"Я коллекционировал ужас"

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­I. Эдгар По: "Аннабель-Ли"; "Ворон"; "Червь-победитель".

II. Некрасов Н. А.: "Ангел смерти"; "Влас"; "Водяной"; "Ворон"; "Демону"; "Знахарка"; "Пир ведьмы"; "Рыцарь".

III. Лермонтов М. Ю.: "Ангел"; "Бой"; "Воздушный корабль"; "Любовь мертвеца"; "Морская царевна"; "Пир Асмодея"; "Предсказание"; "Русалка"; "Сон"; "Тамара"; "Тростник".

IV. Гете И.-В.: "Коринфская невеста"; "Лесной царь"; "Приветствие духа"; "Рыбак"; "Ученик чародея".

V. Пушкин А. С.: "Бесы"; "Гусар"; "Жених"; "Песни западных славян"; "Песнь о вещем Олеге"; "Подражание италианскому"; "Русалка"; "Утопленник".

VI. "ГЕРР ВОНВЕД"
Герр Вонвед меч повязал боевой -
Его давно уже тянет в бой.
Но выдался путь у юноши странный:
Не встретился боец желанный.
Осмотрись, герр Вонвед!

А шпора его звенит;
А меч его блестит;
А конь, как ветер, летит;
А всадник соколом глядит.
Осмотрись, герр Вонвед!

Он ехал день, он ехал три -
Нет ни селенья, ни пути.
"О, гей! - воскликнул он тогда. -
Да есть ли в этой стране города?"
Осмотрись, герр Вонвед!

Герр Вонвед держит путь вперед:
Навстречу Тулэ Ванг идет,
Сам Тулэ и его сыны -
Храбры эти рыцари и сильны.
Осмотрись, герр Вонвед!

"Послушай ты, мой сын меньшой,
Меняйся панцирем со мной.
Мы обменяемся щитами -
И враг не устоит пред нами".
Осмотрись, герр Вонвед!

Герр Вонвед вынул меч боевой -
Его давно уже тянет в бой:
Сперва он Тулэ побил самого,
Потом 12 сынов его.
Осмотрись, герр Вонвед!

Герр Вонвед меч повязал боевой,
Дальше он путь продолжает свой.
К высокой горе подъехал герой,
Пастух скотину пас под горой.
Осмотрись, герр Вонвед!

"Скажи, пастух, скажи-ка мне,
Чей скот пасешь ты на этой земле?
И что круглей, чем колесо?
Где пьют веселее под Рождество?

Скажи: где рыба в глуби речной?
Где красная птица в чаще лесной?
Где в мире веселей да пьяней?
Где Видрих пирует с дружиной своей?"
Осмотрись, герр Вонвед!

Пастух глядел - стал бел, как мел,
Совсем от страха онемел.
Он только щелкнул - у пастуха
Выпали печень и все потроха.
Осмотрись, герр Вонвед!

Коню дал шпоры он -
Герр Вонвед, молодой барон.
Через горы и долы он ехал снова,
Но ни от кого не добился ни слова.

Он видит стадо в третий раз,
Седой пастух то стадо пас.
"Эй, друг пастух, прими привет!
Ты, верно, добрый дашь ответ".
Осмотрись, герр Вонвед!

"Что круглей, чем колесо?
Где пьют веселее под Рождество?
Куда нисходит солнце над нами?
Куда мертвец лежит ногами?"
Осмотрись, герр Вонвед!

"Что заполняет все долины?
Что почитают властелины?
Что громче крика журавлей?
Что белого лебедя белей?

Кто носит бороду над спиной?
Кто держит нос под бородой?
Что всех замков на свете черней?
Что легконогой серны быстрей?"
Осмотрись, герр Вонвед!

"Где самый широкий мост над водой?
Чего не выносит взор людской?
Куда мы высшей тропой идем?
Где самый холодный напиток пьем?"
Осмотрись, герр Вонвед!

"Солнце круглее, чем колесо.
На небе лучшее Рождество.
На западе солнце прячет венец.
Ногами к востоку лежит мертвец.

Снег заполняет все долины.
Храбрость и силу чтут властелины.
Гром заглушает крик журавлей.
Белого лебедя - ангел белей".
Осмотрись, герр Вонвед!

"У чибиса борода над спиной.
Нос у медведя под бородой.
Грех черней, чем замки на дверях.
Мысль быстрей, чем серна в горах".
Осмотрись, герр Вонвед!

"Лед - широчайший мост над водой.
Жабу взор не выносит людской.
Высшей тропой в рай мы идем.
Смерть ледяным напоит нас питьем.

Таков наш мудрый совет и сказ,
И ты его получил от нас".
"Старик, я верю тебе! Но скажи:
Где ждут меня храбрые мужи?"
Осмотрись, герр Вонвед!

"Твой путь на Зондербург ведет,
Там пьют герои веселый мед.
Немало бойцов и челяди там,
Послушен меч их сильным рукам".
Осмотрись, герр Вонвед!

Он снял с руки золотое кольцо,
15 фунтов весит оно.
Он дал пастуху кольцо золотое,
Чтоб тот указал дорогу к героям.

Прошиб он Эгге Ундеру латы,
Побил и Эгге Карла - брата.
Рубил и вдоль, и поперек:
Врагам на славу дал урок.
Осмотрись, герр Вонвед!

Герр Вонвед спрятал меч боевой,
Он дальше путь продолжает свой.
И в дикой чаще встречает он
Бойца, что был и храбр, и силен.
Осмотрись, герр Вонвед!

"Скажи мне, благородный герой:
Где рыба живет в глубине речной?
Где вина пьяней да веселей?
Где Видрих стоит с дружиной своей?"

"На востоке рыба в речной глубине.
На севере черпают радость в вине.
В Галланде злобный Видрих твой,
С бойцами и челядью удалой".
Осмотрись, герр Вонвед!

Снял Вонвед с груди золотое кольцо,
Герою на руку надел он его:
"Запомни, ты последним был,
Кто золото Вонведа получил!"
Осмотрись, герр Вонвед!

Подъехал он к замку, где башням нет счета.
Он кликнул стражу, раскрыть ворота.
Когда ж никто не ответил на зов,
Он перепрыгнул стену и ров.

Коня на веревку он привязал,
Поднялся в королевский зал.
Там занял место за столом,
Ни слова не сказав при том.
Осмотрись, герр Вонвед!

Он ел, и пил, и яства брал,
И спрашивать короля не стал.
"Я ездил, но не видал ни разу
Столько проклятых бестий сразу!"
Осмотрись, герр Вонвед!

Король позвал своего бойца:
"Связать немедленно наглеца!
Вяжите незваного гостя туго,
Не то плохие будете слуги!"

"Хоть 5, хоть 25 поставь,
Хоть самого себя прибавь, -
Сыном шлюхи зову тебя!
Можешь вязать меня".
Осмотрись, герр Вонвед!

"Король Эсмер, любезный отец мой,
Гордая Аделин, мать моя,
Дали мне строгий-престрогий наказ:
Золото с плутом не расточать!"
Осмотрись, герр Вонвед!

"Если Эсмер-король - родитель твой;
Если гордая Аделин - мать твоя, -
Так ты ведь Вонвед, боец лихой,
Моей милой сестры сынок дорогой!"

"Герр Вонвед, хочешь остаться при мне -
Почет и слава будут тебе.
А если хочешь ездить по свету -
Лучших рыцарей дам тебе в свиту".
Осмотрись, герр Вонвед!

"Коль ты отложишь отъезд домой,
Служить тебе буду моей казной".
Но на чужбине ему не по нраву.
Он хочет к матери ехать обратно.
Осмотрись, герр Вонвед!

И Вонвед поехал в обратный путь,
Тоска ему сжимала грудь.
Когда ж он подъехал к родным стенам,
12 колдуний стояло там.

Веретена и прялки они держали,
По голени белой его ударяли.
Герр Вонвед погнал коня своего -
Он сбил 12 колдуний в кольцо.
Осмотрись, герр Вонвед!

И тут задал колдуньям герой:
Им всем досталось от него!
А матери был конец таков:
Разрубил ее на 5 тысяч кусков.
Осмотрись, герр Вонвед!

Потом он в залу прошел один,
Ел там и пил много сладких вин.
И лютню взял - и так долго играл,
Что струны все на ней разорвал!

VII. УОЛЛЕС СТИВЕНС: "ИМПЕРАТОР КРЕМ-БРЮЛЕ"
Больших сигар любитель пусть придет
И мускулистыми ручищами собьет
Ленивый крем из сладкой белой пены.
Пускай девчонки на себя натянут
Все лучшие наряды, а ребята -
Пусть обернут цветы в газетную бумагу.
Пусть кончится все для нее на земле.
Единственный император - это император крем-брюле!

Достаньте из большого гардероба
Ее рубашку - ту, где не хватает
Трех пуговок, расшитую цветами.
Укройте ей и руки, и лицо.
А если на ноги материи не хватит,
Теперь уже ей холодно не будет.
Зажгите лампу - страшно в этой мгле.
Единственный император - это император крем-брюле!

VIII. САША ЧЕРНЫЙ: "ВЕСНА МЕРТВЕЦОВ"
Зашевелились корни
Деревьев и кустов.
Растаял снег на дерне
И около крестов.

Оттаявшие кости
Брыкаются со сна.
И бродит на погосте
Весенняя луна.

Вот вылезли скелеты
Из темных, скользких ям.
Белеют туалеты
Мужчин, и рядом - дам.

Мужчины жмут им ручки,
Уводят в лунный сад.
И все земные штучки
При этом говорят.

Шуршанье, вздохи, шепот,
Бряцание костей.
И слышен робкий ропот
Из глубины аллей:

"Мадам, плохое дело!
Осмелюсь вам открыть:
Увы, истлело тело -
И нечем мне любить!"

IХ. ГУМИЛЕВ Н. С.: "УЖАС"
Я долго шел по коридорам.
Кругом, как враг, таилась тишь.
На пришлеца враждебным взором
Смотрели статуи из ниш.

В угрюмом сне застыли вещи,
Был странен серый полумрак.
И точно маятник зловещий,
Звучал мой одинокий шаг.

И там, где глубже сумрак хмурый,
Мой взор горящий был смущен
Едва заметною фигурой
В тени столпившихся колонн.

Я подошел - и вот мгновенный,
Как зверь, в меня вцепился страх:
Я встретил голову гиены
На стройных девичьих плечах.

На острой морде кровь налипла,
Глаза зияли пустотой.
И мерзко крался шепот хриплый:
«Ты сам пришел сюда, ты мой!»

Мгновенья страшные бежали,
И наплывала полумгла,
И бледный ужас повторяли
Бесчисленные зеркала.

Х. РИЧАРД МЭТСОН: "ВАМПИР"
Ночь. Человек. Дождь.
Жажда иль голод - боль.
Поиск. По следу. Чутье.
Он за рулем. Быстрей.
Лужи. Несется авто.
Скорость. Еще быстрей.
Радиоголос звучит.
Новости. Новости. Где?
Катастрофа. И кровь.
Столкновенье машин.
Неподалеку совсем.
Маленький городок.
Много ли жертв, нет?
Лужи блестят, блестят.
Жажда. Я стражду. Пить.
Скорость прибавить еще.
Как. Минуты. Ползут.
Лужи. Летит авто.
Вот он на месте. Парк.
Спрятаться и смотреть.
Трупы. Кровь. Это кровь.
Черным лаком блестит.
Черная при фонарях.
Вот зеваки - толпа.
Воют сирены вокруг.
Ждать. Затаиться и ждать.
Ждать и страдать. Терпи.
Час. Он сидит и ждет.
Два. Сигарета. Боль.
Дымом голод унять.
Горечью горло набить.
Термос. И кофе жжет.
Горечь. А кровь солона.
И сладковата она...
Вкус смерти чужой.
Его ни с чем не сравнишь.
По лбу катится пот.
Ждать. Сигарету еще.
Испарина и тошнота.
Уличные огни.
Вой полицейских сирен.
"Скорая помощь". Здесь.
Блеск у зевак в глазах.
Жадный, голодный блеск.
Носилки и простыни.
Красное белым закрыть.
Плоть. Истерзана плоть.
Смерть. Мурашки. Озноб.
Так, тики-так. Ждать.
Час. И два. Или три.
В горле ком тошноты.
Ждать. Затаиться и ждать.
Вонь в авто - это пот.
Пот и въевшийся дым.
Бесчисленных сигарет -
Цепочкой погасших огней.
"Скорая" едет прочь.
Покореженный автомобиль
Грузовик на себе увез.
Труповозка. Мешки.
Черный полиэтилен.
Черный. Блестит. Блестит.
Вжик. Увозят. И вслед.
Смотрит. Жадно. Толпа.
Кто-то плачет. Не все.
Зеваки. Вспышки. Они.
Примчались, чтоб это снять.
Газетчики. Нюх у них.
Ну вот, опять тишина.
Дождь припустил сильней.
Улицы все пусты.
Пьяный, шатаясь, прошел.
Воздух сырой. Туман.
Вновь он остался один.
Так, оглянуться. Тишь.
И тела увезли.
Хлопает дверца авто.
Как затекла спина.
Выйти. Бочком подойти.
Глянуть - сначала вскользь.
Нет, не спешить, не спешить.
Так, постоим. Вперед.
Парк. И вокруг дома.
Спят. И окна молчат.
Мертвый город. Вперед.
Вот оно. Мел и кровь.
Кровь. И как бел мел.
Контур. Мокрый асфальт.
Ближе. Шаг. Еще шаг.
Контур. Перешагнуть.
Внутрь вступить. В кровь.
О, не спешить. Впивать.
Взглядом, кожей самой.
Чувствовать. Ощущать.
Ноздри раздув, стоит.
Веки прикрыл. Молчит.
Сосредоточься. Что?
Выдох и вдох. Есть!
Женщина. И испуг
В зеркальце лобовом.
Вспышка чужих фар.
Туша грузовика.
Взрыв и жуткая боль.
Скрежет металла. Вой.
Крик. Столкновенье. Смерть.
Столб огня в темноте.
Время, замри, замри.
Сосредоточься. Так.
Как воду губкой впивать -
Смерть, ужас и кровь.
Голод насытить свой.
Вижу, я вижу смерть.
Я исцеляюсь так.
Чтобы продолжить жить,
Я выпиваю смерть.
Я поглощаю боль.
Ужас я жру и страх.
С каждой секундой сильней.
Кровь с асфальта лизать -
Столько сил не придаст,
Как просто стоять и смотреть
В прошлое. В никуда.
В то, чего уже нет.
Вновь и вновь прокручу.
Ужас. Крики и боль.
Кровь. Столкновенье. Смерть.
Вот он, наркотик мой.
Я. Насыщен. Вполне.
Мне. Тепло. Хорошо.
Дозу. Свою. Получил.
Ломка. Моя. Прошла.
Да, привычка сильна.
Смерть - это жизнь моя.
Кровь чужая - мой хлеб.
Мне на асфальте пир
Приготовила смерть.
Вот облегченье пришло.
Все. До капли. До дна.
Все. Пора уходить.
Обратно садится. Мотор.
Тронул авто. Дождь.
Улицы как блестят.
Черный и мокрый блеск.
Все мерещится кровь.
Спи, городок, спи.
Карту он достает.
Картой в авто шуршит.
В безопасности. Прочь.
Он насыщен вполне.
Сигаретку еще.
Ветер впустить в окно.
Радио что жужжит?
Поиск. Где еще смерть?
Где еще взрыв и кровь?
Удары ножом? Боль?
Он по следу идет.
Чует, что где-то смерть.
Где-то пожива ему.
Где-то смерть - чтобы жить.
Скоро. Чуть потерпеть.
А пока что - он сыт.

XI. СОЛОГУБ Ф. К.: "НЕДОТЫКОМКА СЕРАЯ"
Недотыкомка серая
Все вокруг меня вьется да вертится.
То не Лихо ль со мною очертится
Во единый погибельный круг?

Недотыкомка серая
Истомила коварной улыбкою,
Истомила присядкою зыбкою.
Помоги мне, таинственный друг!

Недотыкомку серую
Отгони ты волшебными чарами,
Или наотмашь, что ли, ударами,
Или словом заветным каким.

Недотыкомку серую
Хоть со мной умертви ты, ехидную,
Чтоб она хоть в тоску панихидную
Не ругалась над прахом моим.

XII. СТИВЕН КИНГ: "ЗАКЛЯТИЕ ПАРАНОИКА"
Нет больше
Ни выхода и ни входа.
Дверь, что окрашена белым,
Хлопала – ветром било.
Все хлеще и хлеще.
Кто-то стоит на пороге -
В черном плаще.
Горло его согрето
Тонкою сигаретой.
Зря только время тратит:
Его приметы -
В моем дневничке. В тетради
Выстроились адресаты
Змеею. Криво.
Рыжею кровью
Красит их лица
Свет от ближнего бара.
Свет продолжает литься...
Нет больше
Ни выдоха и ни вдоха.
Если я сдохну,
Если я скроюсь из виду,
Если я больше не выйду, -
Мой ангел (а может, черт)
Отправит мой дневничок
В Лэнгли, что в штате Виргиния.
Стены пропахли джином,
Свет пролился потоком,
Ветры его сотрясали...
Было пятьсот адресатов
По пятистам аптекам.
Были блики да блоки.
Было пятьсот блокнотов...
В черном. Готов. Глуп.
И огонек – у губ.
Город – в огне...
Страх потечет реками.
Кто там стоит у рекламы,
Думает обо мне?
Долго. Мучительно долго.
В комнатах дальних – дольних? -
Люди меня вспомнят.
Воспой мне
О жарком дыханье смерти
В звонках телефона,
О телефонной сумятице,
О проводной смуте...
Видишь, как просто?
Там – одинокий кабак на перекрестке.
Там, чередою столетий,
В мужском туалете
Хрипит запоротый рок.
И в руки – из рук -
В круг -
Ползет вороненая пушка.
И каждая пуля-пешка
Носит мое имя.
Ты говорил с ними?
Их накололи.
Им не сыскать мое имя
В чреде некрологов.
В их головах – муть.
Им не найти мою мать,
Она скончалась.
Стены от крика качались.
Кто собирал пробы,
Точно с чешуйчатых гадов,
С моих петляющих взглядов,
Со снов моих перекосных,
Со слез моих перекрестных?
Свет невозможно убрать...
А среди них – мой брат.
Может, я говорил?
Что-то не помню...
Брат мой все просит
Заполнить бумаги его жены.
Она – издалека.
Начало ее дороги -
Где-то в России...
Вы еще живы?
Вас ни о чем не просили!
Слушай меня, это важно!
Прошу, услышь...
Ливень падает свыше,
С высоких крыш.
Капли – колючее крошево,
Серое кружево.
Черные вороны сжали
Ручки зонтов черных.
Болтают... Слушай, о чем они?
Пялятся на часы.
В воде дороги чисты.
Долго лило – острые струи мелькали.
Когда завершится ливень,
Останутся лишь глаза -
Как монетки мелкие.
Останется ложь.
Подумай: стоит стараться?
Вороны – черные.
Вороны эти ученые -
У ФБР на службе.
Вороны – иностранцы.
Все это очень сложно.
Лица манили,
Но я обманул их:
Я из автобуса выпрыгнул.
Один. На ходу. Без денег.
Там, среди дымных выхлопов,
Таксист-бездельник
Поверх газеты измятой
Прошил меня взглядом:
Глянул – словно сглодал.
Я – ошалевший, измотанный.
Кану,
Как камень.
Сверху - соседка:
Ушлая старая стерва.
Седина – на пробор...
Ее электроприбор
Жрет свет моей лампы,
Мне уже трудно писать.
Мне подарили пса:
Пятнистые лапы -
Да радиопередатчик,
Вживленный в нос.
Мистика.
Прямо с моста
Я столкнул пса вниз -
На двадцать шесть пролетов...
Вот, написал про это.
(Ну-ка, назад, проклятый!
Живо – назад!
Я видел высоких людей.
Гляди,
Больше не будет проколов).
В закусочной пол
Пел
Старые блюзы-хиты.
Официантка – хитра:
Твердит, что бифштекс солили.
Да мне ли не знать стрихнина!
Горький тропический запах
Не заглушить горчицей.
Попритуши-ка запал!
Стоит ли горячиться?
От горизонта,
От гор
Ночью пришел огонь.
Видишь, как дым – нимбом -
Сереет в небе?
Ночью все мысли смяты.
То ли это!
Кто-то безликий – смутный -
По трубам отстойника столько
Плыл к моему туалету...
Слушал мои разговоры
Сквозь тонкие стены.
Стены вращали ушами,
Стены дышали,
Стены давили стоны.
Видишь: следы рук
Фаянс испачкали белый?
Время стянулось в круг,
Все это вправду было...
День переходит в вечер,
Красным горит по сгибу.
Мне позвонят – я уже не отвечу.
Не телефон – гибель!
Бог посылал грозы -
Люди швыряли грязью.
Грязью залили землю.
Больше – ни солнца, ни зелени.
Лишь крики боли.
Они научились врываться.
У них – винтовки да рации.
У них – ни заминки в речи.
Им объясняют врачи,
Как будет эффектнее трахаться.
Прикинь, как сладко:
В лекарствах у них – кислотка;
В лечебных свечках – «снежок»!
Кто там с ножом
Рвется прогнать солнце?
Пусть только сунется!
Дорога моя все уже.
Дела – не в лад.
Я облекаюсь в лед.
Не помню, я говорил уже?
Лед ослепляет подлые инфраскопы,
Слежка выходит за скобки...
Вот, наклонилось к закату
Индейское лето.
Произношу заклятья,
Ношу амулеты.
Золою
Засыпаны залы.
Вы полагаете, взяли?
К черту!
Я ж вас прикончу в секунду.
Я ж вас попалю за черту -
Четко!
Любовь моя, будешь кофе?
Небо – как кафель.
Моя усмешка – как грим...
Нет у меня в ходу ни имени,
Ни выхода и ни входа.
Кто-то стоит,
Согретый горечью сигареты.
Не помню, я говорил?

XIII. "СМЕРТЬ МАТЕРИ ЮГОВИЧЕЙ"
Милый Боже, чудо великое!
Как легло на Косово войско,
И в том войске девять Юговичей
И десятый Юг Богдан-старый.
Бога молит Юговичей мати:
Дай ей Боже крылья белы лебедины,
Чтобы лететь ей над Косовым-Поле,
Чтобы увидеть ей девять Юговичей
И десятого старого Юг-Богдана!
Что молила Бога - домолила: 
Бог дает ей очи соколины,
Бог дает ей крылья белы лебедины.
И летит она над Косовым-Полем,
И находит девять мертвых Юговичей
И десятого старого Юг-Богдана. 
Видит девять их бойных копий,
На копьях - девять соколов.
Коло копий - девять добрых коня. 
Рядом с ними - девять лютых льва.
И заржали девять добрых коня,
Зарычали девять лютых льва,
И закликали соколов девять!
Ну а мать твердого была сердца,
И от сердца слез не пустила. 
Но брала она девять добрых коня,
И берет она девять льва люта,
И берет девять соколов.
Возвращается она во двор белый.
Далеко ее снохи увидели,
Мало ближе к ней вышли.
Зарыдали девять вдовиц,
Зарыдали девять сирот. 
И заржали девять добрых коня,
Зарычали девять лютых льва,
И закликали соколов девять!
И тут мать тверда сердцем осталась,
И от сердца слез не пустила.
Как случилось то ночью в полночь: 
Как заржет Дамьянов Зеленко! 
И спросила мать Дамьянову любу:
"Ой, сноха моя, люба Дамьянова!
Что нам ржет Дамьянов Зеленко?"
Говорит на то люба Дамьянова:
"Свекровь моя, Дамьянова мати.
Он не хочет пшеницы белой,
Он не жаждет воды из Звечара.
Но его научил так Дамьян:
До полуночи в стойле стояти,
От полуночи - на путь путевати. 
Вот горюет за своего господаря,
Что его на себе не вынес".
И тут мать тверда сердцем осталась,
И от сердца слез не пустила.
А как утром заря загорелась,
Полетели два черных ворона: 
По плечо их крылья кровавы,
Выступила в клюве пена бела.
Они носят руку от юнака 
(А на руке - браслет позлащенный)
И кидают ее в подол материнский.
Вот берет руку Юговичей матерь,
Посмотрела ее, повернула. 
Позвала Демьянову любу:
"Ой, сноха моя, люба Дамьянова! 
Сможешь ли узнать эту руку?"
Говорит ей люба Дамьянова:
"Свекровь ты моя, Дамьянова мати,
Ведь рука это нашего Дамьяна!
Я браслет его узнала, мати. 
Был он на венчании со мною".
И взяла мати руку Дамьянову,
Посмотрела ее, повернула.
И с рукою той беседу беседила:
"Ой, рука ты моя, зелено яблоко! 
Где же ты росла, а где сорвана? 
А росла на моих ты коленях. 
А уж сорвана на Косово-Поле!"
Здесь уж мать одолеть не сумела -
Разорвалось ей сердце от горя
За девять своих Юговичей,
За десятого Юг Богдана-старого.

XIV. БЛОК А. А.: "***"
Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба -
И в банк идет, и в суд идет, в сенат...
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день трудится над докладом.
Присутствие кончается. И вот -
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот...

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор...
А мертвеца — к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем — изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка — дура и супруг — дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музыкой заглушен...
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами
С подругою — она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:

«Усталый друг, мне странно в этом зале». —
«Усталый друг, могила холодна». —
«Уж полночь». — «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»

А там — NN уж ищет взором страстным
Его, его — с волнением в крови...
В ее лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви...

Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова.
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова...

И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он...
«Как он умен! Как он в меня влюблен!»

В ее ушах — нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.

XV. "***"
"Чьей кровию меч ты свой так обагрил,
Эдвард, Эдвард?
Чьей кровию меч ты свой так обагрил?
Зачем глядишь так сурово?"
"То сокола я, рассердяся, убил,
Мать моя, мать!
То сокола я, рассердяся, убил.
И негде добыть мне другого!"

"У сокола кровь так красна не бежит,
Эдвард, Эдвард!
У сокола кровь так красна не бежит,
Твой меч окровавлен краснее!"
"Мой конь красно-бурый был мною убит,
Мать моя, мать!
Мой конь красно-бурый был мною убит.
Тоскую по добром коне я!"

"Конь стар у тебя, эта кровь не его,
Эдвард, Эдвард!
Конь стар у тебя, эта кровь не его,
Не то в твоем сумрачном взоре!"
"Отца я сейчас заколол моего,
И лютое жжет меня горе!"

"А грех чем тяжелый искупишь ты свой?
Чем сымешь ты с совести ношу?"
"Я сяду в ладью непогодой морской
И ветру все парусы брошу!"

"А с башней что будет и с домом твоим,
Эдвард, Эдвард?
А с башней что будет и с домом твоим,
Ладья когда в море отчалит?"
"Пусть ветер и буря гуляют по ним,
Мать моя, мать!
Пусть ветер и буря гуляют по ним,
Доколе их в прах не повалят!"

"Что ж будет с твоими детьми и с женой,
Эдвард, Эдвард?
Что ж будет с твоими детьми и с женой
В их горькой беспомощной доле?"
"Пусть по миру ходят за хлебом с сумой,
Мать моя, мать!
Пусть по миру ходят за хлебом с сумой.
Я с ними не свижуся боле!"

"А матери что ты оставишь своей,
Эдвард, Эдвард?
А матери что ты оставишь своей,
Тебя что у груди качала?"
"Проклятье тебе до скончания дней,
Мать моя, мать!
Проклятье тебе до скончания дней!
Тебе, что мне грех нашептала".

XVI. ЛАВКРАФТ Г. Ф.: "СТИХИ"

1. "НА ЧТЕНИЕ "КНИГИ ЧУДЕС" ЛОРДА ДАНСЕНИ"
Часы в ночи летят, как птицы,
В камине угольки горят;
Проходят тени вереницей -
Молчащих демонов парад.

Я уношусь в иные сферы,
Читая книгу в тишине,
Когда волшебные химеры
Чаруют ум и сердце мне.

И я уже не в этом мире -
Я вижу, вижу наконец
Дворцы и города в эфире,
И цепь пылающих колец!

2. "***"
Отдохни, мой звездочет.
Много тысяч лет пройдет,
Прежде чем твоя звезда,
Сделав круг, придет туда,

Где она горит сейчас.
Звезды новые не раз
Вспыхнут в небе для тебя,
Утешая - не любя.

Только я, вернувшись вновь,
Разбужу в тебе любовь.

3. "ЧУШЬ-ГЛУШЬ"
О, дайте пожить мне в деревне -
Спокойно, свободно, легко!
Здесь песни поются напевней
И можно дышать глубоко.

Поклонниц и критиков свора
Меня только делает злей.
Как радостно петь для простора
Широких лугов и полей!

Тут все маляры - Рафаэли;
Здесь гений - любой стихоплет.
Кто знает: а вдруг в самом деле
На крыше тут Муза живет?..

4. "ПРОГУЛКА ЭДГАРА ПО"
Над этою землей нависли тени,
Как сон веков, прошедших прежде нас.
Скрывая мир минувших поколений,
Над плитами склонился пышный вяз.

Печальный ряд - могила за могилой.
И мертвая листва шуршит уныло
О тех, чей голос в вечности угас.

И призрак одиноко и сурово
Идет, ступая в прежние следы.
Невидим он, но сказанное слово
Звучит, как заклинанье от беды.

И только посвященные поймут,
Что это Эдгар По гуляет тут!

5. "ФЕСТИВАЛЬ"
Здесь под снегом просторы,
Веет холодом даль.
Ночь на степи и горы
Опустила вуаль.

Но огни на вершинах говорят,
Что начался колдовской фестиваль.

В тучах гибель таится,
Зреет ужас в ночи.
Людям в мертвые лица
Светят солнца лучи.

Их безумные песни, хороводы
И пляски - как пожар, горячи.
И несут ураганы
Черной пыли клубы.

Крепко душат лианы
Вековые дубы.
Силы тьмы вылезают из могил
Позабытых, открывая гробы.

И молитвы не могут
Разогнать этот мрак.
Только дьявольский гогот
Издает вурдалак.

И наивные люди в этом сумрачном
Мире видят ужаса знак.

6. "ВЕСТНИК"
Сказал он: эта тварь приходит ночью
И ровно в 3, от церкви у холма.
Но я ведь не сошел еще с ума -
Не верю в то, что не видал воочью.

Конечно, я подумал, это шутка.
Наверное, одна из тех примет,
Что у людей в теченье многих лет
Держали ум во власти предрассудка.

Зажег я лампу - шел уж третий час.
И в небо поднялось созвездье Льва.
А пламя уже теплилось едва.
Вот 3 пробило - и огонь погас!

И кто-то осторожно стукнул в дверь -
Весь ужас правды понял я теперь!

7. "ЛЕС"
Тот лес, как в сказке, был дремуч и страшен.
Но как-то обитатели его
Взошли на небо по ступеням башен
И в небе сотворили волшебство.

Прекрасный город в бесподобном стиле,
Какого мы не видели вовек:
Взлетали ввысь величественно шпили
И купола сверкали, словно снег.

А в залах пели трубы и валторны -
Разгул, веселье, пьянка и гульба.
Тот город обрекла уже судьба...

Однажды, опьянен вином столовым,
Поэт стихи фривольные родил.
И в них неосторожным грубым словом
Старинное проклятье разбудил.

Вот так, из-за какого-то поэта,
Чудесный город навсегда исчез.
И в сумерках дрожащего рассвета
Стоял, как прежде, страшный темный лес!

8. "КОШКИ"
Груды каменьев и блоков разбитых -
Вот вавилонской гордыни итог.
И ядовитая плесень на плитах
Тлеет смертельным огнем вдоль дорог.

Грязные русла мосты перекрыли,
Нить паутины связала химер.
Бурный поток разложившейся гнили
Льется из хаоса липких пещер.

Блеск и упадок, страданья и крики.
Ширясь, безумие чертит круги.
Толпы молящихся странны и дики,
Мерзостный запах туманит мозги.

Тощие кошки сбиваются в орды
В темных аллеях при свете луны;
Адской гримасой кривятся их морды,
И завывания всюду слышны.

Улицы в зарослях дикой крапивы,
Мыши летучие носятся в них.
Как отступающий враг, молчаливы
Ржавые цепи мостов разводных.

Башни согнулись от лунного света,
Ямы залиты болотной водой.
Ветер завоет - и, вместо ответа,
Дьявольских кошек пронзительный вой.

9. "ЗВЕЗДНЫЙ УЖАС"
В черном небе наблюдая
Белых точек череду,
Я заметил вдруг у края
Золотистую звезду.
И с тех пор живу без сна я -
Все ее прихода жду!

Мчался по волнам эфира
Луч звезды - и прям, и горд.
По всему пространству мира
Рай блаженства был простерт.
Разносила звонко лира
По вселенной свой аккорд.

И казалось мне, что где-то
Жизнь свободна и легка;
Бесконечно длится лето;
Словно сон, плывут века;
Льется музыка рассвета
От волшебного смычка.

Там, я мнил, любви жилище,
Пыл вражды давно угас.
Там не думают о пище,
И улыбки - без гримас.
У людей там мысли чище
И добрее, чем у нас.

Так я думал - и мозги мне
Застилал багровый бред,
Будто в серой дымке зимней
Тихо таял солнца свет.
И я слышал в прежнем гимне
Чуждый тон грядущих бед.

Цвет звезды из золотого
Становился все красней.
На устах застыло слово -
Понял я, что стало с ней.
И в безумьи начал снова
Языком дразниться Змей.

Так меня поймала в клещи
Золотистая звезда:
Мне заманчивые вещи
Показала без стыда -
И мне в душу страх зловещий
Поселила навсегда!

XVII. РОБЕРТ БЕРНС: "ТЭМ О′ШЭНТЕР"
Когда на город ляжет тень,
И кончится базарный день;
И продавцы бегут, задвинув
Засовом двери магазинов;
И нас кивком сосед зовет
Стряхнуть ярмо дневных забот, -

Тогда у полной бочки эля,
Вполне счастливые от хмеля,
Мы не считаем врат, канав,
Мостков, опасных переправ
До нашего родного крова.
Где ждет жена, храня сурово
Свой гнев, как пламя очага,
Чтоб мужа встретить, как врага.

Об этом думал Тэм О’Шэнтер,
Когда во тьме покинул центр
Излюбленного городка,
Где он наклюкался слегка.
А город, где он нализался, -
Старинный Эйр – ему казался
Гораздо выше всех столиц
По красоте своих девиц.

О, Тэм! Забыл ты о совете
Своей супруги – мудрой Кэтти.
А ведь она была права…
Припомни, Тэм, ее слова:

«Бездельник, шут, пропойца старый!
Не пропускаешь ты базара,
Чтобы не плюхнуться под стол.
Ты пропил с мельником помол.
Чтоб ногу подковать кобыле,
Вы с кузнецом две ночи пили.
Ты в праздник ходишь в божий дом,
Чтобы потом за полной кружкой
Ночь просидеть с церковным служкой
Или нарезаться с дьячком!
Смотри же: в полночь ненароком
Утонешь в омуте глубоком.
Иль попадешь в гнездо чертей
У старой церкви Аллоуэй!»

О жены! Плакать я готов,
Припомнив, сколько мудрых слов
Красноречивейшей морали
Мы без вниманья оставляли…

Но продолжаем повесть. Тэм
Сидел в трактире перед тем.
Трещало в очаге полено.
Над кружками клубилась пена,
И слышался хрустальный звон.
Его сосед – сапожник Джон –
Был верный друг его до гроба:
Не раз под стол валились оба!

Так проходил за часом час.
А в очаге огонь не гас.
Шел разговор. Гремели песни.
Эль становился все чудесней.
И Тэм О’Шэнтер через стол
Роман с трактирщицей завел.
Они обменивались взглядом,
Хотя супруг сидел с ней рядом.
Но был он, к счастью, погружен
В рассказ, который начал Джон.
И, голос Джона прерывая,
Гремел, как туча грозовая!

То дождь, то снег хлестал в окно,
Но пьяным было все равно!

Заботы в кружках потонули,
Минута каждая плыла,
Как пролетающая в улей
Перегруженная пчела.

Блажен король! Но кружка с пивом
Любого делает счастливым.

Но счастье – точно маков цвет.
Сорвешь цветок – его уж нет.
Часы утех подобны рою
Снежинок легких над рекою:
Примчатся к нам на краткий срок –
И прочь летят, как ветерок.
Так исчезает, вспыхнув ярко,
На небе радужная арка…

Всему на свете свой черед.
И Тэм из-за стола встает.
Седлает клячу он во мраке.
Кругом не слышно и собаки.
Не позавидуешь тому,
Кто должен мчаться в эту тьму!

Дул ветер из последних сил,
И град хлестал, и ливень лил,
И вспышки молний тьма глотала,
И небо долго грохотало…
В такую ночь, как эта ночь,
Сам дьявол погулять не прочь!

Но, поворот за поворотом,
О’Шэнтер мчался по болотам.
Рукой от бури заслонясь,
Он несся вдаль, взметая грязь.
То шляпу он сжимал в тревоге,
То пел сонеты по дороге,
То зорко вглядывался в тьму,
Где черт мерещился ему…

Вот, наконец, неясной тенью
Мелькнула церковь в отдаленье.
Оттуда слышался, как зов,
Далекий хор чертей и сов…

Невдалеке – знакомый брод.
Когда-то здесь, у этих вод,
В глухую ночь на берегу
Торговец утонул в снегу.

Здесь, у прибрежных этих скал,
Пропойца голову сломал.
Там – под поникшею ракитой –
Младенец найден был зарытый.

А дальше – тот засохший дуб,
Где женщины качался труп…

Разбуженная непогодой,
Река во тьме катила воды.
Кругом гремел тяжелый гром,
Змеился молнии излом.
И невдали за перелеском,
Озарена туманным блеском,
Меж глухо стонущих ветвей
Открылась церковь Аллоуэй.
Неслись оттуда стоны, крики,
И свист, и визг, и хохот дикий.

Ах, Джон Ячменное Зерно!
В твоем огне закалено,
Оживлено твоею чашей,
Не знает страха сердце наше.
От кружки мы полезем в ад.
За чаркой нам сам черт не брат!
А Тэм О’Шэнтер был под мухой,
И не боялся злого духа.
Но клячу сдвинуть он не мог,
Пока движеньем рук и ног,
Угрозой, ласкою и силой
Не победил свою кобылу.
Она, дрожа, пошла к вратам.
О Боже! Что творилось там!..

Толпясь, как продавцы на рынке,
Под трубы, дудки и волынки
Водили адский хоровод
Колдуньи, ведьмы всех пород.
И не кадриль они плясали,
Не новомодный котильон
(Что привезли к нам из Версаля),
Не танцы нынешних времен.
А те затейливые танцы,
Что знали старые шотландцы:
Взлетали, топнув каблуком,
Вертелись по полу волчком.

На этом празднике полночном,
На подоконнике восточном
Сидел с волынкой старый Ник
И выдувал бесовский джиг.

Все веселей внизу плясали.
И вдруг гроба, открывшись, встали!
И в каждом гробе был скелет
В истлевшем платье прошлых лет.
Все мертвецы держали свечи.
Один мертвец широкоплечий
Чуть звякнул кольцами оков.
И понял Тэм, кто он таков!

Тут были крошечные дети,
Что мало пожили на свете,
И умерли не крещены
(В чем нет, конечно, их вины).

Тут были воры и злодеи
В цепях, с веревкою на шее.
При них – орудья грабежа:
Пять топоров и три ножа.
Одна подвязка, чье объятье
Прервало краткий век дитяти.
Один кинжал, хранивший след
Отцеубийства древних лет:
Навеки к острию кинжала
Седая прядь волос пристала…
Но тайну остальных улик
Не в силах рассказать язык.

И Тэм, и Мег - его кобыла -
Видали все, что в церкви было,
Безмолвно стоя у дверей.

Кружились ведьмы все быстрей,
Неслись вприпрыжку и вприскочку,
Гуськом, кружком и в одиночку.
То парами, то сбившись в кучу -
И пар стоял над ними тучей.
Потом разделись и в белье
Плясали на своем тряпье.

Будь эти пляшущие тетки
Румянощекие красотки;
И будь у теток на плечах,
Взамен фланелевых рубах,
Сорочки ткани белоснежной,
Стан обвивающие нежно, -
Клянусь, отдать я был бы рад
За их улыбку или взгляд
Не только сердце или душу,
Но и штаны свои из плюша.
Свои последние штаны
Уже не первой новизны.

А эти ведьмы древних лет,
Свой обнажившие скелет,
Живые жерди и ходули
Во мне нутро перевернули!

Но Тэм нежданно разглядел
Среди толпы костлявых тел,
Обтянутых гусиной кожей,
Одну бабенку помоложе.
Как видно, на бесовский пляс
Она явилась в первый раз.

(Потом молва о ней гремела:
Она и скот губить умела,
И корабли пускать на дно,
И портить в колосе зерно!).
Она была в рубашке тонкой,
Которую еще девченкой
Носила. И давно мала
Рубашка ветхая была.

Не знала бабушка седая,
Сорочку внучке покупая,
Что внучка в ней плясать пойдет
В пустынный храм среди болот.
Что бесноваться будет Нэнни
Среди чертей и привидений...

Но музу должен я прервать:
Ей эта песня не под стать.
Не передаст она, как ловко
Плясала верткая чертовка;
Как на пороге бедный Тэм
Стоял недвижим, глух и нем.
А дьявол, потеряв рассудок,
Свирепо дул в десяток дудок.

Но вот прыжок, еще прыжок -
И удержаться Тэм не мог.
Он прохрипел, вздыхая тяжко:
"Ах ты, Короткая Рубашка!.."
И в тот же миг прервался пляс,
И замер крик, и свет погас!
Но только тронул Тэм поводья,
Завыло адское отродье!

Как мчится пчел гудящий рой,
Когда встревожен их покой;
Как носится пернатых стая, 
От лап кошачьих улетая;
Иль как народ со всех дворов
Бежит на крик "Держи воров!", -
Так Мегги от нечистой силы
Насилу ноги уносила
Через канаву, пень, бугор.
Во весь галоп, во весь опор.

О, Тэм! Как жирную селедку,
Тебя швырнут на сковородку.
Напрасно ждет тебя жена:
Вдовой останется она.
Не сдобровать твоей кобыле:
Ее бока в поту и в мыле.

О, Мег! Скорей беги на мост
И покажи нечистым хвост:
Боятся ведьмы, бесы, черти
Воды текучей, точно смерти.

Увы, еще перед мостом
Пришлось ей повертеть хвостом.
Как вздрогнула она, бедняжка,
Когда Короткая Рубашка,
Вдруг вынырнув из-за куста,
Вцепилась ей в репей хвоста!..

В последний раз, собравшись с силой,
Рванулась добрая кобыла,
Взлетела на скрипучий мост,
Чертям оставив серый хвост...

Ах, после этой страшной ночи
Во много раз он стал короче!

На этом кончу я рассказ.
Но если кто-нибудь из вас
Прельстится полною баклажкой
Или Короткою Рубашкой, -

Пусть вспомнит ночь, и дождь, и снег,
И старую кобылу Мег!

XVIII. ФРИДРИХ ШИЛЛЕР: "КУБОК"
Гугли, не бойся!

XIX. ГОТФРИД БЮРГЕР: "ЛЕНОРА"
https://ru.wikisource.org/wiki/Ленора_(Бюргер;_Жук...

ХХ. ДИН КУНЦ: "МИСТЕР УБИЙЦА"
"Благодарение", к счастью, прошло.
Мы ели индейку и пили вино.
Салат и картофель, цыплят и котлеты,
Бисквиты, торты, пирожки и конфеты -
Все, не жалея наш бедный живот,
Мы отправляли пригоршнями в рот.
И столько мы съели колбас и грудинки,
Что даже уже не влезаем в ботинки!
Но на пороге стоит новый праздник.
Это не День всех святых, и не Пасха.
Дня веселей не найдешь в целом свете!
Мы дарим подарки и взрослым, и детям.
Что же за праздник? Чье время пришло?
Ну, подскажите же мне… Рождество!

Гирлянды и свечи достанем мы с полки;
В гостиной поставим огромную елку;
Повесим шары, мишуру и хлопушки;
И, чтобы никто не задел их макушкой,
Под потолок (туда, где видней) –
Много красивых цветных фонарей.
Мелкой щебенкой присыпем дорогу,
Чтоб Санта-Клаус не вывихнул ногу.
Не поскользнулся во время пути,
Прямо до нас смог спокойно дойти.

О Боже, какое известье пришло!
Боюсь, нам испортили все Рождество.
На бедного Санту злодеи напали;
В рот сунули кляп и руки связали;
Похитили сани, мешок отобрали;
Кредитную карточку Санты украли.
И скоро счета его опустошат,
А помощь окажет им злой банкомат.

Откуда-то сверху, от самого солнца,
Несется серебряный звон колокольцев.
Зигзагами мчится оленья упряжка,
Как будто летать разучились, бедняжки.
И правит санями, насколько мне видно,
Возница ужасно зловещего вида.
Вместо улыбки – оскаленный рот.
Если он Санта, то Санта – не тот!
Слышится хохот, и гогот, и вой.
Он машет руками, он брызжет слюной.
И, в довершенье всего беспорядка,
Мелко трясется - как будто в припадке.
(Если приметы вам встретятся эти,
Срочно звоните в полицию, дети!).

Прячась под маскою доброго брата,
Близнец Санта-Клауса едет к ребятам.
Этот мошенник и злобный проказник
Хочет испортить рождественский праздник.
Мамы, смотрите, чтоб к вам не проник
Доброго Санты ужасный двойник!
Крепче заприте и выход, и вход.
И не забудьте заткнуть дымоход!

В панике мчатся олени сквозь ночь
И убежать порываются прочь.
Сбросить они норовят седока,
Только задача у них нелегка.
Близнец Санта-Клауса, дети, не глуп:
Носит с собой он огромнейший кнут,
Нож и дубинку, гарпун и кастет,
Связку гранат, пулемет, пистолет.
Чтоб не тащить с собой лишнего груза -
Легкий, просто в обращении "Узи".
И, в довершение наших несчастий, -
Черный, зловеще сверкающий бластер.

Робко прижались друг к другу олени.
Слушают в страхе они и в волненье
То, что им шепчет уродливый гном:
"Я попытаюсь пролезть в этот дом.
Если вы только решите удрать,
Ни вам, ни друзьям вашим несдобровать!
На полюсе есть у вас братья и сестры,
Я обязательно съезжу к ним в гости.
Там приготовлю себе я на льдине
Много вкуснятины из оленины:
Суп из оленей, олений хот-дог,
Олений салат и олений пирог".

Санта не хочет лезть в дымоход -
Каждый дурак там нашел бы проход.
Он же привык поступать как злодей:
Лучше он вышибет окна и дверь!
С крыши слезает он через двор.
К черному ходу крадется, как вор.
Тащит с собою, мерзко смеясь,
То, что для спящих хозяев припас.
Вот он заходит... Что у нас тут?
Дом, где Стиллуотеры мирно живут!

С кучей отмычек, напильником, ломом -
Нет для него ни замков, ни запоров!
С легкостью он проникает за дверь.
Страшно подумать, что будет теперь!
Санта крадется на кухню к буфету -
Разом съедает торты и конфеты.
Из холодильника он достает
Кетчуп, желе, молоко и компот.
Все вынимает - и за порог!
Но напоследок плюет он в пирог.

Вот он крадется тихонько по холлу.
Вот, он увидел: над телефоном
Две ярких, веселых картинки висят -
Эмили нарисовала утят.
Лотти - чей-то красивый портрет.
Вот, наш злодей извлекает на свет
Красный фломастер...
И ты посмотри! -
Пишет огромными буквами: "ФИ!"

Наш Санта-Клаус - маньяк, безусловно.
Вот он достал 10 фунтов поп-корна,
В микроволновую печь запихнул
И до упора рычаг повернул.
Скоро раздастся ужасный "БАБАХ"!
И, не скрывая отчаянный страх,
Наш Санта-Клаус сбежал поскорее.
Какие же трусы все эти злодеи!

В гостиной же страх вдруг сменился на радость.
(Он, видимо, новую выдумал гадость).
"Смотри-ка, - злодей сам себе говорит. -
Какой для проделок простор здесь открыт!
Хозяевам дома устрою сюрприз:
Засуну под елку им парочку крыс;
В коробки с подарками я подложу
Кофейную гущу, труху, кожуру;
Скорлупки от грецких орехов и стружки
Заменят конфеты, мячи и игрушки".

Царит в детской спаленке мир и порядок.
Шарлотта и Эмили в теплых кроватках
Тихонечко дремлют, не зная о том,
Какой Санта-Клаус устроил разгром.
Но что-то не так - и сестрички проснулись,
Зевнули, протерли глаза, оглянулись.
Хоть в спальне не слышится грохот и гром,
Они ощущают, что зло вошло в дом.
И храбро покинув кроватки, малышки
Крадутся по лестнице тихо, как мышки.

В гостиной не слышно ни звука. И только
Ужасный двойник копошится под елкой.
Этот злодей заменяет подарки
На мусор, который нашел он на свалке.
Вместо чудесных часов для Шарлотты -
Гадкое, мерзкое, скользкое что-то.
(Шарлотта - ребенок послушный и милый.
Ну, забывает принять витамины.
Мама не помнит поступка страшней.
Зачем же подсовывать жаб и ужей?).
Для Эмили, вместо коробки конфет, -
Крайне противный и грязный пакет.
Этот подарок ужасно воняет.
А что там такое - сам Санта не знает!

В тонких пижамках, одни, босиком,
Храбро сестрички спасать идут дом.
Легче, чем свет, незаметнее тени,
Вниз по ступенькам спускаются к двери.
Бедные, хрупкие, слабые крошки
Крепко-прекрепко сжимают ладошки.
Но разве справятся с этим злодеем
Те, кто слабее его и нежнее?
Может быть, знают они тхэквондо,
Бокс, карате, джиу-джитсу, дзюдо?
Может быть, в детской, под кучей игрушек,
Девочки спрятали парочку пушек?
Все, к сожаленью, неправда. И все же
Сестренки спускаются вниз осторожно.
С опасностью справиться им нелегко -
Санта зашел чересчур далеко.
Но будет управа на страшного гостя:
Они же не просто девченки, а сестры!