ГЕНРИХ МАНН

­ГЕНРИХ МАНН

Вы, жившие на свете до меня,
Моя броня и кровная родня,
От Алигьери до Спиапарелли,
Спасибо вам! Вы хорошо горели

Случилосьэтозимой1971-го, в8-мклассе.НаулицестолкнулсясСережкой Новокрещеновым.Мысиделиснимза одной партой. Этот здоровенный бугайзащищалменяот школьной шпаны, которая рада была поизмываться надхилымочкариком.Былонотпетымтроечником,но увлекался, своимируками сделал гитару, наделил ее электричеством и пел под нее, где попадется. Потом занялся карате. В 7-м классе его обуял интерес к медицине, онзаписался в кружок и вскоре на занятиях оперировал бедных собачек. Таскал меня за собой, я поприсутствовал при издевательстве кружковцев со скальпелями над дворнягой (кошмар), еще прослушал пару лекций про реакции аггтютинации. Господь миловал, я умудрился нахамить приемной комиссии,они провалили мои экзамены в медицинский. Сережка без труда его закончил и был распределен резать живых людей и копаться в их внутренностях в славный город Нытву Пермской области. Потом вернулся в Пермь, потом военный госпиталь, потом Чечня…

В тот зимний день Сережка спросил, читал ли я книжку «Учитель Гнус или Конец одного тирана» Генриха Манна. Я ответил, что нет. «Тогда всё бросай и начинай читать», - сказал Серега. Что я и сделал. Помню, книжка шибко понравилась.
Недавно пришло в голову, что мало оттуда помню. У отца была обширная библиотека, три тысячи книг, мы с Серегой таскали оттуда томики Теккерея, Рюноске, Цвейга, Сарояна, ТомасаМанна, Гарта. Уже в вузе добрались до других библиотек, до Гессе, Льюиса, Джойса, до «Синей бороды» Макса Фриша. От «Ярмарки тщеславия» осталось ощущение характера Ребекки Шарп, причем оно сильно не совпадает с фильмом, от «Степного волка» - несколько фраз. Честно прочел сто страниц «Улисса» и бросил. Память переполнена писаниной океана идиотов, не только политических, но и научных, и на эту писанину надо отвечать…

Выбрал время и навалился на«Гнуса».Первые 2-3 странички «не пошли», уже, было, хотел бросить, думал -и чем мы дышали восьмиклашками! Но уже на 4-й страничке подлый Маннцепко держал меня за горло своей когтистой рукой. Это же придумать надо такое издевательство – гнобить учеников за невыученную тему из Шиллера, которой у Шиллера нету!
Крутой сюжет в духе Стейнбека, высокопарные обороты в смеси с милицейским сленгом и фразочками от Ильфа и Петрова, сарказм Амаду, короткиесценические разворотыодной фразой, как у Шоу. И, разумеется, циничный юмор Гашека. Это смачно. Это надо читать. И перестанем размазывать манную кашу по белому столу.
Это черта мастера, точно так же захватывает написанный перед приходом Гитлера к власти роман «Серьезная жизнь»: «У самого конца пляжа начинается так называемая Лживая горка, у ее подножья – хибарка Леенингов…»

Оказалось,книга как нельзя более современна, из нее можно выписывать целые абзацы.
«Каждый волен именовать себя как угодно, и если кому-нибудь вздумалось играть роль доктора наук, то это еще не повод для вражды».
«Ей-богу, люблю иной раз кому-нибудь насолить. Это жизнь меня такой сделала».
«Три года назад скотница, которую он защитил от дюжего пастуха, в знак благодарности опрокинула его на сено».
«А теперь ему, пожалуй, лучше отвернуться, — сказала Роза Фрелих. — На мне сейчас ровно ничего не останется.
- Бог с тобой, детка, он же солидный, разумный человек, что ему сделается?»
«Эрцум побит и жалуется, ища утешения в традиционной морали - неизменном прибежище всех побежденных».
«Мне - конечно и безусловно - хорошо известно, что так называемая нравственность в большинстве случаев теснейшим образом связана с глупостью. Усомниться в этом может разве что человек, не получивший гуманитарного образования…
В нравственности заинтересованы лишь те люди, которые, сами не обладая ею, подчиняют себе людей, попавшихся в ее сети. Я утверждаю и берусь доказать, что от рабских душ следует неуклонно требовать так называемой нравственности. Но это сознание — ясно и самоочевидно — никогда не мешало мне понимать, что существуют общественные круги, управляемые нравственными законами, которые разительно отличаются от нравственных законов пошлых филистеров».
«… им хотелось дознаться, правда ли, что у Гнусов женщины разгуливают обнаженные до пояса. «Ужас, до чего неприлично! А все-таки интересно».
«… афинянин Перикл - ясно и самоочевидно - возлюбленной своей имел Аспазию».
«Она была похожа на швабру и принимала в своей комнатушке приказчика из мясной лавки, трубочиста, фонарщика, словом — всю улицу без разбора».
«Мой муж — бывалый капитан. / Когда домой назад / Вернется он из дальних стран, / Он мне надраит зад…»
Цитирую суть: «Эта гадина, паскуда, сволочь, грязная баба – давай, пригласим ее к нам домой?»

Потаскуха Фрелих просит Гнуса обучить ее древнегреческому. А теперь оглянитесь вокруг себя, на юных прелестных потаскух, которые урывками пытаются занять ум у тех, кто постарше, чтобы щегольнуть в компании.

Российская современность, не стесняясь, заимствует у Манна: «… один из матросов догадался: - Ишь какие пули отливает; да он тебя дурачит, Питер». В фильме «Особенности национальной охоты» у Кузьмича «пули отливает» финн Райво.

Бисмарк говорил, что франко-прусскую войну выиграл немецкий школьный учитель, внесший огромный вклад в формирование «истинных германцев», патриотов, националистов и хороших солдат. В романе имя учителя «Рат» ученики переиначили в «Унрат», т.е. нечисть, грязь, гнус, немецкое название – «Professor Unrat». В переводе «Нусса» переименовали в «Гнуса». «Он забыл, а может быть, никогда и не знал о потребностях молодого организма - все равно, будь то мальчик или щенок, бегать, шуметь, награждать кого попало тумаками, причинять боль, изобретать, шалить, словом, самыми нелепыми способами освобождаться от излишка сил и задора. Он наказывал их, не думая, как думает взрослый человек». Все люди враги, весь мир – школа: «Повсюду засели строптивые, отпетые мальцы, не выполняющие домашних заданий и ненавидящие учителей».
Книга закончена логически. В финале учитель Гнус завершает свою битву с главным врагом,учеником Ломаном, изысканным, утонченным интеллектуалом из высшего света. Ломан приходит переспать с женой Гнуса артисткой Фрелих, она его сама звала, и нарывается на Гнуса. Гнус точно попадает в цель, он просто крадет у него бумажник, и утонченный эстетствующий Ломан кричит полицию, как обыкновенный буржуа.
Еще до финала автор показывает, что такое Ломан, артистка Фрелих выпевает песенку на его стихи, откровенно бездарные, и в толпе зрителей негр, а за ним и весь зал, гомерически хохочут.
В наше время наш зритель – аплодирует.

Манн пишет типажи, другом просвещенного Ломана он назначает богатого дуболома Эрцума.
Знавал я одного Ломана из университета, эстетствующего бездельника. Обожал старые американские фильмы. Обучался в английской школе, в те лета отстоял свое право носить длинные волосы. Интеллигент в третьем поколении, красавец, умница, философ, задира, на любое нетактичное слово – перчатка к ногам противника, он рыцарь, гуляка, мечта любой девушки. А жена у него была - именно Аспазия, именно потаскуха Фрелих, илюбовники ее творили свое черное дело прямо на кухне в квартире Ломана… Другом его по университету тоже был дуболом, в перестройку уехал в Германию. Вся компания Ломана испарилась.
Что это мне напоминает… мой курс физфака. Сначала один погиб в автомобильной катастрофе. Второй по пьянке выпал с балкона 9-го этажа, прямо из квартиры Ломана. Третий спьяну подписал подложные документы, лишился квартиры, спился и умер. Четвертый в жару захотел поиграть в волейбол, схлопотал инфаркт и отправился на кладбище. Сам Ломан сознательно выбросился из окна всё того же 9-го этажа. И последний член их кампании, доцент-параноик, погиб тоже а автокатастрофе. Чушь какая-то.
Кампания – выше прочих… Так они себя ставили. Будто какой-то Гнус осуществлял над ними свою расправу. Когда в стране пришла пора борьбы, современный Ломан оказался вне ее. Никчемным и бессмысленным.

Генрих Манн – представитель реалистического направления в литературе, противник декаданса, его называют предтечей немецкого экспрессионизма. В отличие от своего брата, Томаса Манна, выступает против мировой войны, соответственно, против патриотического помешательства. Фейхтвангер позже, в одном из американских изданий, напишет: «Генрих Манн раньше и острее, чем мы все, предвидел германские события, он изобразил их еще в зародыше, задолго до того, как они стали действительностью. Когда впоследствии нагрянул великий ужас и все так изменилось… многие из нас пришли в замешательство и впали в панику… Генрих Манн не дал ввести себя в заблуждение».
В романе «В стране кисельных берегов» («Земля обетованная») обличает немецкую буржуазию, мир, где всё продается и покупается, приветствует Октябрьскую революцию. Вначале принял и революцию в Германии, но вскоре разочаровался в Веймарской республике и провозгласил новую революцию в Германии.
В 1926-м избран академиком отделения литературы Прусской Академии искусств, в 1931-м стал его председателем. После прихода нацистов был лишен гражданства, эмигрировал во Францию. В 1940-м – в США, где сближается с активистами германской компартии. Собирался переехать в Восточный Берлин, чтобы возглавить Немецкую академию искусств, первым президентом которой он был заочно избран, однако 11 марта 1950 года скончался. Его могилу перевезли в ГДР.

Советские школьники зачитывались его жизнеописанием короля Генриха IV. Почему именно Генрих IV? Генрих Манн переносит его время в настоящее, он почитает Гёте, Шиллера, Гюго людьми будущего.
В СССР издан восьмитомник произведений писателя, роман «Учитель Гнус» был издан в одной из главных серий, в Библиотеке всемирной литературы.

«Новая ступень в развитии Г. Манна - роман «Учитель Гнус, или Конец одного тирана» (1905). Образ учителя Гнуса, вобрав в себя большое историческое и социальное содержание, стал нарицательным. Мелкий человеконенавистник и маньяк, мракобес и тиран, учитель Гнус возомнил себя блюстителем нравственности и законов. Он ненавидит ум и талант, самостоятельность, душевную широту. Малейшее отклонение от казенной дисциплины вызывает у него приступы негодования. Прусская система воспитания нашла в Г. Манне беспощадного обличителя, рисующего немецкую школу как своего рода казарму, где всячески подавляется индивидуальность и живая мысль. Цель такой школы — воспитание законопослушных граждан. Гнус - тиран и раб одновременно. Возможность попрать, унизить человека доставляет ему садистскую радость. Развращенный своей властью над учениками, он уверен в собственной исключительности. Однако Г. Манн заставляет Гнуса проделать крутой поворот. Педант и блюститель нравственности, он влюбляется в певичку, выступающую в кабаке «Голубой ангел», и попадает в полное подчинение. Женившись, он становится владельцем дома сомнительной репутации, притона разврата и мошенничества», - отмечают в «Истории всемирной литературы» (т. 8, «Немецкая литература»).
Да вы что?!

Казалось бы, да, в романе «Верноподданый» с массовым буржуа, Дидерихе Геслинге, учитель – опора фашизма, олицетворение власти, Да, в «Учителе Гнусе» школа – казарма, Гнус – ницшеанец.
Но в книге Манна явное противоречие. В ней нет положительных героев, все они любо потаскухи, либо тупицы, либо воры. Манн творил в эпоху великих событий, прекрасно разбирался в политике, высоко ставил Ленина, хотя и был привержен демократии по-буржуазному и порой отрицал всякое насилие. Потому он и пишет вместе с Эйнштейном и другими учеными и деятелями культуры письмо с призывом к объединению коммунистов и социал-демократов - против нацизма. Если б он знал, что за дерьмо представляли собой немецкие социал-демократы! Позднее Генрих Манн расстается с иллюзиями в отношении немецкой социал-демократии, при гробовом молчании которой убили Розу Люксембург. Ружейным прикладом в висок. Потому писатель в «Верноподданом» выводит брезгливый образ рабочего Фишера, помогающего хозяину душить рабочих, рисует деградацию буржуазных либералов.
В последующих книгах Манна главные образы – это коммунисты Эрнст Тельман, Рудольф Клаус, Эдгар Андрэ.
«Учитель Гнус» написан под воздействием русской революции 1905 года, вероятно, потому Манн подтрунивает над тред-юнионистскими поползновениями немецкой социал-демократии.

Портреты персонажей – изумительны, но почему именно учитель гимназии – Гнус? Знаток древнегреческого и латыни, мог рассуждать о Парцифале, Катилине, Овидии, Шиллере, Гомере… Прочие в романе – по образованности и рядом не стояли. И эта образованность, это интеллектуальное И НРАВСТВЕННОЕ презрение оказываются великой силой, которая в сочетании с яростью подчиняет Гнусу кого угодно, хоть Ломана, хоть Эрцума, хоть бывалого капитана, хоть потаскуху Фрелих.
Гнус, рисует Манн, «презирал умственную ограниченность этих людей, их смирение, их пиетистскую экзальтацию и нравственную косность».
А теперь оглянитесь вокруг себя…

Гнус изысканно-цинично измывается над декадентскими возвышенными стишками Ломана, то бишь, над его возвышенной душой:
«Он потянул Ломана за руку, а двум другим велел идти впереди. Ломан нехотя поплелся с ним рядом; но Гнус немедленно заговорил про его песнь о луне.
— Твоя любовь на берегу морском Оплакивает свой печальный жребий… —
продекламировал он. — Любовь, как понятие абстрактное, плакать, разумеется, не может. Но поскольку вы в этом понятии персонифицируете ваше душевное состояние и поскольку вся поэтическая субстанция отделяется от вас, чтобы лить слезы на берегу выдуманного вами моря, пусть будет так. В качестве наставника я лишь позволю себе присовокупить, что упомянутое душевное состояние отнюдь не пристало ученику шестого класса, да еще ученику с весьма туманными перспективами относительно перевода в следующий класс».

Да ведь это измывается сам Генрих Манн. Но это та ярость, которая умудрилась так и не научиться понимать рабочих: «За двадцать шесть лет он так и не научился понимать здешний говор».

Но если школа – казарма, и учиться незачем. Лучше, подобно гофмановскому коту Мурру, брать в лапы книгу и, долго глядя на страницы, ждать, когда наступит озарение.
Так нынче и поступают. Глядя в монитор.

В отличие от всех персонажей, Гнус способен на любовь. И свою любовь к потаскухе Фрелих он доказывает бесстрашно и ежеминутно. Дуболомова любовь к Фрелих вызывает только досаду, Эрцум говорит, что хочет возвыситься до нее – путем ее возвышения до своего графского титула. Еще более нелепа влюбленность Ломана в тридцатилетнюю дворянку. Проходит немного времени, и Ломан проникается к ней презрением, дама обеднела и потеряла статус. Цена его «любви» - бездарные стихи.
Даже у Ломана Гнус вызывает интерес, а у читателей – симпатию, но именно Гнуса автор подвергает унижениям, ставит в идиотские положения, откровенно над ним издевается, до самого последнего момента.

Конечно же, Гнус – олицетворение марширующего пруссачества, педант Гнус тиранит учеников «Орлеанской девой» почти год, Гнус – это издевка над сверхчеловеком Ницше.
Всё так. Но ведь Гнус подчиняет не силой оружия, не арийским превосходством, не муштрой. Разве он - поначалу - устанавливает в городе орднунг? Он устанавливает диктат почтения к своей жене. И разве не чище становится воздух в городе, когда Гнус раздавливает такое омерзительное животное, как Кизелак, у которого «синяя рука с обкусанными ногтями». Весь портрет Кизелака – совершенство.

В романе именно Гнус стоит выше всех остальных персонажей. Потому что автор наделил его яростью и любовью. Таков сам Генрих Манн.
В одной из статей 1924 года он пишет: «Отдавая должное Ленину, я не могу не признать его непримиримости. Мне стало легче это сделать после того, как я убедился в его способности подчинять свое дело насущным потребностям людей. Стало быть, он любил людей так же, как и дело, поэтому он и действовал как великий человек».

Что же происходит дальше? О чем последние романы Генриха Манна, написанные в США – «Дыхание» (1949), «Прием в свете» (опубликован 1956), «Печальная история Фридриха Великого (фрагменты опубликованы в ГДР в 1958–1960)? Усложнена литературная манера? Романы слабее прежних? Нет. Писатель фиксирует неспособность рабочего класса ФРГ к революции.

А теперь оглянитесь вокруг себя…

Борис Ихлов, 30.5.2020