Советского Союза уже больше сорока лет как нет. Есть просто Россия, точнее – капиталистическая Россия, так что придётся перестраивать своё пост-коммунистическое мышление… Побродите по городу, поглядите на него и на его людей, посмотрите телевизор, послушайте радио. У вас дома есть всё, необходимое для этого.
- У меня остались близкие?.. – опять в упор спросил мужчина.
- Да, и довольно многие, насколько я знаю. Можем кого-то поискать и специально. Оба ваши сына, Аркадий и Никита, живы. У Аркадия пятеро детей, а у Никиты, как и у вас, два сына. Добавьте к ним ещё своих правнуков, и вы получите почти толпу… Они все - в курсе всего, и с нетерпением ждут встречи с вами.
- А как мой театр?..
- Тоже живёт и здравствует, – сказал Харламов. - И даже там же, на Таганке. Актёрская труппа, конечно же, полностью обновилась, но кое-кто из молодых в ваше время актёров ещё жив. По желанию сможете встретиться и с ними.
- Вот это и это положите себе в карманы, - сказал Стогов, доставая нужные вещи из дипломата. – Они вам пригодятся на долгом пути домой. Остальное пусть останется в нём. Дома разберётесь с этим богатым хозяйством.
Стогов захлопнул дипломат.
– Есть к нам какие вопросы на засыпку?
- А у меня не будет рецидивов?.. – снова глухо спросил мужчина, поёрзав в кресле. – Вы знаете, о чём я….
- В плане здоровья? – сразу понял Стогов. – Это зависит уже от вас. Мы вычистили вам организм до состояния почти первозданности, у него теперь ресурс - минимум пятьдесят лет. У вас больше нет тяги к алкоголю и наркотикам, если вы, конечно, не возьмётесь за старое…
- Нет-нет! – затряс мужчина головой. – Это как раз то, чего я всегда хотел, но с чем так и не смог справиться…
- Ну а покуривать для души время от времени можете. В теперешних сигаретах минимум никотина, при сохранении всех, свойственных ему, ощущений. Предельно лёгкий наркотик без канцерогенных составляющих. Вы видели в дипломате пачку, потому и спросили?
- Да, я думал, что вы пошли на поводу у моих пороков… Это мне было бы совершенно ни к чему.
- Тогда не было бы смысла всё это затевать, поскольку вы в силу своих основательных зависимостей просто свели бы все наши усилия к нулю. За гораздо меньший срок, чем мы вас возрождали… А всё время вас реабилитировать и зашивать – это было бы совершенно неинтересно ни нам, ни даже вам…
Мужчина резко встал с кресла и повернулся к окну, которое закрывал собой Харламов.
- Можно бросить первый взгляд на новый мир, в котором мне теперь придётся жить?.. Для нужных сил - старта в него…
Харламов от неожиданности упал с подоконника, с трудом удержавшись от четверенек.
- Да, конечно…
Мужчина несколькими длинными шагами пересёк кабинет и застыл у окна, точно наткнувшись грудью на невидимую стену. Стогов и Харламов молчали, не мешая ему делать - для него не простое.
Гость смотрел на город не более двух минут, потом вернулся к столу, и решительно взял дипломат.
- Мне можно идти? Уйти?..
- Нужно! – поощрительно улыбнулся Стогов. – И помните: мы всегда рядом, только позовите.
- Не дождётесь… - как-то загадочно улыбнулся мужчина, направляясь к выходу. – Смею полагать…
- Лифт - слева по коридору, - подсказал Харламов, уже снова оседлавший любимый подоконник.
- Найду как-нибудь, не подопытный кролик… - саркастически сказал мужчина. – И не крыса в лабиринте…
Он вдруг остановился и обернулся.
- Два честолюбивых вопроса на прощание. Не испортил ли я Москве Олимпиаду, и много ли было людей на моих похоронах?
- Олимпиада прошла нормально, а к вам в последний раз нахлынула половина Москвы… - сказал Стогов. - И ещё было много приезжих…
- Спасибо… - сказал мужчина, берясь за ручку двери. – Мне это было очень важно узнать…
Оставшись вдвоём, учёные долго молчали, глядя на дверь. Царило странное ощущение возникшей недавно пустоты, и не только в этой комнате, но и во всём Институте, как будто всё в этом огромном здании работало только на одного человека, и с его уходом безнадёжно осиротело всем своим гигантским коллективом…
- Однако же… - сказал в задумчивости Харламов. – Я родился после его смерти, а вам было тогда лет пятнадцать. Вы хорошо его помните?
- Его песни - гораздо лучше, остальное как-то стирается из памяти, - машинально ответил Стогов.
- И как он вам теперешний?
- Трудно сказать… На вид – полная копия, а внутри… Но, как мне показалось, он сейчас гораздо более живой, чем в моей памяти… В нём значительно больше внутренней энергии. Надеюсь, так оно и есть, иначе все наши задумки были бы полнейшей глупостью…
Стогов нажал кнопку вахты на первом этаже, чтобы там были в курсе новой стадии эксперимента.
- Может, зря мы его вот так просто и быстро отпустили? – Харламов с тревогой посмотрел на окно. – Сам факт воскрешения – это уже сильнейший удар по психике любого, а тут ещё и родной город спустя полвека. Небоскрёбы, эстакады, потоки машин, толпы людей с лицами и одеждой из совершенно другого века…
- Нет, думаю, это как раз то, что ему сейчас и нужно после всего услышанного от нас. Это был не оглушающий удар, это просто хорошая встряска. Он ведь не пустой внутри, он полон доверху тем, что в нём было на момент его смерти, а это - именно та энергия, которая при необходимости выплеснется в резонанс с окружающей средой. Я так полагаю, а там видно будет.
- Меня волнует одна моральная проблема, - сказал Харламов, уже насовсем слезая с подоконника. – Мы ведь пока ещё так и не решили с городскими властями вопрос о его могиле на Ваганьковском… С одной стороны, человек снова жив, а с другой, - это всё-таки памятник Культуры и Истории… Абсурд какой-то… Особенно если он туда придёт прямо сейчас, и застанет там людей с цветами…
- Я вряд ли ошибусь, если скажу, что он явится сюда максимум через год, - сказал Стогов, думавший о своём. – Ему будет о чём с нами поговорить, и он не откажет себе в таком удовольствии…
/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /
…Он пришёл к ним через год и три месяца. Одет он был во всё то же, видимо, комфортное для его души, и дарящее Вдохновение. Через плечо у него висела гитара, которую он нашёл в своём доме, проработавшем почти сорок лет его музеем, и все присутствующие были в курсе того, что он только что с импровизированного концерта под открытым небом, который час назад устраивал на Манежной площади.
- Здравствуйте! – сказал он гораздо более жизнерадостно, чем при первой их встрече, и Стогов сразу понял, что гость адаптировался в новом для него мире почти без проблем. Он знал, что поначалу мужчина всё-таки связывался с дежурными операторами, но это длилось весьма недолго.
- Здравствуйте, здравствуйте, Владимир Семёнович! – Стогов пошёл навстречу гостю и пожал ему руку. Харламов, на этот раз сидевший в кресле, протянул руку навстречу чужой. – Ну и как ваши дела?!
- А то вы не знаете! – рассмеялся Высоцкий. – Подозреваю, вы наблюдали за мной даже в сортире!
- Ну, это уже крайности, Владимир Семёнович, - сделал на своём лице обиженную гримасу Стогов. – Да и с какой стати? Мы ж не КГБ. Всё должно основываться на взаимном доверии.
- Ладно–ладно, - скептически усмехнулся Высоцкий, и поставил на стол дипломат. – Я не привык жить в должниках, так что здесь - всё то, что вы мне дали год назад. Остаточной реликтовой наличкой, как мне это назвали, к кредитным картам у меня пока душа не приросла. Подождём. А вы как, ещё не отвыкли от живых денег и людей?..
- Вообще-то, это было излишне, Владимир Семёнович, - укоризненно сказал Стогов. – У нас для таких случаев есть фондовые и невосполнимые средства, которые попросту списываются в пассив.
- Ну, это вы так считаете теперь, а я ещё по инерции тогдашний, так что живу по привычным мне законам.
Высоцкий подошёл к окну и с высоты трёхсотого этажа посмотрел на успевшую стать ему новым домом Москву.
- Честно скажу, что предельно патриархален, поэтому все эти небоскрёбы воодушевляют меня в гораздо меньшей степени, чем, например, Старый Арбат. Но я осознаю, что всё в этом мире меняется, и нужно смиренно привыкать к переменам, подстраиваясь под них, а не огульно их ругая.
Он повернулся к учёным.
- Меня всё это время мучил один жгучий вопрос, на который я сам себе ответить так и не смог. ЗАЧЕМ?.. Я сделал за прошедший год то, чего вы от меня ЖДАЛИ?.. Или вы ожидали ДРУГОГО?..
Стогов в задумчивости пожевал нижнюю губу.
- Вы знаете, после вашей смерти в тысяча девятьсот восьмидесятом году в этом мире очень многое изменилось, и в значительной части – не в лучшую сторону. Всё пространство Души человечества заняли деньги, а у них всегда один и тот же приторно-сладкий вкус. Из жизни исчезли её соль, и её перец, а значит, пропала целая гамма украшавших её вкусов в комбинациях из сладкого, солёного, горького и терпкого… Думаю, проголосовав за вас, мы заявили нечто такое, что могло встряхнуть наш однородный мир, ориентированный только на сытость и благополучие… К сожалению, после вашей смерти никто, равный вам по масштабам воздействий на массы, и по уровню внутренней энергетики, на смену вам так и не пришёл… Эпоха не заказала, а сам он инициативу не проявил… Когда-то были Рабле и Бомарше, Мольер и Салтыков-Щедрин, Маяковский и Пастернак. После вас были ещё некоторые перспективные, но их поглотил Молох всевозможных экономических и культурных революций. Они даже толком не успели развернуться… А новые времена уже платили не за качество единиц, а за примитивизм в большом количестве… Конец этому когда-нибудь наступит, как неизбежен Ренессанс, но нам просто надоело его терпеливо ждать…
- Я оправдал ваше доверие? – у Высоцкого был пронзающий насквозь взгляд. – Вы именно этого от меня ждали?
- Мы ничего особенного от вас не ждали, Владимир Семёнович, - терпеливо сказал Стогов. – Мы лишь надеялись… Не знаю даже, на что именно… Просто НА ЧТО-ТО… Может, и на это тоже:
« Пока Душа -
кр-р-р-ровоточит,
Хр-р-р-рани пер-р-р-ро -
в кипящей
р-р-р-ране…»- процитировал он гостя.
- Тогда - берите! – улыбнулся Высоцкий, и сделал руками широкий жест, как будто охватывая ими тот мир, в котором он недавно снова появился, и который уже чуть-чуть изменил в лучшую сторону… - Дарю!
В бочке фальсифицированного мёда должна быть хотя бы одна ложка
натурального дёгтя…
ЗАТРАВКА
Время есть величайший из повторов.
Фрэнсис Бэкон
Дверь кабинета чуть приоткрылась, в образовавшуюся щель как-то бочком буквально проскользнул Харламов, осторожно прикрыл её за собой, точно боясь кого-то разбудить своим шумом и её скрипом, походкой начинающего сапёра на только что разминированном им поле дошёл до окна, там круто развернулся, и сел на подоконник, прожигая взглядом дверь.
Стогов внимательно проследил за действиями профессора, который был сегодня явно слегка не в себе.
- Как там? – спросил он, чтобы обратить внимание гостя на своё присутствие. – Про вас не спрашиваю…
Харламов тихо и нервно покашлял.
- Спит… Ещё спит… Но это - уже финиш… Приборы показывают нарастающую активность мозга… Минут через пять он проснётся… Сам…
- Там кто-нибудь остался?
- Нет, мы убрали оттуда всех. Отсоединили датчики и капельницу, и ушли. Пусть он придёт в себя - наедине с собой. Там есть два стула: на одном - больничная одежда, на другом – та, которую он привык носить.Конечно, не родная его, и он это сразу почувствует, но другой у нас попросту нет. Он сам решит, что ему надеть и в чём прийти к нам. Почти гарантированно уверен в том, что он оденется, чтобы уйти от нас. Это больше соответствует всем легендам о нём.
- Вы за ним следите?
- Тоже нет, и это в определённой степени - психологическая уловка. Если он способен это ощутить, то непременно почувствует. В палате отсутствуют окна, значит, он оденется и придёт сюда, в этот кабинет. Другой дороги оттуда уже нет. А тут мы его встретим, и ответим на все вопросы, которые он нам задаст.
- Волнуетесь? – снисходительно спросил Стогов. – Вы сможете отвечать на его вопросы, не заикаясь?
- А вы как думаете, многоуважаемый академик? – Харламов не скрывал своих эмоций. – Пять лет титанического труда – это не один рабочий день. Вы сами что, не боитесь абсолютно ничего? А вдруг?..
- Никаких «А ВДРУГ», Сергей Викторович. – Стогов действительно был совершенно спокоен. - До него мы без малого пятнадцать лет проводили практически непрерывные эксперименты на животных, которые в последние пять лет давали лишь стопроцентно положительные результаты. Все собачки и кошечки, которых мы клонировали из их костей, а потом состыковывали с персональными психологическими матрицами, снятыми с Единого Информационного Поля Вселенной, были абсолютно идентичны оригиналам. Совпадали и характеры, и привязанности. Они даже помнили своих прижизненных хозяев. Пять последующих лет работы с ним тоже были под нашим пристальным контролем.
- Собака – не человек, Игорь Александрович, - чуть усомнился Харламов. – Собачка не пожалуется, если у неё внутри что не так, да и её личность, если хотите, индивидуальность, ДО и ПОСЛЕ сравнивать тоже трудно…
- А человек просто пожалуется на что-то не то у себя внутри, и мы его элементарно вылечим. С личностью, конечно, гораздо сложнее, но, надеюсь, некие базовые параметры сохранятся. А детали… Ну кто сейчас помнит, каким он был когда-то? Таких осталось совсем немного, а лично его знавших – и вовсе единицы. Но, насколько я разбираюсь в подобных вещах, как профессионал, сбой возможен лишь на сотые доли процента от общего объёма информации о его Личности. Это почти мелочи. Чуть спокойнее темперамент, чуть быстрее реакция… Это девиации, не оказывающие серьёзного влияния на фундаментальные вещи.
- Ладно, если так… - чуть уступил чужой уверенности Харламов. – Действительно, посмотрим…
- И послушаем… - добавил Стогов. – В какой-то степени он - почти другой. Мы лишили его алкогольной и наркотической зависимости, мы очистили его организм от всего вредного - наносного и приобретённого, он сейчас соответствует биологическому возрасту тридцатилетнего. Мы не рискнули убирать всё, оставив лишь вредную привычку курения, но её последствия компенсировать гораздо легче. Дальнейшее он решит уже сам, но, я надеюсь, он не возьмётся за старое. Тогда придётся ему опять что-то вшивать. Он к этому привычен, а нам - лишние хлопоты…
…- Ш-ш-ш-ш-ш-ш… - вдруг уставился Харламов на дверь, и его розовые от волнения щёки стали стремительно бледнеть. – Он идёт сюда…
- Слышу, - спокойно сказал Стогов, и приготовился встречать того, кого уже давно привык считать своим сыном.
…Дверь резко открылась, впуская гостя. Мужчина был одет в парадно-выходное, и на лице его была непреклонная решимость немедленно покинуть неуютное для него заведение.
- Здравствуйте! Я попал туда, куда мне нужно? – спросил он слегка сипловатым баритоном, и Стогов поразился тому, что этот вполне рядовой тембр может при необходимости легко перерождаться в Стихию. – Другого пути я не нашёл.
- Здравствуйте. Да, конечно… - Стогов показал гостю на кресло напротив. – Присаживайтесь, разговор у нас будет долгий.
- Можно, я постою… - гость улыбнулся. – У меня такое чувство, будто я не двигался лет сто. Пусть мышцы придут в себя и настроятся на движение. И я не думаю, что вы будете держать меня здесь час…
- Как вам будет угодно, - не возражал Стогов. – А я в свою очередь постараюсь уложиться минут в пятнадцать.
- Что это было? – без предисловий спросил мужчина. – Со мной? Я практически ничего не помню. Выключился - и всё… Это был приступ? Чего именно, и сколько он длился? И что мне с этим делать дальше? Я не люблю лечиться, но к некоторым полезным советам врачей иногда прислушиваюсь… - он снова улыбнулся.
- Вы не тот человек, которого нужно готовить, поэтому решайте сами, как вам усваивать полученную информацию.
- Это звучит почти как приговор, товарищи доктора, - мужчина убрал со своего лица уже устаревшую улыбку.
- Итак, была клиническая смерть, - стремительно пошёл дальше Стогов. – Которая перешла в биологическую…
- Не понял, - мужчина вспомнил про ушедшую улыбку, но она на этот раз получилась у него какой-то вымученной. – Вы хотите сказать, что я умер?.. Тогда, судя по преобладающему белому цвету, я нахожусь в Раю, хотя многие прочили мне исключительно Ад…
- Да, вы умерли… - зажав взгляд гостя своими глазами, сказал Стогов. – Умерли пятьдесят лет назад и торжественно похоронены на Ваганьковском кладбище Москвы…
Густая и быстрая тень, как крыло пролетевшей рядом Смерти, промелькнула по лицу мужчины.
- Можно, я сяду?.. – глухо спросил он, и, не дожидаясь разрешения, опустился, почти упал в предлагавшееся ему чуть ранее кресло. – Я не верю в загробный мир, но всегда доверял науке. Какой сейчас год?..
- Две тысячи тридцать второй, - с готовностью сказал Стогов, заранее ориентированный на любую реакцию.
- Значит, меня оживили… - сам сделал вывод гость. – Из праха… Не думаю, что опального певца сохранили в мавзолее…
- Да, наука сейчас и не на такое способна.
- Тогда многое становится понятным, - резюмировал мужчина. – И палата без окон, и какая-то непонятная кровать. Да и одежда – не моя. То, что я привык носить, но не с моего плеча… Я это сразу почувствовал, когда надел, и ещё удивился этому, хотя и вскользь. Да и воздух пахнет как-то не так… А как же Душа? – вдруг опомнился он от своих размышлений вслух.
- Такого понятия давно не существует, - ожил у окна Харламов. – Есть биологический организм, и есть его психоэнергетическая Матрица. Одно умирает и разлагается, другое хранится в некоем Едином Информационном Поле вечно. Остальное - почти просто. Клонируешь организм из его генов, сохранившихся в костях, потом совмещаешь с Матрицей Сознания, найденной в Поле по специальной поисковой программе, и получаешь абсолютно идентичную копию. Итак, вы теперь – полный клон того, кто умер когда-то, и храните в себе всю информацию, накопленную им на момент смерти. Дальше вы будете уже сознательно ассимилировать новую.
Мужчина странно окаменел в кресле. Его лицо не отражало никаких процессов, происходивших в его душе.
- Есть проблемы?.. – спросил Стогов.
Мужчина вздрогнул и ожил, вернувшись в реальность, точно ждал именно этого толчка извне.
- Этого не передать… - враз охрипшим голосом ответил он, и Стогов вдруг почувствовал, что этот голос сейчас именно на той грани, за которой начинается его привычная Стихия… - Я всегда мечтал о новой жизни, потому что считал, что этой мне может и не хватить. Значит, её действительно не хватило, раз вы подарили мне ещё один шанс… Почему именно мне?
Он вскинул глаза навстречу взгляду Стогова.
– Вы тут – старший по возрасту, и, значит, наверняка - наиболее ответственный и осведомлённый. Я всего лишь актёр и не очень хороший певец. Неужели не нашлось более достойных людей, способных принести бОльшую пользу?..
- Был социологический опрос, – сказал Стогов, дав знак рукой Харламову, который чуть не опередил батьку. – Не общенародный, естественно, а в научных кругах моего Института. Мы могли оперировать лишь теми именами, чьи останки хоть в каком-то виде сохранились, и годились для последующего клонирования. Да, есть такое понятие, как реинкарнация - внедрение Сознания в чужое тело, но наш уровень научных познаний к этому пока не приблизился. Было сто стартовых кандидатур, которые постепенно ужались до десяти, а на заключительном этапе голосования максимум голосов набрали именно вы. Причём показательно то, что мнения молодых и зрелых участников опроса распределились примерно поровну. Прошло полвека, но вы не утратили былую популярность - до уровня, граничащего с забвением. Это впечатляет…
- Отрадно слышать, признаюсь честно… - мужчина вновь обрёл способность улыбаться. – Тогда возникает вопрос – а что дальше? Надеюсь, вы не будете держать меня в кунсткамере или зоопарке в виде экзотического экспоната или зверька?..
- Ну, зачем же так нехорошо о своём будущем? – укоризненно сказал Стогов. Он достал из стола дипломат, положил его перед собой на стол, открыл, и развернул зевом к гостю.
- Здесь - всё необходимое. Наличные деньги, кредитные карточки, давно уже их заменяющие, электронный паспорт, сотовый телефон, который не нуждается в проводах, ключи от вашей квартиры. Тут же лежат инструкции, помогающие самостоятельно всему обучиться, но вы можете и пригласить специалистов. В сотовый телефон забиты все номера, которые вам могут теоретически пригодиться на первом этапе вашей жизни в новом для вас мире. Живёте вы там же, где и жили прежде, в своей трёхкомнатной квартире на Малой Грузинской, двадцать восемь, на восьмом этаже, с видом из окон на римско-католический собор в готическом стиле. Мы об этом тоже позаботились, так что дорогу домой найдёте. Советую вам дойти туда пешком, осваиваясь с новой Москвой. Это от нас около двадцати километров. Москва уже совсем другая, так что особо не удивляйтесь. На всякий случай в вашей куртке есть кнопочка экстренной связи, вделанная в пуговицу на левом внутреннем кармане. Оператор будет на ней круглосуточно, он вам поможет в случае чего. На первое время у вас есть всё необходимое, кроме водительских прав. Извините, но сейчас совсем другое практически всё, так что на права придётся со временем пересдавать…
- И ничему действительно особо не удивляйтесь, - добавил от окна Харламов. – Советского Союза уже больше сорока лет как нет. Есть просто Россия, точнее – капиталистическая Россия, так что придётся перестраивать своё пост-коммунистическое мышление… Побродите по городу, поглядите на него и на его людей, посмотрите телевизор, послушайте радио. У вас дома есть всё, необходимое для этого.
- У меня остались близкие?.. – опять в упор спросил мужчина.
- Да, и довольно многие, насколько я знаю. Можем кого-то поискать и специально. Оба ваши сына, Аркадий и Никита, живы. У Аркадия пятеро детей, а у Никиты, как и у вас, два сына. Добавьте к ним ещё своих правнуков, и вы получите почти толпу… Они все - в курсе всего, и с нетерпением ждут встречи с вами.
- А как мой театр?..
- Тоже живёт и здравствует, – сказал Харламов. - И даже там же, на Таганке. Актёрская труппа, конечно же, полностью обновилась, но кое-кто из молодых в ваше время актёров ещё жив. По желанию сможете встретиться и с ними.
- Вот это и это положите себе в карманы, - сказал Стогов, доставая нужные вещи из дипломата. – Они вам пригодятся на долгом пути домой. Остальное пусть останется в нём. Дома разберётесь с этим богатым хозяйством.
Стогов захлопнул дипломат.
– Есть к нам какие вопросы на засыпку?
- А у меня не будет рецидивов?.. – снова глухо спросил мужчина, поёрзав в кресле. – Вы знаете, о чём я….
- В плане здоровья? – сразу понял Стогов. – Это зависит уже от вас. Мы вычистили вам организм до состояния почти первозданности, у него теперь ресурс - минимум пятьдесят лет. У вас больше нет тяги к алкоголю и наркотикам, если вы, конечно, не возьмётесь за старое…
- Нет-нет! – затряс мужчина головой. – Это как раз то, чего я всегда хотел, но с чем так и не смог справиться…
- Ну а покуривать для души время от времени можете. В теперешних сигаретах минимум никотина, при сохранении всех, свойственных ему, ощущений. Предельно лёгкий наркотик без канцерогенных составляющих. Вы видели в дипломате пачку, потому и спросили?
- Да, я думал, что вы пошли на поводу у моих пороков… Это мне было бы совершенно ни к чему.
- Тогда не было бы смысла всё это затевать, поскольку вы в силу своих основательных зависимостей просто свели бы все наши усилия к нулю. За гораздо меньший срок, чем мы вас возрождали… А всё время вас реабилитировать и зашивать – это было бы совершенно неинтересно ни нам, ни даже вам…
Мужчина резко встал с кресла и повернулся к окну, которое закрывал собой Харламов.
- Можно бросить первый взгляд на новый мир, в котором мне теперь придётся жить?.. Для нужных сил - старта в него…
Харламов от неожиданности упал с подоконника, с трудом удержавшись от четверенек.
- Да, конечно…
Мужчина несколькими длинными шагами пересёк кабинет и застыл у окна, точно наткнувшись грудью на невидимую стену. Стогов и Харламов молчали, не мешая ему делать - для него не простое.
Гость смотрел на город не более двух минут, потом вернулся к столу, и решительно взял дипломат.
- Мне можно идти? Уйти?..
- Нужно! – поощрительно улыбнулся Стогов. – И помните: мы всегда рядом, только позовите.
- Не дождётесь… - как-то загадочно улыбнулся мужчина, направляясь к выходу. – Смею полагать…
- Лифт - слева по коридору, - подсказал Харламов, уже снова оседлавший любимый подоконник.
- Найду как-нибудь, не подопытный кролик… - саркастически сказал мужчина. – И не крыса в лабиринте…
Он вдруг остановился и обернулся.
- Два честолюбивых вопроса на прощание. Не испортил ли я Москве Олимпиаду, и много ли было людей на моих похоронах?
- Олимпиада прошла нормально, а к вам в последний раз нахлынула половина Москвы… - сказал Стогов. - И ещё было много приезжих…
- Спасибо… - сказал мужчина, берясь за ручку двери. – Мне это было очень важно узнать…
Оставшись вдвоём, учёные долго молчали, глядя на дверь. Царило странное ощущение возникшей недавно пустоты, и не только в этой комнате, но и во всём Институте, как будто всё в этом огромном здании работало только на одного человека, и с его уходом безнадёжно осиротело всем своим гигантским коллективом…
- Однако же… - сказал в задумчивости Харламов. – Я родился после его смерти, а вам было тогда лет пятнадцать. Вы хорошо его помните?
- Его песни - гораздо лучше, остальное как-то стирается из памяти, - машинально ответил Стогов.
- И как он вам теперешний?
- Трудно сказать… На вид – полная копия, а внутри… Но, как мне показалось, он сейчас гораздо более живой, чем в моей памяти… В нём значительно больше внутренней энергии. Надеюсь, так оно и есть, иначе все наши задумки были бы полнейшей глупостью…
Стогов нажал кнопку вахты на первом этаже, чтобы там были в курсе новой стадии эксперимента.
- Может, зря мы его вот так просто и быстро отпустили? – Харламов с тревогой посмотрел на окно. – Сам факт воскрешения – это уже сильнейший удар по психике любого, а тут ещё и родной город спустя полвека. Небоскрёбы, эстакады, потоки машин, толпы людей с лицами и одеждой из совершенно другого века…
- Нет, думаю, это как раз то, что ему сейчас и нужно после всего услышанного от нас. Это был не оглушающий удар, это просто хорошая встряска. Он ведь не пустой внутри, он полон доверху тем, что в нём было на момент его смерти, а это - именно та энергия, которая при необходимости выплеснется в резонанс с окружающей средой. Я так полагаю, а там видно будет.
- Меня волнует одна моральная проблема, - сказал Харламов, уже насовсем слезая с подоконника. – Мы ведь пока ещё так и не решили с городскими властями вопрос о его могиле на Ваганьковском… С одной стороны, человек снова жив, а с другой, - это всё-таки памятник Культуры и Истории… Абсурд какой-то… Особенно если он туда придёт прямо сейчас, и застанет там людей с цветами…
- Я вряд ли ошибусь, если скажу, что он явится сюда максимум через год, - сказал Стогов, думавший о своём. – Ему будет о чём с нами поговорить, и он не откажет себе в таком удовольствии…
/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /
…Он пришёл к ним через год и три месяца. Одет он был во всё то же, видимо, комфортное для его души, и дарящее Вдохновение. Через плечо у него висела гитара, которую он нашёл в своём доме, проработавшем почти сорок лет его музеем, и все присутствующие были в курсе того, что он только что с импровизированного концерта под открытым небом, который час назад устраивал на Манежной площади.
- Здравствуйте! – сказал он гораздо более жизнерадостно, чем при первой их встрече, и Стогов сразу понял, что гость адаптировался в новом для него мире почти без проблем. Он знал, что поначалу мужчина всё-таки связывался с дежурными операторами, но это длилось весьма недолго.
- Здравствуйте, здравствуйте, Владимир Семёнович! – Стогов пошёл навстречу гостю и пожал ему руку. Харламов, на этот раз сидевший в кресле, протянул руку навстречу чужой. – Ну и как ваши дела?!
- А то вы не знаете! – рассмеялся Высоцкий. – Подозреваю, вы наблюдали за мной даже в сортире!
- Ну, это уже крайности, Владимир Семёнович, - сделал на своём лице обиженную гримасу Стогов. – Да и с какой стати? Мы ж не КГБ. Всё должно основываться на взаимном доверии.
- Ладно–ладно, - скептически усмехнулся Высоцкий, и поставил на стол дипломат. – Я не привык жить в должниках, так что здесь - всё то, что вы мне дали год назад. Остаточной реликтовой наличкой, как мне это назвали, к кредитным картам у меня пока душа не приросла. Подождём. А вы как, ещё не отвыкли от живых денег и людей?..
- Вообще-то, это было излишне, Владимир Семёнович, - укоризненно сказал Стогов. – У нас для таких случаев есть фондовые и невосполнимые средства, которые попросту списываются в пассив.
- Ну, это вы так считаете теперь, а я ещё по инерции тогдашний, так что живу по привычным мне законам.
Высоцкий подошёл к окну и с высоты трёхсотого этажа посмотрел на успевшую стать ему новым домом Москву.
- Честно скажу, что предельно патриархален, поэтому все эти небоскрёбы воодушевляют меня в гораздо меньшей степени, чем, например, Старый Арбат. Но я осознаю, что всё в этом мире меняется, и нужно смиренно привыкать к переменам, подстраиваясь под них, а не огульно их ругая.
Он повернулся к учёным.
- Меня всё это время мучил один жгучий вопрос, на который я сам себе ответить так и не смог. ЗАЧЕМ?.. Я сделал за прошедший год то, чего вы от меня ЖДАЛИ?.. Или вы ожидали ДРУГОГО?..
Стогов в задумчивости пожевал нижнюю губу.
- Вы знаете, после вашей смерти в тысяча девятьсот восьмидесятом году в этом мире очень многое изменилось, и в значительной части – не в лучшую сторону. Всё пространство Души человечества заняли деньги, а у них всегда один и тот же приторно-сладкий вкус. Из жизни исчезли её соль, и её перец, а значит, пропала целая гамма украшавших её вкусов в комбинациях из сладкого, солёного, горького и терпкого… Думаю, проголосовав за вас, мы заявили нечто такое, что могло встряхнуть наш однородный мир, ориентированный только на сытость и благополучие… К сожалению, после вашей смерти никто, равный вам по масштабам воздействий на массы, и по уровню внутренней энергетики, на смену вам так и не пришёл… Эпоха не заказала, а сам он инициативу не проявил… Когда-то были Рабле и Бомарше, Мольер и Салтыков-Щедрин, Маяковский и Пастернак. После вас были ещё некоторые перспективные, но их поглотил Молох всевозможных экономических и культурных революций. Они даже толком не успели развернуться… А новые времена уже платили не за качество единиц, а за примитивизм в большом количестве… Конец этому когда-нибудь наступит, как неизбежен Ренессанс, но нам просто надоело его терпеливо ждать…
- Я оправдал ваше доверие? – у Высоцкого был пронзающий насквозь взгляд. – Вы именно этого от меня ждали?
- Мы ничего особенного от вас не ждали, Владимир Семёнович, - терпеливо сказал Стогов. – Мы лишь надеялись… Не знаю даже, на что именно… Просто НА ЧТО-ТО… Может, и на это тоже:
« Пока Душа -
кр-р-р-ровоточит,
Хр-р-р-рани пер-р-р-ро -
в кипящей
р-р-р-ране…»- процитировал он гостя.
- Тогда - берите! – улыбнулся Высоцкий, и сделал руками широкий жест, как будто охватывая ими тот мир, в котором он недавно снова появился, и который уже чуть-чуть изменил в лучшую сторону… - Дарю!
В бочке фальсифицированного мёда должна быть хотя бы одна ложка
натурального дёгтя…