белые ночи
Значит все таки любовь...я же просил, что бы этого не было».
Я приехала в Питер с такими трудностями только ради него, что бы понять окончательно любовь это или не любовь. А он оказывается просил…
В отель не хочется, брожу по центру города одна, сворачиваю с главной улицы на маленькие, пустые от туристов.
Смотрю на окна. Они как глаза нашей жизни, которую мы тщательно прячем от посторонних, но стоит в них заглянуть… отражают не только солнце, но и светятся изнутри тем, что излучает человек в жизни.
Потому что окна - эта не существенная часть обихода, на которую чаще всего не хватает сил или желания, ведь кроме как пропускать солнце в дом, оно казалось бы не несет никакой смысловой нагрузки.
Но.
Веселые, позитивные люди украшают их красивыми занавесочками, тщательно моют стекла, наряжают цветы милыми горшочками, и к этим людям хочется зайти в гости, как там уютно.
Богатые стремятся быть на стиле, у них все дорого: рамы, стекла, занавески. Надо отметить , что это красиво, и радует глаз, наверняка и внутри все так же ново и затейливо. Но в гости, даже если бы нам захотелось, то вряд ли нас пустят. Так что просто посмотрим со стороны.
Есть окошки такие консервативные, старинные шторы, деревянные рамы, тщательно сохраненные, но все чисто и достойно. Там живут солидные люди, знавшие успех и признание, и сейчас просто почивая на лаврах доживают свой век, стараясь сохранить все, как во времена своего расцвета. Я отношусь к таким людям с уважением, и в гостях у них было бы очень интересно и познавательно.
Грустно смотреть на мутные стекла, давно не стиранные занавески, заставленные разросшимися старыми цветами подоконники, видно, что за ними ухаживают, но сил хватает только на полив цветов...Одинокая старость, именно так она выглядит. И туда точно давно никто не заглядывал в гости.
И вот в центре города, где дорогущий квартирный фонд, я вижу странные окна, как бойницы, пустые, с оборванными кое-где занавесками, или просто без них, давно не мытые и не крашенные, и за ними какой-то провал в огромные с пятиметровыми потолками комнаты колодцы. А есть ли там люди вообще? даже страшно подумать о том, что бы зайти туда, вдруг оттуда нет выхода. И ты останешься там навсегда, потерявшись во времени в серости и убогости одиночества.
Я иду по маленькому уютному бульварчику, уже ночь, но белая, поэтому на скамеечках много отдыхающих…
уже несколько дней жарко, и люди спасаются от зноя в тени старых деревьев. Они сидят, читают книги. Как-то небрежно одеты, не тщательно причесанные, пахнущие потом, их кожа мертвенного белого цвета, полностью лишенная пигмента, словно пергамент. Их тела как-то несовершенны и неприхотливы, лишь разум требовал пищи, наверное поэтому книги...
За все время пребывания в этом городе, я их везде встречала: в метро, в ресторанчиках, в музеях, просто на улице. Это коренные .
И снова красивый Невский.
Вдруг, после размышлений об окошках и коренных жителях, все встало на свои места, пришло понимание того, от чего он просил, что бы не было любви…
Я сама с русского юга, где много солнца, где культ тела, где красивые люди, и они знают об этом, а красота требует любви, радости, взаимности.
Наш город бедный и не красивый, но он заряжает своих жителей квантами любви, как само солнце, как сама вселенная, породившая нас. В маленьких южных городах всегда ощущение, что ты всех знаешь, у нас любят погулять и посмотреть, а не отгораживаются от других.
Но этот большой прекрасный северный город не создан для людей, потому что его построили не на обжитом человеком месте, не таком, где каждый метр намолен у богов.
Это изначально был город ради города, ради красивых зданий и проспектов, ради сборища всяких редкостей и красот. он существует сам по себе, построенный на костях человеческих, на боли и страдании, и до сих пор питается энергией своих обитателей, такой огромный город-людоед. И жертв, готовых отдаться ему на растерзание, не становится меньше...
Больше я сюда никогда не приеду.
Это чудовище поглотило мою любовь, превратив, за пять лет проживания в нем, пылкого юношу в одинокое депрессивное существо, которое, как монах умерщвляет свою плоть, и пытается превратить свою жизнь в ровное существование безо всякой квантовой физики любви.
Я приехала в Питер с такими трудностями только ради него, что бы понять окончательно любовь это или не любовь. А он оказывается просил…
В отель не хочется, брожу по центру города одна, сворачиваю с главной улицы на маленькие, пустые от туристов.
Смотрю на окна. Они как глаза нашей жизни, которую мы тщательно прячем от посторонних, но стоит в них заглянуть… отражают не только солнце, но и светятся изнутри тем, что излучает человек в жизни.
Потому что окна - эта не существенная часть обихода, на которую чаще всего не хватает сил или желания, ведь кроме как пропускать солнце в дом, оно казалось бы не несет никакой смысловой нагрузки.
Но.
Веселые, позитивные люди украшают их красивыми занавесочками, тщательно моют стекла, наряжают цветы милыми горшочками, и к этим людям хочется зайти в гости, как там уютно.
Богатые стремятся быть на стиле, у них все дорого: рамы, стекла, занавески. Надо отметить , что это красиво, и радует глаз, наверняка и внутри все так же ново и затейливо. Но в гости, даже если бы нам захотелось, то вряд ли нас пустят. Так что просто посмотрим со стороны.
Есть окошки такие консервативные, старинные шторы, деревянные рамы, тщательно сохраненные, но все чисто и достойно. Там живут солидные люди, знавшие успех и признание, и сейчас просто почивая на лаврах доживают свой век, стараясь сохранить все, как во времена своего расцвета. Я отношусь к таким людям с уважением, и в гостях у них было бы очень интересно и познавательно.
Грустно смотреть на мутные стекла, давно не стиранные занавески, заставленные разросшимися старыми цветами подоконники, видно, что за ними ухаживают, но сил хватает только на полив цветов...Одинокая старость, именно так она выглядит. И туда точно давно никто не заглядывал в гости.
И вот в центре города, где дорогущий квартирный фонд, я вижу странные окна, как бойницы, пустые, с оборванными кое-где занавесками, или просто без них, давно не мытые и не крашенные, и за ними какой-то провал в огромные с пятиметровыми потолками комнаты колодцы. А есть ли там люди вообще? даже страшно подумать о том, что бы зайти туда, вдруг оттуда нет выхода. И ты останешься там навсегда, потерявшись во времени в серости и убогости одиночества.
Я иду по маленькому уютному бульварчику, уже ночь, но белая, поэтому на скамеечках много отдыхающих…
уже несколько дней жарко, и люди спасаются от зноя в тени старых деревьев. Они сидят, читают книги. Как-то небрежно одеты, не тщательно причесанные, пахнущие потом, их кожа мертвенного белого цвета, полностью лишенная пигмента, словно пергамент. Их тела как-то несовершенны и неприхотливы, лишь разум требовал пищи, наверное поэтому книги...
За все время пребывания в этом городе, я их везде встречала: в метро, в ресторанчиках, в музеях, просто на улице. Это коренные .
И снова красивый Невский.
Вдруг, после размышлений об окошках и коренных жителях, все встало на свои места, пришло понимание того, от чего он просил, что бы не было любви…
Я сама с русского юга, где много солнца, где культ тела, где красивые люди, и они знают об этом, а красота требует любви, радости, взаимности.
Наш город бедный и не красивый, но он заряжает своих жителей квантами любви, как само солнце, как сама вселенная, породившая нас. В маленьких южных городах всегда ощущение, что ты всех знаешь, у нас любят погулять и посмотреть, а не отгораживаются от других.
Но этот большой прекрасный северный город не создан для людей, потому что его построили не на обжитом человеком месте, не таком, где каждый метр намолен у богов.
Это изначально был город ради города, ради красивых зданий и проспектов, ради сборища всяких редкостей и красот. он существует сам по себе, построенный на костях человеческих, на боли и страдании, и до сих пор питается энергией своих обитателей, такой огромный город-людоед. И жертв, готовых отдаться ему на растерзание, не становится меньше...
Больше я сюда никогда не приеду.
Это чудовище поглотило мою любовь, превратив, за пять лет проживания в нем, пылкого юношу в одинокое депрессивное существо, которое, как монах умерщвляет свою плоть, и пытается превратить свою жизнь в ровное существование безо всякой квантовой физики любви.