- Какой чудесный сегодня день! - сказала она, открыв дверь на балкон.
В прохладную комнату тотчас пахнуло разомлевшим от жары двориком.
- Полдесятого, а уже парит.
Стоячий знойный воздух был насыщен ароматами мегаполиса: к выхлопным газам, раскаленной оцинкованнной кровле, горячему металлу проводов, жареному кофе и чему-то жирно-невегетаринскому примешивался запах скошенной, уже слегка прелой травы.
- Август, а солнце неутомимо. Сияет по-июльски, - щурясь, с улыбкой подумала она. - В такую погоду грех дома сидеть. Все дела подождут, поеду в парк.
После завтрака и приятной утренней разминки с непременным музыкальным сопровождением, бросив в рюкзак плед и книжку, она села в машину. Тёмные очки - на нос, телефон - на зарядку, ключ - в зажигание. Простые машинальные движения, доведённые до автоматизма, но каждый раз получаешь от них удовольствие. Состояние старта, гагаринское «поехали» в миниатюре, предвосхищение драйва. Назад, налево, выезд из двора, направо, первый светофор, поворот, дальше - по прямой до парка. Опустив солнцезащитный козырёк, она запросто маневрировала в потоке, по пути набирая сообщения и перескакивая с одной мысли на другую. «Какие там травы нужны для маринада... Эх, надо было слить воду с огурцов... Бывают же несчастные люди... Почему мне не жалко пожилых, которых не навещают дети, где моё сострадание... Они совсем с ума сошли, мороженое втридорога на заправке продавать... Интересный опыт - пожить монастырской жизнью. Но нет, не для меня. То есть я-то выдержу, конечно, меня не выдержат... Дети не любят, когда их хвалят. А кому-то похвала - бальзам... Насколько по-разному люди чувствуют и думают. Никогда нельзя брать за основу свои идеи и ощущения, они другие. Другие...»
- Ой, откуда ты взялся? - она удивленно и радостно смотрела на порхающую по салону оранжево-коричневую бабочку. - Машина же закрыта была! Какой красивый...И, конечно, шоколадница. Шоколадник. Естественно. Разумеется. - она, смеясь, разговаривала с глазастокрылым мотыльком. - Ну, иди сюда, - нежно взяв за крылышки, посадила его на ладонь, погладила сложенную фигурку по контуру. - Красивый мой. Я тебя узнала. Летучее чудо.
Сердце забилось чаще. Тепло разлилось по телу, наполняя необъяснимым, беспричинным и привычно райским блаженством. Она невольно растегнула пуговицы на сарафане, обнажив бедра, провела рукой по гладкой коже.
- Ты меня изводишь желанием. И постоянно устраиваемое тобой свечение вокруг головы очень щекотит.
Мотылёк теперь послушно сидел на торпеде, прислушиваясь и удивляясь. Лучась счастьем, она снова потянулась к нему, коснулась усиков. Он не шелохнулся, не улетел, как будто признавая свою тайную человеческую природу.
- Мастер перевоплощений, - она любовалась узором крылышек и изящными тонкими лапками. - Ладно, лети! - опустив стекло, поднесла к открытому проему, поцеловала и дунула. Маленький гость весело выпорхнул на свободу.
Она чувствовала себя окончательно и бесповоротно избалованной и покорённой неземной нежностью, сочетающей в себе детскую беззащитность, женскую податливость, мужскую силу, милость стихий, преклонение светил, музыку слова, щедрость знания.
Непреодолимое влечение к источнику этой нежности - сладчайшее испытание, потребность отдать, излить её всю полностью вокруг, растечься ею, чтобы впитать снова, и снова выплеснуть всю, без остатка.