Мамина улыбка. Глава 4

­Глава 4.

Но конечно,я не осталась совсем наедине с маминой старостью.   Слава Богу, я сейчас не одна, у меня есть Влад, моя опора и поддержка,моя семья и  самый-самый близкий человек. Я смело могу утверждать, что мне его дал Бог,просто подарил, потому что я очень-очень сильно попросила Его об этом.И попросила там, где Он лучше всего мог меня услышать.

До тридцати четырех лет у меня не было ни одного романа, никаких «отношений», как сейчас принято говорить. После той самой первой, детской, школьной влюбленности  в красавчика Пашку,безответной и безнадежной,мне больше не нравились мальчишки.Что-то перевернулось в душе,мизансцена моего жизненного спектакля полностью поменялась, и на первый план  вышли какие-то совсем другие вещи:книги, музыка, театр, учеба, учеба и еще раз учеба…И тем не менее, я могла сколько угодно пить из этого источника, но - в одиночестве. Поэтому я просто ждала.Терпеливо. Долго. Порой   теряя надежду и даже откликаясь на попытки ухаживания со стороны молодых людей, которые, по сути, были мне совсем неинтересны. Порой отчаиваясь и говоря себе, что буду одна всю жизнь, посвящу себя только профессии, может быть, возьму девочку  из  дома ребенка,  а может быть, не возьму… А годы шли, один за другим, череда долгих лет, которые я занимала, помимо учебы и работы,чтением книг, ведением дневника, выставками и спектаклями, путешествиями с родителями.В целом, мне не было одиноко или скучно, или слишком уж тоскливо… Те, кто вырос единственным ребенком в семье, знают:мы всегда умеем сами себя занять. И всё-таки, я постоянно жила с ощущением того, что «я никому не нужна»,и вот это ощущение, ложное по сути, медленно, но верно подтачивало меня, как червь подтачивает изнутри дерево.

Это была мамина идея -поехать в Израиль. Безусловно, мама всегда была двигателем в нашей семье:с её страстью к путешествиям, к любому движению вообще, она категорически не хотела сидеть на месте, и тянула везде за собой меня или нас обоих с папой.А мы и не сопротивлялись.Так и на это раз:Израиль, так Израиль,почему бы и нет.Стояла ранняя весна - самое лучшее время для поездок в южные страны, где уже совсем тепло, но нет еще изнуряющей летней жары. Ну и плюс  огромные скидки на авиабилеты.Мы собрались очень быстро:минимум вещей,мгновенное подтверждение бронирования гостиницы по электронной почте. Ивот  он перед нами: дивный, невероятный, весь пронизанный ласковым  весенним солнцем, предпасхальный,  до сих пор наполненный духом библейских событий – Израиль, Земля Обетованная, самая прекрасная на свете.

Таксист, который вез нас из аэропорта Бен-Гурион   в   Нетанию, в нашу гостиницу,сразу же открыл культурную программу, ненавязчиво и весело рассказывая обо всем, что мы видели по дороге. А потом   были восемь удивительных, каких-то сказочных дней:мы колесили по всей этой крошечной стране из конца в конец, на неподражаемо-удобных автобусах,с самыми приветливыми, жизнерадостными, эрудированными гидами в мире, которые поминутно сыпали искрометными шутками и   смотрели на каждого из туристов в группе так, словно он был один-единственный, самый важный для них человек на всем белом свете.

-Одним словом, евреи, - констатировал как-то вечером за ужином папа,уплетая за обе щеки умопомрачительно вкусную, ароматную, посыпанную кунжутом пшеничную лепешку, щедро намазанную хумусом.

-Ты же говорил, что терпеть не можешь жидов, - напомнила мама, смеясь.

- Когда?! Я этого не говорил, -отрекся от своих слов папа, невозмутимо продолжая жевать.Надо признать,после той поездки он никогда так   больше не говорил.

Так вот, если вы действительно хотите попросить о чём-то Бога и быть услышанными, просите от всего сердца, искренне,  и лучше, если вы сделаете это в том месте, где Бог ближе всего к нам, -  в Израиле.Наверняка, люди верующие возмутятся и возразят мне:как это может быть! Бог – везде, и прежде всего, Он у каждого в душе… Но только те, кто побывал в этой чудесной стране, знают,как сильно ощущается присутствие Всевышнего там: в горах Северной Галилеи, или у озера Кинерет, или у стен древнего златостенного Иерусалима. Весь Иерусалим, весь этот бело-золотой город под синим-синим бездонным небом -  говорит с тобой на каком-то древнем, забытом языке, а сам, кажется, понимает тебя без всяких слов. …Для кого-то знаменитая Стена Плача – это лишь ещё одна любопытная достопримечательность.Для меня она стала Местом Встречи с Всевышним.  Помню, как наш кудрявый улыбчивый гид по Иерусалиму предупредил:

-Имейте в виду,  желания, загаданные у Стены Плача, действительно исполняются,поэтому,думайте хорошо, что пишете в записке…

А я не думала долго.У меня на тот момент было одно-единственное желание, и я хотела этого так давно  и так сильно, столько лет жила этой мечтой, что просить Бога о чём-то другом даже не приходило в голову. Поэтому я быстро написала на листочке, вырванном из блокнота, несколько слов и, туго свернув листок в трубочку, сжала его в кулаке, вливаясь в живой ручеек  туристов, направляющихся  к главной стене   Великого Города.Стена Плача, разделена, как известно, на две части:мужскую и женскую.Но я думаю, что нет на всей Земле другого места, где бы мужчины и женщины были более равны, более схожи в своих чувствах, ощущениях и желаниях, чем здесь, где они стоят,зажав в ладонях   бумажки с самыми заветными, самыми искренними словами,- открытые и беззащитные, словно дети  перед нашим Отцом Небесным.

Подождав пару минут,пока у стены освободится место (было еще утро, и людей совсем немного), я подошла к ней вплотную,еще раз мысленно проговорила свою просьбу  и запихнула листочек в узенький зазор между золотисто-белыми кирпичами.Буквально несколько минут назад мне казалось, что это  просто забавный  ритуал, что-то вроде туристического развлечения… Но здесь я почувствовала другое: какое-то давление и тяжесть в груди  и   непреодолимое желание заплакать. Однако дать волю слезам я не могла, ибо слез просто не было. Я наклонилась чуть вперед, низко опустив голову,чтоб спрятать лицо, искривленное гримасой плача, и крепко прижалась лбом к прохладному  гладкому камню.  «Господи, Господи, пожалуйста, прошу тебя, я так тебя прошу,  дай это мне,мне так сильно это нужно, прошу!» - мысленно повторяла и повторяла я, забыв обо всем на свете.И через какое-то время, ощутив лёгкость и спокойствие,отошла от Стены.Это было в самом начале апреля.  А в конце июля, в том   же году,   я познакомилась с Владом.

Мы уже   десять лет вместе,преодолев и пресловутый трехлетний «срок годности» любви, и «кризис семи лет» брака (в нашем окружении множество пар распалось именно на восьмом году совместной жизни),и я уже не представляю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не встретила его.

Кажется, я говорила уже, что мама с ранней юности постоянно внушала мне мысль о том, что «все мужики – одинаковы, все они   мрази,и прекрасно можно прожить и без них,и выходить замуж   вовсе необязательно».  Конечно, немного странно всё это звучало из уст привлекательной женщины, которая четыре раза была замужем,но с другой стороны,наверное, ей-то было виднее,и скорее всего, именно личный опыт привел её к таким выводам.   В качестве наглядного примера  всегда под рукой был папа -  «безынициативный, ленивый,выпивоха и бабник,эгоист и предатель».

К предыдущим мужьям были свои претензии:первый «слушал во всем свою мамочку, и нашел другую женщину, на мамочкин вкус, помоложе и попроще, деревенскую, - впрочем, она сама  ему подставилась, и скорее всего, некуда уже было деваться».Второй – «моряк с печки бряк, вообще непонятно, зачем на мне женился, потому что всю жизнь любил одну крашеную дневальную, и в итоге к ней и ушел, как только она освободилась,а мамаша его потом еще приходила забрать свои подушки, оно и понятно-хохлы».Третий был«в целом хороший человек, но не захотел остаться во Владивостоке, укатил в свой родной Павлодар, где был у него сын от первого брака,причем уехал без предупреждения даже:я пришла с работы вечером, а его нет, и вещей  нет,  просто уехал и всё, я так рыдала, что, наверное, на все десять этажей было слышно».Вот как-то так. Но и чужие мужья были не лучше, и вообще у каждого из знакомых представителей сильного пола  обнаруживался свой набор недостатков и пороков, который вызывал справедливое негодование типа: « и как только жена с ним живет!».Исключением был, пожалуй, лишь мамин дядя Жора, но он был «почти святой, и  таких вообще не бывает на свете».

Я не стану утверждать, что мама сознательно и целенаправленно вела работу по воспитанию идеальной старой девы, хотя полностью отрицать эту возможность тоже не буду.   О том, зачем это делалось, чуть позже. Но я не соглашусь с теми, кто с уверенностью свяжет мою одинокую личную жизнь с  предубеждением против мужчин или же отвращением к ним,которые сформировались благодаря маминым  внушениям.  Нет, это не так.Потому что на самом деле,никакого предубеждения или отвращения к мужскому полу я не испытывала… Просто не видела смысла в том, чтобы «пробовать»… Хотелось, чтобы было раз и навсегда, с «тем самым», с «моим» человеком.

Вот почему я никогда не винила и не виню маму за свое долгое одиночество и добровольный целибат.  Это был мой и только мой выбор, и мама здесь совершенно ни причём.

Её ошибка (не вина, а именно ошибка)   была лишь в том, что она с какого-то момента   стала относиться ко мне не как к дочери, а как к партнеру по жизни, который должен был заменить ей всех – и мужа, и подруг, и всех родственников. Более того, она относилась ко мне, как к своей собственности. Чем старше я становилась, тем больше она стремилась контролировать мою жизнь… Тотальный контроль: моего времени, моих занятий, моего общения, моих потребностей, чувств и желаний.

Утром, придя на работу (от дома до школы пятнадцать минут пешком)   я должна была пойти в учительскую и оттуда позвонить ей,сообщить, что я дошла. Каждый раз. Каждый день.Если я забывала позвонить,мама названивала завучу, секретарю или директору (разумеется, у нее под рукой были все номера). Уходя с работы, мне нужно было снова пойти к   телефону и сообщить маме, что я иду домой.И спросить, не купить ли чего по пути.Чаще всего покупать ничего не нужно было, но не потому, что она всё   сама уже купила,а потому, что «потом пойдем в магазин вместе».Да, в магазин мы чаще всего ходили вместе.   Да и вообще везде ходили вместе, под ручку, словно пожилая дворянка со своей молодой компаньонкой.   Я несла пакеты с покупками, а мама задерживалась около каждого торговца на рынке или продавца в киоске, чтобы мило поболтать, -она очень любила общаться с людьми.В кино, театр, на концерты и выставки мы тоже ходили вместе   с мамой, разумеется.Если же мне хотелось пойти куда-то одной или со своими сверстниками,  мама  тут же демонстрировала свое недоумение, пренебрежение и презрение:« Ну, и зачем тебе это?»,«Фу, что там делать?», «Совершенно не стоит на это время тратить, лучше уж мы сходим в….»- и всё это таким брезгливым, ироничным тоном, что желание куда-то идти реально пропадало.  А если не пропадало,и я всё же  делала так, как хотела  (хотя, уже с неким привкусом обесцененности  от её слов),   то уж последствия моих действий окончательно отбивали охоту повторить этот порыв независимости и свободы.  Потому что  дальше была обида, которая выражалась в долгом, иногда многодневном молчании,сопровождавшемся драматическими телодвижениями в виде швыряния предметов, а также громкими вздохами,и презрительным шипением «Госссппаади» на любое мое действие или попытку заговорить.

Вспоминая всё это сейчас,глядя на эту ситуацию   как бы со стороны,я поражаюсь, ужасаюсь даже:как я могла не видеть, не понимать, насколько    отвратительно и низко она себя вела по отношению ко мне?  Как я могла терпеть,почему не бунтовала, почему просто не ушла? Все, что я испытывала тогда, это огромное, тяжелое, невыносимое чувство вины. Оно ощущалось даже физически, словно огромная бетонная плита на плечах,которая вот-вот раздавит.И я всей душой хотела только одного:чтобы она меня простила, чтоб перестала обижаться и молчать, чтобы всё стало как прежде,ведь мы всегда были с нею друзьями. И конечно, со временем   главным мотивом моего поведения стало избегание, всеми возможными способами,вот таких мучительных для меня ситуаций.Избегание боли.

Когда мы познакомились с Владом, мне было уже за тридцать. И да, я все еще жила с мамой. Папа уже несколько лет обитал отдельно от нас, один,но часто приходил, чтобы помочь или просто пообщаться со мной.С тех пор как папа отделился,мама еще больше затянула гайки своего тотального контроля надо мной, а чтобы у меня и времени не  было даже подумать о свободе,окончательно переложила на меня   всю работу по дому, не прикасаясь теперь совсем ни к чему… При этом полы надо было мыть через день, чтобы ни пылинки, потому что  от пыли мама поминутно заходилась кашлем.Что касается готовки, завтрак я каждое утро готовила сама, на двоих, а когда возвращалась домой с работы, никакого обеда, разумеется, не было, никогда.Тогда я стала перед уходом домой перекусывать в школьной столовой, чтобы потом можно было не спеша готовить дома, не умирая с голоду. Как-то на вопрос   мамы «А ты что, не голодная?»   я сказала, что не очень, потому что съела в школе котлету.   Она взвилась: «Ах, так ты оказывается жрёшь там, а я здесь сижу с пустым холодильником!Почему-то мне ты не принесла котлетку… только о своем брюхе думаешь, вся в отца!»С тех пор я стала покупать для нее в школе  котлеты, или пирожки, и вместе с ученическими тетрадками несла домой пакетики со снедью. Она с удовольствием уплетала принесенное,непременно вынося свою оценку: «Пирожки у них, конечно, г….но,тесто сырое. Не    бери больше.».На другой же день я слышала:«А что пирожков не взяла?… ну и что, что сырые, все равно, чтоб хоть что-то к чаю было».

Еще одно, дополнительное «развлечение», которое придумала для меня мама, чтоб не скучно жилось, – это регулярно, не реже раза в месяц строчить заявления в ЖЭК по самым разным вопросам   бытового неустройства в доме.   Она озвучивала проблему,требовала, чтобы я написала текст в канцелярском стиле ( «Ну, ты же филолог!»),потом набрала этот текст на компьютере («Так солиднее»), сходила его распечатала в нескольких экземплярах (принтера дома не было, надо было идти в сервис-центр, или к папе на работу),и после всего этого желательно еще было пройти по соседям и собрать подписи, а потом мы вместе шли в ЖЭК это заявление подавать («Одна я не пойду, надо с тобой, одну меня никто слушать не будет»,«Ну и что, что у тебя педсовет завтра в это время, пропусти, подумаешь, велика важность!»).И потом был очередной поход к начальнику ЖЭКа, с долгими мамиными разглагольствованиями   об открытой на чердак двери или шума в водопроводной трубе,вперемешку с лирическими отступлениями об истории её   предков, и мне было уже неловко смотреть людям в глаза, но я уговаривала и успокаивала себя тем, что   мы всё же делаем нужное для всех общественное дело. Теперь я понимаю, что уже тогда мне надо было просто отвести её к психиатру.  Или же самой пойти.

Так вот, я снова отвлеклась…Мы познакомились с Владом в Интернете, а точнее, в сети ВКонтакте. Интернет, электронная почта, и вот эта соцсеть    ВК -для меня они были единственным убежищем от маминого контроля.Почему-то этими вещами она совершенно не интересовалась, и даже не пыталась вникнуть в то, чем я занимаюсь, сидя вечером перед экраном ноутбука.Её ворчание   было лишь о том, что я «порчу зрение» и «деградирую в этом компьютере».В общем, она недооценила реальную опасность новых технологий.И я, словно подросток, которому не заблокировали вовремя доступ к непроверенным   сайтам,  пустилась в опасное и рискованное плавание   в свободном мире онлайн…

Наше довольно недолгое виртуальное общение с Владом логично перетекло в желание встретиться вживую.   Он предложил вместе посмотреть новую   выставку в галерее «Арка» -   фотоработы Глеба Телешова   (удивительно, как наш мозг фиксирует такие подробности, помнить которые, казалось бы, вовсе незачем), и мы назначили день и время. Но мне ведь надо было получить одобрение мамы на   самостоятельную прогулку и встречу.

-Мама, я сегодня после обеда пойду прогуляюсь в центр.

- Да?А что ты там забыла?

-Да вот хотим посмотреть новую выставку с одним знакомым.

- Хм, что за знакомый?Откуда ты его знаешь?

Я объяснила. Она слушала очень внимательно, взгляд стал напряженным.

-Ну, хорошо.…Знаешь, я тоже хочу посмотреть выставку и прогуляться.Пойду с тобой.



Я опешила.Почему-то я никак не ожидала такого поворота событий, хотя на самом деле, это было вполне ожидаемо и естественно в нашем маленьком семейном мирке.

-Ну нет, мам… думаю, не стоит.Давай вместе сходим в другой раз.

- Да почему же?Чем я помешаю? Я тоже хочу пойти сегодня. Мне совершенно нечего делать дома.А то что же - ты будешь развлекаться, а я здесь сидеть в четырех стенах?

-Но, мама… это неправильно. Он совершенно незнакомый тебе человек,как это все будет выглядеть…-я лихорадочно соображала, что еще сказать, чтобы спасти ситуацию.

А мама   спокойненько начала собираться на прогулку.Уселась перед   своим любимым трюмо расчесывать и  укладывать волосы: это у нее обычно занимало больше всего времени.

Я понимала, что продолжать спорить бессмысленно. Нужно было придумать что-то другое.Но ничего не приходило в голову.Ничего, кроме открытого бунта.Но я не могла на него решиться, мне было страшно, так страшно, что просто мурашки бежали по спине, и в желудке начали порхать бабочки…кстати, это очень неприятное ощущение, и в английском языке эта метафора описывает вовсе не состояние влюбленности, а сильную тревогу, томительное ожидание чего-то пугающего.

Как решить эту головоломку?Как выйти из этого тупика?Как всё-таки пойти одной на свое первое  долгожданное, «настоящее» свидание, и при этом  не обидеть, не разозлить   маму…Какие найти слова?  Как объяснить,что сегодня, сейчас я никак не могу быть   с ней вдвоём?Правда, когда я в юности ходила на свои разовые«свидания»с молодыми людьми,у мамы ни разу не было желания присоединиться… Может быть, тогда она просто интуитивно чувствовала, что опасности нет.Или же то, что было сейчас, было в её понимании, не свиданием, и поэтому вполне допускались третьи лица. И все-таки… как, как, как?

В итоге она собралась и оделась, и вышла вместе со мной, не обращая вообще никакого внимания на мои слабые возражения.Выйдя из двора нашего дома, мама привычно свернула направо, к автобусной остановке, а я – сама не понимая, что делаю, развернулась и пошла… в противоположном направлении.

- Ты куда?

- Времени еще много в запасе, я пойду пешком, через парк… А ты погуляй   сама и возвращайся домой, хорошо? Я не допоздна, скоро вернусь.

Она остановилась и, чуть наклонив голову вперед,слегка прищурив глаза и поджав свои красивые, умело обведенные карандашом и ярко накрашенные губы, уставилась на меня.   Я чувствовала, что в ней происходит какая-то внутренняя борьба: по лицу словно пробегали тени,   всё её миниатюрное тело в милом брючном костюмчике из светло-голубого льна напряглось, как будто перед прыжком.Я смотрела ей   в глаза, не опуская   и не отводя своего взгляда,   смотрела прямо и открыто, как учат смотреть в глаза хищнику, если   ты случайно столкнулся с ним на одной тропинке в лесу.    Передо мной, на расстоянии вытянутой руки было её лицо, самое знакомое и родное лицо, на котором я знала каждую черточку, каждую морщинку, по выражению которого умела   мгновенно и безошибочно считывать её настроение, все её чувства и мысли… Мимо спешили прохожие, обходя нас, потому что мы встали прямо посреди тротуара.  С легким шорохом проезжали по дороге автомобили.   Высоко-высоко в небе пронзительно свистели стрижи.А я стояла, как вкопанная, и,  не отрываясь, смотрела маме в глаза. Молчание, поединок взглядов,  наша безмолвная мучительная дуэль   под безоблачным и безмятежным июльским небом.  Чем же она закончится?  Я знала, что с мамой я не пойду. Просто вообще не пойду. Но понимала, что не пойти не могу.   Сколько   раз я отменяла свои встречи и мероприятия  и  и оставалась дома,если видела, что мама не хочет, чтобы я шла… Сколько раз я   уступала и шла вместе с ней…Но сегодня я не могу. Сегодня это просто невозможно.   Я стояла и неотрывно смотрела в мамины глаза.Вдруг она вся как-то слегка шевельнулась, и лицо её приняло презрительно-брезгливое выражение:

- Ну, ладно. Ладно. Хорошо.   Вот такая ты, да… Ну, увидишь ты у меня… - она не договорила, покачала головой и, медленно развернувшись, пошла к автобусной остановке.