Предисловие.
Жизнь простого офисного работника
огромной компании сильно радостной не назовёшь. Она не отличается ни
бубенчатостью, ни цветастостью. Для тех, кто не представляет, что же там происходит,
написана следующая
Справка: краткая расшифровка подноготной офисной жизни больших компаний.
Кто-то жужжит и вертится шестерёнкой, чтобы передать полученное движение
дальше, замедляя или ускоряя его. Кто-то работает винтиком, прижимающим
вышеупомянутые шестерёнки, чтобы те не разболтались и не слетели. Кто-то служит
наушниками этим винтикам. Кто-то работает желудком (или мозгом): получает,
переваривает, передаёт дальше. Кто-то уподобляется мускульной трубочке, которая
просто проталкивает входящие в исходящие. Есть пресс-служба. И вместо сердца,
как поётся, пламенный мотор с кучей моторчиков поменьше. Вот так изо дня в день.
Из года в год. Скукотища бывает страшная. Зато все при деле, все в движении.
И развлечения в процессе труда на
чьё-то это благо никак не предусмотрены. Не назовёшь же премию развлечением. И
почётную грамоту тоже. Хотя чертовски приятно. А так хочется иногда сбросить
оковы белого воротничка, вдохнуть свежего воздуха и стать человеком. Простым
человечным человеком. Поиграть в другую игру, как сказал бы Эрик Бёрн.
Откуда же офисному планктону брать
положительные эмоции? 1) Можно собраться заинтересованной группой лиц и развлекаться
по мере разумения этой группы: ресторан, боулинг, музей, комната с чучелом
начальника в караоке... 2) Можно развлекаться индивидуально самостоятельно. Тут
уже кто во что горазд. Сам по себе и сам себе.
Я тоже придумываю себе
развлечения. Одно из них случается в рамках е-мейл-рассылки в дочерние общества
(ДО). В таких рассылках может быть: разъяснение каких-то непонятных моментов,
простые ценные указания и коварные придумки головного предприятия (ГП),
рассылки замысловатых форм для заполнения и т.п. Вот пишешь, пишешь
сопроводительное скучное письмо, состоящее из обычных канцеляризмов и принятых
в компании словесных конструкций, и тошнота подступает к горлу. Бе!
Но иногда меня заносит – я
начинаю писать отсебятину. Кому-то нравится, кому-то нет. Ведь у нас компания
огроменная (ГП + ДО) и работает в ней очень много очень серьёзных
государственных мужей и государственных жён, которые и о державе заботятся, и
всякую ерундистику, мягко говоря, не приемлют.
Чтобы всё-таки не раздражать
серьёзных людей и радовать простых, а также и себя, я придумал следующее. Всю
деловую серьёзную часть я пишу в начале письма. Потом перехожу на серый шрифт,
чтобы глаза серьёзных людей не мозолить, не отвлекать их от дел государственных,
и комментирую всё вышенаписанное как получится. Так не выходя из темы серьёзного
письма порой даже государственной важности, получается несерьёзная его часть,
которая предназначена простым обычным серым офисным клеркам: шестерёнкам и
трубочкам, так сказать. Эту часть, как уже ранее сказано, я пишу серым шрифтом.
Все
случайности не случайны, все имена не выдуманы.
Письмо
ДОчке.
Здравствуйте, Светлана
Александровна.
Очень рад, что Вы с Татьяной
Васильевной приезжали в гости, и хотел бы не только проверить, но и подтвердить
одну свою догадку. Дальнейшее, написанное серым почерком, просьба не читать – это
несерьёзная писанина, и нам, серьёзным людям, она совершенно не интересна.
С уважением,
Ваш покорный слуга.
Серьёзным людям следующие буквы
читать воспрещается!
Второй раз за
сегодня я столкнулся со Светланой Александровной на встречных курсах в
коридоре. Они вдвоём, предновогодней походкой, шли к моему начальству, а я,
держа в руке причиндалы для кофеварения, бежал варить ему кофе.
– Светлана
Александровна, – начал я и многозначительно на неё посмотрел. – Мне бы хотелось
поговорить об одном Вашем сотруднике.
Оставшейся
свободной рукой я, без осознания сего, взялся за пуговицу и проникновенно
посмотрел ей в глаза (ну, ясно же, что не пуговице). В эти мгновения все мои
мысли должны были выстроиться стройными колоннами в логически законченную
прямолинейную конструкцию, находясь при этом в ограниченном пространстве
черепной коробки, чтобы в дальнейшем беспрепятственно её покинуть и освободить
место для формирования следующих запутанных конструкций. Татьяна Васильевна,
как будто что-то почувствовав, деликатно хотела отойти, но я лёгким
повелительным жестом приказал ей оставаться на месте. До сих пор не понимаю,
как у меня это получилось, ведь движения одной руки были ограничены причиндалами,
а другая накрепко, повторюсь, неосознанно приклеилась к пуговице Светланы
Александровны.
Светлана
Александровна выжидательно-непонимающе посмотрела на меня, а я с надеждой на
неё. Мой взгляд очень красноречиво намекал. А вот её мысли витали в финансовых
облаках предстоящих переговоров. Автоматической встречи моего намёка с мыслями
не моего руководителя не предвиделось. Поэтому, чтобы понимание состоялось,
прямо-таки на глазах возникала насущная необходимость запускать вселенную
вручную.
Простейшие спасительные
методы моментального соображения, такие как морщенье лба и почёсывание репы, в
данной ситуации были абсолютно неприемлемы. Морщить лоб женщине нельзя – образуются
морщины, а чесать свою репу самому руководителю (особенно при подчинённых) – и
подавно, это прерогатива простолюдинов. Наше общение семимильными шагами
заходило в тупик. И тогда я развязал язык:
– Вы помните, что
мне пожелала Татьяна Васильевна, ранее, когда вы приходили поздравлять нас с
наступающим? – Крутя её пуговицу, стал я помогать Светлане Александровне
запустить кручение еёных шестерёнок понимания.
Искра воспоминаний
пронеслась в глазах моей визави, но понимание на этот раз не пришло. Я
продолжил:
– Она просила меня
чаще писать вам (ДОчкам) письма, и чтобы эти письма не были связаны с рабочими
вопросами, – последние слова я выделил интонацией.
Искра воспоминаний
таки вернула Светлану Александровну из горних высей в наш коридор и,
превратившись в яркое пламя, осветила на задворках сознания скромную и зажатую
фигурку понимания. Слегка освещённое понимание в дальнейшем, правда, не
проявилось, а бегать за ним по лабиринту задворок не с руки – мы все люди очень
занятые и свои ноги и своё время ценим и бережём. Само прибежит, подумалось
мне, надо только слегка его приманить. Я продолжил выплетать свои рассуждения в
ежовую рукавицу безжалостной правды.
– Да, в конце моих
писем иногда встречается полная серость, не отрицаю. Но ведь я всегда предупреждаю,
– говорил я, неосознанно-неосознанно крутя пуговицу и
проникновенно-препроникновенно заглядывая в глаза, – чтобы серьёзные люди не
тратили своё драгоценное время на засеренные слова!
Понимание уже 10
секунд как пришло к Светлане Александровне, но из врождённой деликатности она
дала мне договорить. Полностью уверенный в собственной правоте, набравшись
смелости, я сказал всю правду-матку. Сказал, как выдохнул:
– Мне кажется, что
Татьяна Васильевна – несерьёзный человек.
И, не дав вставить
даже словечко, аргументированно продолжил:
– Откуда бы она
тогда догадывалась о том, о чём ни в коей мере не должна была бы знать? Мне
кажется, она читает то, что написано для несерьёзных людей серым шрифтом, – вбил
я окончательный гвоздь своих несокрушимых аргументов в голову доброго
руководителя.
Да, хорошо
поговорили! Будто в подтверждение моих предположений, Татьяна Васильевна, не
стесняясь, и мне показалось даже немного издевательски, в голос рассмеялась. И
тут случилось непоправимое.
– Ой, простите, – засмущался
я и бочком сбежал в кофе-поинт применять кофеварные причиндалы по прямому
назначению. Голодный начальник ждать не будет! Расстреляет сразу.
Переговоры
начальников тоже оказались продуктивными. Что потом было с Татьяной
Васильевной, я не знаю, но мне кажется, что она – ведьма. Пуговица осталась у
меня.