
Под настроение, от общего неудовлетворения, взялись перечитывать "ЭРУ МИЛОСЕРДИЯ" братьев Вайнеров.
Дошли до одной из кульминационных сцен повести, в которой капитан Жеглов решил поучить стажёра Шарапова служебной бдительности:
"– Дело-то поважнее нагана будет, а?.. Ты когда-нибудь у меня на столе документы видел? Вот так, чтобы меня за столом не было, а дело бы лежало?
Я действительно не видел.
– Ты его целиком и в руки-то не брал, – сказал я угрюмо. – Работаем с ним мы – то я, то Пасюк или Тараскин…
– Правильно, – сказал Жеглов. – Ну а с отдельными документами я работаю?
– Работаешь. Ну и что?
– Вот ты, к примеру, прочитал у меня на столе хоть один документ, с которым я работаю?
Я вспомнил уже давно удивившую меня привычку Жеглова – если кто-нибудь подходил к его столу, он незаметно переворачивал бумагу, которую читал в то время, или накрывал ее каким-нибудь другим листом, газетой, пустой папкой. Спрашивать об этом я постеснялся, да и знал с детства, что чужое письмо читать неприлично. Вот он вроде такому неприличию и препятствовал, загораживая документы …"
Ага, Шарапов вспомнил...
Так и мы, тоже, вспомнили...
В самом начале повествования, когда Шарапов только начинал службу в МУРе:
"Расселись в кабинете так же, как три с половиной часа назад: Пасюк – в углу на продавленном пыльном кресле, Коля Тараскин – на мрачно блестевшем дерматиновом диване с откидными валиками, фотограф Гриша – на подоконнике, откуда все время дуло, фотограф чихал, но с подоконника почему-то слезать не хотел, а я – на своем венском стульчике с медалью ХОЗУ. Только Васи Векшина не было. И хотя стул Жеглова за обшарпанным канцелярским столом тоже пустовал, но по разбросанным бумажкам, сдвинутым чернильницам, открытым папкам было ясно, что хозяин куда-то выскочил на минуту и скоро явится на свое место."
Вам мало этих разбросанных по столу Жеглова "бумажек", "отдельных документов"?
Вот более ранняя сцена с участием Шарапова и Гриши Ушивина, фотографа:
"– Открыто! – крикнули тонким голосом из кабинета. Я вошел и представился по-уставному:
– Оперуполномоченный старший лейтенант Шарапов для прохождения службы прибыл!
Хозяин кабинета, по-видимому тот самый знаменитый старший оперуполномоченный Глеб Жеглов, начальник оперативной бригады отдела по борьбе с бандитизмом, к которому меня направили для стажировки, сидел за письменным столом, заваленным папками и исписанными на машинке листами."
Ребята... Жеглова нет в кабинете...
А на его столе валяются (!) папки и документы россыпью.
К чему, тогда, эти красивые слова Жеглова:
"За иную бумажку на моем столе или на твоем – это безразлично – жулик подчас готов полжизни отдать, понял? От вас-то у меня секретов нет и быть не может, сам понимаешь. Но это привычка, железная привычка, отработанная годами, понял? Никогда никакого документа постороннему глазу! – Жеглов поднялся и стал расхаживать по кабинету, потом сказал устало: – А тут целое дело пропало…"
Привычка, которую надо вырабатывать годами - это быть повнимательнее к тому, что сочинила бедовая головушка и напечатали на "клаве" шаловливые ручонки.
Примерно так сказал бы Глеб Жеглов, доживи он до непонятно куда и зачем текущего настоящего момента.
После этого авторского недосмотра, припомнились ещё кое-какие мелкие шероховатости в повествовании.
Вот сцена погони Шарапова за Манькой Облигацией:
"Девица, которая и так была плохо видна в темноте, врезалась в толпу людей со скрипичными футлярами и папками. Но мои глаза уже привыкли к сумраку, и я разглядел её светлую косынку ..."
Через пару абзацев:
"Я только сейчас как следует рассмотрел Маню: хорошенькое круглое личико с круглыми же кукольными глазами, губы накрашены сердечком, и завитые жёлтые локоны уложены в модную сеточку с мушками."
Вы скажете: -Маня сняла косынку! Чего цепляешься к авторам?
А мы скажем: -Косынка выполнила свою задачу. Благодаря ей Шарапов разглядел Маню в темноте. Авторам она больше не нужна!
Зацепили наш глаз и эпизоды с обмундированием Шарапова:
"... в Пренцлау, что под Берлином, даже штатский костюм справил, чисто коверкотовый, на шёлковой подкладке, спортивного фасона - с широкими ватными плечами, накладными карманами и хлястиком ..."
Пренцлау - город в Германии, расположен в земле Бранденбург, находился на территории советской зоны оккупации Германии.
Костюм Шарапов справил летом 1945 года, после окончания войны.
Что такое "справил"?
Есть у нас ощущение, что "справил" - это получил по разнорядке из конфискованного имущества, в счёт репараций.
Пишем мы об этом, в данном случае, не в осуждение чего-либо или кого-либо, а для соблюдения исторической точности повествования.
А вспомнили мы об этом штатском костюме, когда прочитали следующее:
"... точно рассчитал, что если выпороть из мундира канты, то можно будет перешить его в приличный штатский костюм, который мне позарез нужен - ведь не могу же я повсюду таскаться в гимнастёрке!"
Но ведь у Шарапова уже есть костюм?!
Авторы нам про этот костюм однозначно указали: где "справил" его Шарапов, как костюм выглядит...
Шарапов как раз к Варе Синичкиной имеет серьёзные намерения, вот бы и надел тот костюм из Пренцлау, но ....
Но про костюм авторы забыли.
И, вообще, с этим обмундированием...
Шарапов только накануне получил комплект обмундирования советского милиционера.
Китель, который он собирался перешить - это парадный китель!
Вопрос: в чём бы Шарапов ходил на торжественные построения, имеющие место быть по службе?
Что бы он ответил начальнику отдела Свирскому на вопрос: -Старший лейтенант Шарапов! Почему явились на построение одетым не по форме?
Вообще, к казённому обмундированию, у авторов отношение простое.
Вот размышления Шарапова, после эпизода с украденными у Шурки Барановой продовольственными карточками:
"... В крайнем случае чего-нибудь из обмундирования загоним, часы ..."
По мелочам, конечно, но набегает...
Вот эпизод на службе:
"Зашли мы в наш кабинет, поставили на плитку чайник, закурили.
....
Своим разведческим, острым как бритва ножом с цветной наборной плексигласовой рукояткой я нарезал тонкими ломтями аппетитный ржаной хлеб..."
Этот "разведческий" нож, по-другому называется "финка".
Финки носят в ножнах на поясном ремне.
Во фронтовых условиях так их и носили.
Вряд ли Шарапов на службе в милиции носил финку на поясе.
С учётом того, что у него тогда ещё ни стола ни сейфа не было, то .... Что?
Имеет место быть и путанка с числами-датами...
Вот встреча Шарапова и Вари:
"-Володя, я из управления кадров...
-Демобилизация?
-Точно! С 20 ноября.
-Поздравляю, Варя. Что теперь?
...
-Во-первых, ещё неделю работать. А во-вторых, завтра управленческий вечер."
То есть, разговор Шарапова и Вари происходит за 7 дней до 20-го ноября, а именно - 13-го ноября.
Со слов Вари, управленческий вечер состоится 14-го ноября.
После этого разговора-эпизода, в повести почему-то наступает 4-го ноября.
Сцена после кражи продовольственных карточек. Шурка Баранова говорит:
"Четвёртое ноября сегодня, двадцать шесть дней ждать новых карточек... "
Шарапов:
"Шагая рядом с Жегловым на работу, я раздумывал о том, что мы с ним будем есть этот месяц. За двадцать шесть дней ...."
В тот же рабочий день:
"... я твёрдо сказал:
-Всё, я ухожу...
-Позвольте полюбопытствовать, куда? - заострился Жеглов.
-Домой, переодеваться. Сегодня вечер, - напомнил я ему."
Таким образом, в этом авторском варианте, управленческий вечер состоялся 4-го ноября.
И это был не День сотрудника органов внутренних дел (10 ноября), потому что только с 1962 года эта дата отмечается как профессиональный праздник.
Дело в том, что в СССР праздничным днём было 7-е ноября, День Великой Октябрьской Социалистической Революции.
"... говорил начальник Управления.... От его золотых генеральских погон прыгали светлые зайчики на длинный транспарант, растянутый над всей сценой: "Да здравствует 28-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!"(с)
На Красной площади 7-го января 1945 года состоялся военный парад.
Милиционеры в этот день всегда работали в усиленном режиме, а потому, управленческий вечер устроили накануне большого общегосударственного праздника.
А в заключение нашего очерка - совсем мелкая деталь.
Мы перечитывали "ЭРУ МИЛОСЕРДИЯ", изданную в 1988 году издательством "ЮНАЦТВА".
На фронтисписе приведена иллюстрация, на которой, в том числе, изображён пистолет "Байярд".
На самом деле, художник нарисовал пистолет "Браунинг" (FN Browning M 1906).
Что, впрочем, нисколько не умаляет и т.д.