Восход Ингрии

­­­­­­­­С лохматой юности привык
в часы тревожного затменья
делить с героями из книг
я жизни собственной мгновенья.

Эдмон Дантес и Питер Блад
мне в руки вкладывали шпагу,
когда бледнел пред мной закат
и возвышалось зло ГУЛАГа.

Как смелый и отважный Грей
искал свою Ассоль я в бухтах,
когда стихал набат мечей,
просветом радостного чувства.

Порой в меня вселялся Гельб,
и богу я бросал перчатку,
а наносимый мной ущерб,
мне высшим виделся порядком.

Тогда с Корнелиусом в сад
я шёл выращивать тюльпаны,
и дух латали чудеса
на славной дордрехтской поляне.

Бывало с Шухартом во тьме
я в Зону брёл за артефактом,
и брал не золото, но медь
в награду за свой риск безтактный.

И педантичный Ганнибал
за это звал меня на ужин,
и я смотрел в его оскал,
предчувствуя животный ужас.

И был как нищий Валантен,
боролся с сильным искушеньем,
в преддверьи бурных перемен,
держа в руках кусок шагрени.

Но слышал голос, то был Грант,
в подлодке капитана Немо,
сказавший твёрдо, что атлант
расправил плечи над Венерой.

И я как будто бы прозрел
со Спартаком у Батиата,
от града выпущенных стрел,
мне в сердце доблестным Руматой,

приняв летящий свет строки,
с отваром шервудской свободы,
чтоб книжные те маяки
мне стали Ингрии восходом.
­

­­