"Блатная музыка" - 2 (2011 год)

­­­­­­­­57. «ГОЛУБИ»
Не спугните, ради Бога, тише!
Голуби целуются на крыше.
Вот она сама любовь ликует:
Голубок с голубкою воркуют.

И от счастья глазки закрывая,
Все на свете сразу забывают.
Мы с тобой ведь люди-человеки,
И живем, притом, в ХХ веке.

Я сегодня замер, как дикарь,
Пред твоими чудными глазами.
Волосы твои я нежно глажу,
С непокорными никак не слажу.

Я тебя целую, дорогую,
А недавно целовал другую –
Самую красивую на свете…
Ах, голуби, пожалуйста, ответьте!

58. «ЛЯГУШКА»
Шел парнишка по опушке,
Сам не знал куда, -
И в пути поймал лягушку
Около пруда.

Но, глаза подняв,
Та сказала вдруг:
- Отпусти меня,
На свободу, друг!

Требуй, что тебе надо, -
Я помочь тебе рада!
И исполню в награду
Три твоих просьбы я.

Сто желаний парня мучат,
Выбрать он не мог.
И спросил, на всякий случай,
Золота мешок.

Вот, он стал богат,
Но судьбе не рад:
Деньги жизнь его
Превратили в ад!

- Требуй, что тебе надо, -
Я помочь тебе рада!
И исполню в награду
Просьбу вторую я.

- Я хочу добиться славы
Здесь, в краю родном!
Вот теперь он был по праву
Избран королем.

Но не в этом соль –
В сердце та же боль.
И пришел к пруду
С жалобой король.

- Требуй, что тебе надо.
Я помочь тебе рада!
И исполню в награду
Третье желанье я.

- Дай изведать в жизни счастья,
Сердце оживи.
Вместо денег, вместо власти,
Я прошу любви.

И лягушка вмиг
Свой сменила лик:
Перед ним смеясь
Девушка стоит.

- Раз любви тебе надо,
Я помочь тебе рада:
Сердцу лучшей наградой
Будет любовь моя.

59. «БУТЫЛКА ВИНА»
Ехали цыгане – не догонишь!
И пели они песни – не поймешь!
Была у них гитара – не настроишь!
И в общем, ничего не разберешь!

Припев:
Бутылка вина, не болит голова.
А болит у того, кто не пьет ничего.
Эх, бутылка вина, не болит голова.
А болит у того, кто не пьет ничего!

Так лучше веселиться, чем работать!
Так лучше водку пить, чем воевать!
И вспоминая мамины заботы,
Красивые костюмы надевать.

Так лучше быть богатым и здоровым,
И девочек роскошных целовать!
И вспоминать тюрьмы замок суровый,
Деньжатами карманы набивать!

60. «ПОЙ, ГИТАРА!»
К долгожданной гитаре
Я тихо прильну.
Осторожно и бережно
Трону струну.

И она отзовется,
Зазывно звеня,
Добротою наполнив
Тебя и меня.

Припев:
От зари до зари,
От темна до темна
О любви говори,
Пой, гитарная струна!

Я гитару настрою
На лирический лад.
И знакомой тропою
Уйду в звездопад.

Быть счастливой, как песня,
Попрошу я ее.
И гитара взорвется,
Как сердце мое!

К долгожданной гитаре
Я тихонько прильну.
Осторожно и бережно
Трону струну.

Ведь бывают гитары:
Они зазвучат –
И большие оркестры
Покорно молчат.

61. «ДЕВУШКА В ПЛАТЬЕ ИЗ СИТЦА»
Девушка в платье из ситца
Каждую ночку мне снится.
Не разрешает мне мама твоя
На тебе жениться.

«Был бы ты лучше слесарь
Или какой-нибудь сварщик.
Ну, в крайнем случае, милиционер.
Но только не барабанщик!»

Ты передай своей маме:
«Сделаю все, что хотите!
Продам установку – куплю контрабас.
Только меня любите!»

Девушка в платье из ситца
Больше мне ночью не снится:
Мне разрешила мама твоя –
А я расхотел жениться!

62. «НАЛЕТЧИКИ»
Люблю пивную я,
Где до утра
Со мной гужуются
Все штопора.

В карманах – денежки:
А ну, налей!
Любите, девочки,
Меня скорей!

Припев:
Эх, вы, мальчики,
Да вы налетчики!
Кошелечки, кошельки
Да кошелечечки.

Эх, дела бедовые,
Зубы золотые!
Раньше были новые,
А теперь – вставные.

Гуляют мальчики –
Все в пиджачках.
Нага-, наганчики
У них в руках.

Рубашки белые –
Сплошной крахмал.
А жизнь горелая –
Сплошной обман.

Буты-, бутылочки
Кругом торчат.
Буты-, бутылочки
Всем нам грозят.

С судьбой в простеночек
Сыграть сейчас –
А завтра к стеночке
Поставят нас.

63. «ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ»
Ваше благородие, госпожа разлука!
Мы с тобой родня давно – вот какая штука!
Письмецо в конверте, погоди, не рви:
Не везет мне в смерти – повезет в любви.

Ваше благородие, госпожа чужбина!
Жарко обнимала ты, да только не любила.
В ласковые сети, постой, не зови.

Ваше благородие, госпожа удача!
Для кого ты добрая, а кому – иначе.
Девять граммов в сердце, постой, не зови.

Ваше благородие, госпожа победа!
Значит, моя песенка до конца не спета.
Перестаньте, черти, клясться на крови.

64. «ПОМНЮ, ПОМНЮ, ПОМНЮ Я»
Помню, помню, помню я,
Как меня мать любила.
И не раз, и не два
Она мне так говорила:

- Не ходи на тот конец,
Не водись с ворами!
Тебя в каторгу сошлют,
Закуют кандалами.

Сбреют длинный волос твой
Вплоть до самой шеи.
Поведет тебя конвой
По матушке, по Рассее.

Выдадут тебе халат,
Сумку с сухарями.
И зальешься ты тогда
Горючими слезами!

- Я не крал, не воровал,
Я любил свободу.
Слишком много правды знал -
И сказал народу.

Не забуду мать родную
И отца-духарика.
Целый день по ним тоскую –
Не дождусь сухарика!

А дождешься передачи –
За 3 дня ее сжуешь.
Слюну проглотишь, заплачешь
И по новой запоешь.

Не забуду мать родную
И Серегу-пахана.
Целый день по ним тоскую,
Предо мной стоит стена.

Эту стену мне не скушать,
Сквозь нее не убежать.
Надо было маму слушать
И с ворами не гулять!

65. «ЖУРАВЛИ»
Далеко-далеко-далеко журавли полетели,
Оставляя поля, где в дороге бушуют метели.
Но лететь журавлям, но лететь журавлям нету мочи –
И присели они на поляну в лесу среди ночи.

А наутро, друзья, поднялася крылатая стая.
Я остался один среди рек и полей одинокий.
Я кричал им вослед: «Помогите, крылатые братцы!
Больше сил моих нет, нету воли с вами подняться!»

С Новым годом, друзья, с новым счастьем я вас поздравляю!
Шлю привет с дальняка, шлю привет с дальняка снова, снова.
Но порою судьба начинает шутить и смеяться:
И друзья отойдут, и никто не поможет подняться!

66. «А Я МИЛОГО УЗНАЮ ПО ПОХОДКЕ»
А я милого узнаю по походке:
Он носит, носит брюки-галифе;
А шляпу он носит на панаму;
Ботиночки он носит «нариман».

Зачем я вас, мой родненький, узнала?
Зачем, зачем я полюбила вас?
А раньше я ведь этого не знала.
Теперь же я страдаю каждый час!

Вот мальчик мой уехал – не вернется.
Уехал он, как видно, навсегда…
Домой, в Москву, он больше не вернется –
Оставил только карточку свою.

67. «НАЛЕТЧИК БЕНЯ»
Я – налетчик Беня, хулиган.
Пусть вас не смущает мой наган.
Я вам лучше песню пропою
Про блатную молодость мою.

Где родился, я не знаю сам:
Я и грек, и турок пополам.
И в каких краях я ни бродил,
Дружбу только с перышком водил.

Припев:
Я замерзаю,
Вшей кормлю, на голых нарах сплю.
Но не желаю
Поменять профессию свою!

Фраера поставил я на гоп,
Фраер оказался жирный клоп.
Взял бумажник, кольца, мишуру –
Будет поиграться чем в буру.

Знают и Одесса, и Ростов,
Мой куда девался весь улов:
Дорогие девки, кабаки.
А кефир пусть хряпают быки!

Мусора хотят меня поймать,
Раскрутить на полных 25.
Я сидеть так долго не смогу –
Снова от хозяина сбегу.

Сало, водка, черная икра.
Эх, готовьте бабки, фраера!
Вас играть в картишки научу,
А наутро в Сочи улечу.

68. «НА КОЛЫМЕ»
На Колыме, где тундра и тайга кругом,
Среди замерзших сосен и болот,
Тебя я встретил с твоей подругою,
Сидевших у костра вдвоем.

Шел крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы Северным сияньем увлеклись.
Я подошел к вам и руку подал –
Вы встрепенулись, поднялись.

И я заметил блеск твоих прекрасных глаз,
И внес вам предложение дружить.
Дала ты слово быть моею,
Навеки верность сохранить.

В любви и ласках время незаметно шло.
Пришла весна – и кончился твой срок.
Я провожал тебя тогда на пристань.
Мелькнул твой серенький платок.

С твоим отъездом началась болезнь моя:
Ночами я не спал и все страдал.
Я проклинаю тот день разлуки,
Когда на пристани стоял.

А годы шли – тоской себя замучил я:
Я встречи ждал с тобой, любовь моя.
По актировке – врачей путевке,
Я покидаю лагеря.

Огни Ростова поезд захватил в пути,
Вагон к перрону тихо подходил.
Тебя больную, совсем седую
Наш сын к вагону подводил.

Так здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветку клена,
На твой заплаканный платок.

69. «ЧЕРНАЯ МОЛЬ»
Не смотрите вы так
Сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди!
Я за 20 минут
Опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.

Припев:
Я – институтка.
Я – дочь камергера.
Я – черная моль.
Я – летучая мышь.
Вино и мужчины –
Моя атмосфера.
Приют эмигрантов –
Свободный Париж.

Мой отец в октябре
Убежать не сумел.
Но для белых
Он сделал немало.
Срок пришел и холодное
Слово «расстрел», -
Прозвучал приговор
Трибунала!

И вот, я – проститутка.
Я – фея из бара.
Я – черная моль.
Я – летучая мышь.
Вино и мужчины –
Моя атмосфера.
Приют эмигрантов –
Свободный Париж.

Я сказала полковнику:
«Нате, берите!
Не донской же валютой
За это платить.
Вы мне франками, сэр,
Заплатите.
А все остальное –
Дорожная пыль».

Только лишь иногда,
Под покров дикой страсти,
Вспоминаю Одессы
Родимую пыль.
И тогда я плюю
В их слюнявые пасти.
А все остальное –
Печальная быль.

70. «СЕМЬ СОРОК»
В 7.40 он подъедет,
В 7.40 он подъедет:
Наш старый,
Наш славный,
Наш одесский паровоз.

Везет с собой вагоны,
Везет с собой вагоны,
Набитые людями,
Будто сеном воз.

Припев:
Он выйдет из вагона
И двинет вдоль перрона:
На голове его роскошный котелок.
В больших глазах, зеленых на Восток,
Горит одесский огонек.

Пусть он не из Одессы,
Пусть он не из Одессы –
Фонтаны и Пересыпь
Ждут его к себе на двор.

В 7.40 он подъедет,
В 7.40 он приедет:
Наш славный, наш добрый,
Наш агицен паровоз.

7.40 наступило,
Часами все отбило.
А поезд не приехал.
Нет его – и все! Но вот:
Мы все равно дождемся,
Даже если опоздает он
Хоть на целый год!

71. «ТАНЬКА-МАЛОЛЕТКА»
Вечер опустился, фонарики зажглися.
Звездочки, как рыбки, по небу разбрелися.
Только мне не спится: я с собою в ссоре –
И гляжу на небо в клетчатом узоре.

Вспоминаю волю: все – как на экране.
Танька-малолетка на переднем плане:
Глазки голубые, челка озорная.
В общем, королева, да только молодая.

Целый день с ней в парке в любви ей объяснялся.
Спросила, где работаю, - студентом ей назвался.
Заблестели глазки, порозовело личико…
Ах, не знала, глупая, что это просто кличка!

Сфаловал девчонку на дурное дело…
Ах, какие ножки! Ух, какое тело!
Танечка, родная, что же с нами будет?!
Она отвечает: «Пусть Господь рассудит».

А наутро взяли да прямо из кровати.
Больше не увижу я Таньку в белом платье.
Танечка, родная, жаль, что я посажен!
Знала ты Студента – преступника со стажем.

72. «ВОТ ИДЕТ КАРАВАН»
Вот идет караван
По сыпучим пескам
И везет анашу
В свой родной Пакистан.

Караванщик-босяк
Забивает косяк.
Пару хапок тугих –
И уехал чувак.

Вот вдали за холмом
Показалась змея.
Пару хапок потуже –
И она не страшна.

Вот вдали за холмом
Показался конвой.
Даже сам Абдулла
Достал маузер свой.

Так погиб караван
На сыпучих песках.
Не довез анаши
В свой родной Пакистан.

Его дочь Зульфия
Стервой, блядью была:
За косяк анаши
Свою честь отдала.

Мы засядем в кружок,
Мы забьем косячок.
Мы помянем Али,
Что привез анаши.

Анаша, анаша!
Анаша, жизнь моя!
Без тебя, анаша,
Не прожить нам и дня!

73. «ЛЮБЛЮ ЕВРЕЯ ЗЯМУ»
Любила я цыгана,
Цыгана звали Яном.
Вдруг Зямку повстречала
Негаданно-нежданно.

И сколько слез пролила
Я в девичью подушку.
Ведь Зямка не красавец:
Он рыжий и в веснушках.

Припев:
Ой, мама, мама!
Спешу сказать скорее:
Любила я цыгана –
Теперь люблю еврея!

Ой, мама, мама!
Скажу тебе я прямо:
Любила раньше Яна –
Теперь люблю я Зяму!

Цыгане любят коней –
Не нужен конь еврею:
Автомобиль надежней,
Автомобиль быстрее.

И рваную кибитку
Забыла, слава Богу!
Теперь уж по субботам
Хожу я в синагогу.

Цыгане любят женщин –
Евреи любят тоже.
Но только покрасивей,
Нарядней и моложе.

А если и придется
Вдруг изменить еврею,
Домой всегда вернется –
Семья всегда важнее!

Уж Ян красивей Зямы,
Но ведь не в том причина:
Умнее Яна Зяма,
И лучше как мужчина.

Он только с виду хилый,
Он только с виду слабый.
Детишек нарожаю
Ему я целый табор!

74. «ЗАРАЗА»
Что ты смотришь на меня в упор?
Я не испугаюсь твоих глаз, зараза.
Брось, оставим разговор!
Ведь он у нас не в первый раз.

Припев:
Ну что стоишь? Иди, держать не стану.
Я таких, как ты, вагон достану.
Может, поздно или рано,
Но ты придешь ко мне пешком
По шпалам босиком, зараза!

Кто тебя по переулкам ждал,
От ночного холода дрожа, зараза?
Кто не раз тебя спасал
От удара финского ножа?

Выйди, выйди, выйди на крыльцо,
Как у нас с тобой заведено, зараза.
На, возьми свое кольцо,
Ведь я его не одевал ни разу.

75. «ПОСТОЙ, ПАРОВОЗ!»
Постой, паровоз! Не стучите, колеса.
Кондуктор, нажми на тормоза!
Я к маменьке родной с последним приветом
Спешу показаться на глаза.

Не жди меня, мама, хорошего сына!
Твой сын не такой, как был вчера:
Меня засосала опасная трясина,
И жизнь моя – вечная игра.

Постой, паровоз! Не стучите, колеса!
Есть время взглянуть судьбе в глаза.
Пока еще не поздно нам сделать остановку –
Кондуктор, нажми на тормоза!

76. «ЧУБЧИК КУЧЕРЯВЫЙ»
Бабы любят чубчик кучерявый,
Всюду бабы падки до кудрей.
Как увидят чубчик кучерявый,
Замурлычат ласковей, добрей.

Припев:
Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый!
Да ты не вейся на ветру.
А ты, карман, карманчик мой дырявый,
А ты не нра-, не нравишься вору!

Но однажды женские кудряшки
Так вскружили голову мою,
Что ночами снились мне барашки –
И с тех пор пою я и пою.

Но недолго чубчик и кудряшки
Миловались с ночи до утра –
Подвела дыра моя в кармане,
Подвела карманная дыра.

Мне кудряшки подло изменили –
Соблазнились лысой головой.
Там карманы золотом звонили,
А мои по-прежнему с дырой!

77. «ЛЮБЛЮ ЦЫГАНА ЯНА»
Цыгане любят кольца,
Да кольца непростые.
Цыгане любят кольца,
Да кольца золотые.

Припев:
А молодой цыганке,
Ай, дома не сидится.
Она берет гитару,
Поет и веселится:

«Ой, мама, мама, мама,
Люблю цыгана Яна!
А у цыгана Яна
Любовь непостоянна».

Цыгане любят шубы,
Да шубы непростые.
Цыгане любят шубы,
Да шубы меховые.

Цыгане любят сани,
Да сани непростые.
Цыгане любят сани,
Да сани расписные.

78. «ПО ТУНДРЕ»
Это было весною,
Зеленеющим маем,
Когда тундра оденет
Свой зеленый наряд.

Мы бежали с тобою
От проклятой погони,
От проклятой погони,
Громких криков «Назад!»

Припев:
По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута-Ленинград», -
Мы бежали с тобою
От проклятой погони,
Чтобы нас не настигнул
Пистолета разряд.

Дождик капал на рыло
И на дуло нагана.
Вохра нас окружила:
- Руки вверх! – говорят.

Но они просчитались,
Окруженье пробито.
Кто на смерть смотрит прямо,
Того пулей не взять.

Я сижу в одиночке
И плюю в потолочек.
Пред людьми я виновен,
Перед Богом я чист.

Предо мною икона
И запретная зона.
А на вышке – все тот же
Надоевший чекист.

Мы теперь на свободе,
О которой мечтали,
О которой так много
В лагерях говорят.

Перед нами раскрыты
Необъятные дали.
Нас теперь не настигнет
Пистолета разряд.

79. «Я – ГРУЗИН ИЛЬ АРМЯНИН»
Я – грузин иль армянин
Без копейки денег.
Я не пью и не курю,
Потому что беден.

Я задумал один штук
С этими деньгами.
Я поеду в Армавир,
Где гуляют дамы.

Припев:
Барышен, барышен!
Вай, какой красивый!
Половина шнобель – красный,
Половина – синий.

Вот идет один мадам
Медленно с пригорка.
Я, как истинный грузин,
Начал с поговорка:

«Вай, красивый! Вай-вай-вай!
Можно в вас влюбляться!
Мы поедем на трамвай –
Будем прогуляться».

Я гулял тогда с мадам,
Целовал немножко –
И украл я у нее
Кошелек и брошка.

И пошел тогда мадам
Медленно с пригорка.
Только ветер раздувал
Два пустых кармана.

80. «ГОГИЯ»
На Кавказе есть гора
Самая высокая.
Под горою той река
Самая глубокая.

Если на гору взобраться
И с горы этой бросаться –
Очень много шансов есть
С жизнью распрощаться.

Припев:
Гогия-гогия, шантаурия-гогия,
Гамарджоба, генацвале,
Шантаурия-гогия.

На столе стоит стакан,
В том стакане – таракан.
Почему там таракан?
А у него квартира там.

На столе стоит стакан,
В том стакане – лилия.
Что ты смотришь на меня,
Морда крокодилия?

От лавины вниз бежит
В жопу раненный джигит.
Далеко не убежит:
Глубоко кинжал торчит.

По стене ползет кирпич,
А за ним ползет другой.
Почему ползет другой?
Может, он ему жена.

По стене ползет кирпич –
Деревянный, как стекло.
Ну и пусть себе ползет –
Нам не нужен пенопласт.

Ты грузин, и я грузин –
Оба мы абреки.
Ты торгуешь апельсин,
А я – чебуреки.

Ты грузин, и я грузин –
Оба мы абреки.
Ты торгуешь апельсин,
А я чуть-чуть морковка.

Как-то я сидел в гостях,
Что-то плавало в борщах.
Я хотел его поймать,
А оно давай нырять.

Если ты «Москвич» купил,
Если «Жигули» купил,
Если «Волга» ты купил –
Ты мужчина; ты – грузин.

Скоро в армию пойду,
Заберут в Абхазию.
Может быть, в последний раз
На коня залазею.

Эта дама не пойдет
Ни в кино, ни в цирка.
Потому что у нее
На колготках дырка.

Я не знаю, как у вас.
А у нас, в Киргизии,
Бабка в 80 лет –
Командир дивизии.

81. «СИРЕНЕВЫЙ ТУМАН»
Сиреневый туман над нами проплывает.
Над тамбуром горит полночная звезда.
Кондуктор, не спеши! Кондуктор понимает,
Что с девушкою я прощаюсь навсегда.

Ты смотришь мне в глаза
И руку пожимаешь.
Уеду я на год,
А может быть, на два.
А может, навсегда
Ты друга потеряешь…
Еще один звонок –
И уезжаю я!

Последнее «Прости!»
С любимых губ слетает.
В глазах твоих больших
Тревога и печаль.
Еще один звонок –
И смолкнет шум вокзала.
И поезд улетит
В сиреневую даль!

82. «СТУДЕНТКА»
Как только ты мимо прошла,
То сразу меня пленила.
Я понял тогда, что ты навсегда
Сердце мое разбила.

И сразу в тот первый миг,
Забыв обо всем на свете, -
Лишь только тебя, безумно любя,
Я видел на всей планете.

Припев:
Все косы твои, все бантики,
Все прядь золотых волос.
На блузке – витые кантики,
Да милый курносый нос.

Как только пришла весна,
С поличным ты мне попалась.
Была весна, ты с маклером шла –
И мило ему улыбалась.

А я вас двоих припас –
И снял с него все, что было.
Он перстни снимал и мне отдавал,
А ты в стороне курила…

Мне скоро звонок домой,
На шконке деньки считаю.
На фото твое смотря, кумовой
Сказал: «Я тебя понимаю!».

Зачем ты мимо прошла?
Зачем ты меня пленила?
Не знал я тогда, что ты навсегда
Сердце мое разбила…

83. «ОЛЬШАНСКИЙ ТРАКТ»
Ольшанский тракт проложен до Херсона –
И как-то раз по этому пути
Машина ЗИЛ, груженая бетоном,
Решила «Студебеккер» обойти.

А «Студебеккер» вез боеприпасы,
Вела машину девушка-шофер.
Не жми на газ, не трать бензин напрасно!
Сильней у «Студебеккера» мотор.

И так они гнались до поворота,
Друг друга не решаясь обойти.
А по бокам – бездонные болота,
И стрелочка на «сотенке» лежит.

А встречный МАЗ решил судьбу иначе –
На повороте врезался он в ЗИЛ.
Не слышно больше пения мотора –
Шофер ЗИЛа у колеса лежит.

Зачем девчонка резко тормознула!
Снаряды от толчка вдруг взорвались –
И у руля навеки ты уснула.
Своей судьбе за это поклонись.

84. «КАНАЕТ МЕНТ»
Канает мент, по бану лавируя,
Где ширмачи втыкают вилы налегке.
Он хочет повязать их, но меньжует:
«Ах, как бы шнифт не выстеклили мне!..»

На трех банах тусуются хрустьяне,
Не спят менты, не дремлют жиганцы.
Кому до Тулы, кому и до Рязани,
Во все концы разосланы хлопцы.

Но вот удар по тыкве волосатой –
Заезжий штымп замочен наглушняк.
Мы обшмонали лепень полосатый:
В кишенях ветер, а точней – голяк!

Менты оравой кипишнули сходу.
Жиганам – вилы, к жучке не ходи!
Линять уж некуда – кругом полно народу!
Процесс, тюрьма – и вышка впереди!

85. «РАЗ – И СНЯЛИ!»
Вот с женою как-то раз
Мы попали на Кавказ, -
На вокзале встретили армяне.
Предложили они дачу.
Что за дача? Вот удача!
Раз! Ее мы сняли.

Предложили они дом –
Раньше был курятник в нем.
Но не это тема для печали.
За тот дом, где жили куры,
С нас армяне двести шкуры –
Раз! – и сняли.

Долго думал – и решил
Я купить автомобиль.
Мне гараж построить обещали.
В ту же ночь с моей машины
Свечи, клапаны и шины –
Раз! – и сняли.

Вот с женою как-то раз
Возвращались из кино,
В темноте кого-то повстречали.
Вдруг раздался голос грубый:
«Господа, снимайте шубы!»
Раз! И сняли.

86. «ШАР ГОЛУБОЙ»
Крутится-вертится шар голубой,
Крутится-вертится над головой.
Крутится-вертится, хочет упасть.
Кавалер барышню хочет украсть.

Где эта улица, где этот дом?
Где эта барышня, что я влюблен?
Вот эта улица, вот этот дом.
Вот эта барышня, что я влюблен.

87. «ГОП-СТОП, ЗОЯ!»
Ах, вам бы только все куплеты распевать бы!
Вот вам история одной одесской свадьбы.
А свадьба весело идет.
Жених сидит, как идиот,
И невесте на ухо поет:

Припев:
«Гоп-стоп, Зоя!
Кому давала стоя
В чулочках, что
Тебе я подарил?
А я ль тебя не холил?
А я ль тебя не шворил?
А я ль тебя, зараза,
Не любил?!!»

- Тебя ж не спрашивают, где все бриллианты.
Тебе дарил духи, шелка и фолианты.
Но ты не ценишь мой презент,
Ведь для тебя интеллигент –
Все равно что фраер-элемент.

Вот фонари зажглись по всей Преображенской.
Пришел тут Васька Штырь – ходок по части женской.
А я когда-то был один.
И был красавец и блондин,
Еще имел бумажный магазин.

Ее папаша был большой знаток бонтона.
В разгар веселья занял пост у патефона.
И вошли тут гости в раж,
И сняла свекровь корсаж…
Ну прямо настоящий вернисаж!

Но вот к концу уже подходит наша свадьба.
Теперь неплохо серебро пересчитать бы!
Тут кто-то крикнул между дел:
- Никто еще невесту не имел?!!

88. «ШАРАБАН»
Я гимназистка 7-го класса.
Пью самогонку, заместо квасу.
Ах, шарабан мой – американка!
А я девчонка, я – шарлатанка.

Порвались струны моей гитары,
Когда бежала из-под Самары.

Помог бежать мне один парнишка –
Из батальона офицеришка.

А выпить хотца, а денег нету!
Со мной гуляют одни кадеты.

Продам я книжки, продам тетради –
Пойду в артистки я смеха ради.

Продам я юбку, жакет короткий –
Куплю я квасу (а лучше б водки!).

Прощайте, други, я уезжаю!
Кому должна я, я всем прощаю;
И шарабан свой вам завещаю.

89. «У БЕГЕМОТА НЕТУ ТАЛИИ»
У бегемота нету талии –
Он не умеет обнимать.
Его по морде били чайником –
И научили обнимать!

А у жирафа шея длинная…

У крокодила морда плоская…

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
90. «***»
Все живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.

Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.

И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:
«Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму все заживет».

И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
На поэмы мои пролилась.

Золотая словесная груда,
И над каждой строкой без конца
Отражается прежняя удаль
Забияки и сорванца.

Как тогда, я отважный и гордый,
Только новью мой брызжет шаг…
Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.

И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
«Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму все заживет!»

91. «***»
Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном?
Отчего прослыл я скандалистом?

Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.

Я московский озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.

Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит.

Я хожу в цилиндре не для женщин –
В глупой страсти сердце жить не в силе.
В нем удобней, грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле.

Средь людей я дружбы не имею,
Я иному покорился царству.
Каждому здесь кобелю на шею
Я готов отдать мой лучший галстук.

И теперь уж я болеть не стану.
Прояснилась омуть в сердце мглистом.
Оттого прослыл я шарлатаном,
Оттого прослыл я скандалистом.

92. «ПИСЬМО МАТЕРИ»
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне.
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.

Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.

Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.

Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как 8 лет назад.

Не буди того, что отмечталось;
Не волнуй того, что не сбылось.
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.

И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.

Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

93. «КУПЛЕТЫ ЕВЫ»
Меня простите, Бога ради!
Я думал, здесь собрались девы.
Возьмите нотные тетрады –
Я вам спою куплеты Евы.

Один воинственный вассал
Все двери замка обошел.
Но туалета не нашел,
И в книгу жалоб написал.

Граф Теодор попал в беду,
Схватил графиню за мантилью.
Она сказала: - Эскамильо,
На бой быков я не пойду.

Зашел в аптеку царь Кардон,
Чтобы купить себе таблетки.
Но деньги он забыл в жилетке,
Чем был ужасно огорчен.

Его жена лежит тоскуя –
Она не может жить без ласки.
Ее голубенькие глазки
Напоминают нам коляски.

Какой-то старый лысый поп
Свою козу в сарае гладил.
Но что-то с нею не поладил:
Она боднула его в лоб.

А тот же старый лысый поп
Увидел 8 женских туфель.
Он сразу сморщился, как трюфель,
Упал куда-то и утоп.

Иван Иваныч издавна
Носил с собой кусок газеты.
Ему была газета эта
Для просвещения дана.

Себя от старости страхуя,
В Госстрах зашли три старых деда.
Там просидели до обеда,
О бренной старости тоскуя.

Себя от холода страхуя,
Купил доху я на меху я.
На той дохе дал маху я:
Доха не греет абсолютно.

Не разогнавши даже рать,
Три мушкетера сели кушать.
Они готовы были слушать,
Как Д’Артаньян им будет врать.

Весной крестьянин торжествуя
Насыпал соль на кончик палки.
А на ветвях сидели галки,
О теплом солнышке тоскуя.

У атамана Козолупа
Была огромная сноровка,
Семизарядная винтовка
И два енотовых тулупа.

Стиль баттерфляй на водной глади
Нам демонстрируют две девы:
Плывут направо и налево
В большом бассейне в Ленинграде.

Три футболиста, снявши бутсы,
С тремя девицами гуляют.
Они подруг обожествляют,
И в них отнюдь не ошибутся.

Там на поляне среди маков
Художник ставил деву в позу.
Намалевал ее, как розу.
Картину лаком покрывал.

Там граф с графиней были в сделке.
Граф поломал графине брошку.
И чтоб не мучилася крошка,
Купил губную ей гармошку.

Графиню граф держал в узде,
И бил ее он по субботам.
Он отбивал у ней охоту
К английской верховой езде.

Король семнадцатый Луи
Велел отрезать всем по пальцу
За то, что бедные страдальцы
Свои перчатки пропили.

А сверху – молот, снизу – серп.
А это наш советский герб.
И хочешь сей, а хочешь куй –
Ты все равно получишь мало.

А мы не сеем, мы не пашем,
Мы не валяем дурака.
Мы с колокольни флагом машем
И разгоняем облака.

94. «ПТИЦЫ НЕ ЛЕТАЛИ»
Птицы не летали
Там, где мы шагали,
Где этапом проходили мы.
Бывало, замерзали
И недоедали
От Москвы до самой Колымы.

Много или мало,
Но душа устала
От разводов нудных по утрам;
От большой работы
До седьмого пота;
От кошмарных дум по вечерам.

Мы песню заводили,
Но глаза грустили,
И украдкой плакала струна.
Так выпьем за сидевших,
За перетерпевших
Эту чарку горькую до дна!

Проходили годы,
Да здравствует свобода!
Птицей на все стороны лети.
И сам оперативник,
Нежности противник,
Мне желал счастливого пути.

Снова надо мною
Небо голубое.
Снова, вольным солнцем опален,
Я смотрю сквозь слезы
На белые березы,
И в поля российские влюблен.

Прощай, жилая зона,
Этапные вагоны,
Бригадиры и прозрачный суп!
От тоски по женщине
Будет сумасшедшим
Поцелуй моих голодных губ.

Выпьем за свободу,
За теплую погоду,
За начальника и за кандей.
За минуты счастья,
Данные в спецчасти,
И за всех мечтающих о ней.

Выпьем за лепилу
И за нарядилу;
За костер, за птюху, во-вторых.
За повара блатного,
За мужика простого
И за наших храбрых часовых.

Наливай по новой
Мне вина хмельного.
Я отвечу тем, кто упрекнет:
С наше посидите,
С наше погрустите,
С наше потерпите хоть бы год!

95. «НЕ НАДО!»
Мы гуляли с тобой, мы бродили с тобой
По аллеям тенистого сада.
Я пытался прижаться к груди молодой.
Ты шептала: «Не надо, не надо».

Сад давно опустел, разошелся народ,
И стояла ночная прохлада.
И в ночной тишине отдалася ты мне.
И не слышно «Не надо, не надо».

Уж два года прошло, не встречал я тебя.
Как-то парком спешил на свиданье.
И услышал я голос знакомый такой:
«Не надо, не надо, не надо».

Я сдержаться не мог, оглянулся назад:
Шла по парку с ребенком отрада.
Он бежал впереди, догоняла она.
И смеялась: «Не надо, не надо».

Дорогая, поверь! Я люблю тебя вновь.
А ты шепчешь: «Любви есть преграда.
У ребенка другой есть хороший отец,
А таких подлецов нам не надо!»

96. «ИСТОРИЯ КАХОВСКОГО РАВВИНА»
Зачем, скажите, вам чужая Аргентина?
Вот вам история каховского раввина,
Что жил в уютной, скромной обстановке,
В уездном тихом городе Каховке.

Была у нашего раввина дочка Энта –
Такая гибкая, как шелковая лента;
Такая чистая, как мытая посуда;
Такая умная, как целый том Талмуда.

И было много женихов у Энты нашей:
Меламед молодой из хедера Абраша;
Мясник Арон и парикмахер Яша, -
По нашей Энте сходили все с ума.

Но революция дошла и до Каховки.
Переворот свершился в Энтиной головке:
Приехал новый председатель Губпромтреста –
И под собою не находит Энта места!

Иван Иванович – плечистый, чернобровый.
Такой красивый и на вид почти здоровый!
И галифе, и френч шикарно новый,
И сапоги из настоящего «шевро»!

И вот раввин наш не находит дома Энты,
А на столе лежит послание в конверте.
А в том послании – всего 4 слова:
«Прощай, уехала. Гражданка Иванова».

И вот раввин наш перестал молиться Богу,
Теперь раввин уже не ходит в синагогу.
И сбрил он бороду уже, и ходит франтом –
Теперь он числится одесским коммерсантом.

97. «ВЕРНУЛСЯ Я В ОДЕССУ»
Вернулся-таки я в Одессу,
Иду-таки подобно бесу
И пяточки о камешки чешу.
Подметочки-таки сопрели,
Колеса еле-еле
На пятках моих держатся.
Но я спешу.

На спинджачке-таки подкладка,
Сплошная-таки есть заплатка,
И воротник наколот – ей же ей!
При всех своих припадках,
Я в лайковых перчатках,
И кис-кис-кис
На шее есть моей.

Припев:
К тому же, скажем прямо:
Моя Одесса-мама
Всегда меня сумеет приютить.
Во всем она поддержка,
Король ты или пешка
(Хоть королем приятней в жизни быть).

Пускай сейчас я беден,
Мечтаю-таки об обеде.
Но пять минут – и снова я богат!
Полуторка подъедет,
Погрузит тети-мети –
И снова даже черту
Буду я не брат!

А может, таки на тачанке
Достану-таки деньги в банке,
И пулемет
Расписку даст мою.
Когда начнут стреляти,
Захлопают печати.
Но кони нас умчат –
И снова я спою!

Канаю-таки мимо мента
С походкой, с комплиментом –
Нехай себе стоит он
На посту.
Хочу прохлять моментом,
А он мне – «Документы!»
Ксиву, по-нашему.
Ну, то есть, ксивоту.

А я ему отвечу,
Как будто-таки не замечу,
И дальше проканаю не спеша.
«Смотри же, кто к вам прибыл!
Секи, легавый, прибыль.
Стоишь – и стой!
Чердак пустой,
И киндер, ша».

98. «У ВОКЗАЛА ШЛЯЮТСЯ БОМЖИХИ»
У вокзала шляются бомжихи,
Жаждущие выпить и поспать.
Голосом охрипшим очень тихо
Предлагают время скоротать.

У таких не стойте на дороге –
Обойдите дальней стороной.
И не улыбайтесь, ради Бога!
Ваш карман останется пустой.

Повстречал такую на Балтийском,
Где случайно мимо проходил.
Голос полупьяный, хриплый, низкий
На пути меня остановил.

Попросила закурить, дешевка,
Подарила мне невинный взгляд.
Заманила в поздний час «Перцовкой»,
Завела в пустой полночный сад.

Заглянул я в сумочку пустую –
Там на дне лежали лишь штаны.
«Полюби меня ты холостую.
Я чуть-чуть получше сатаны».

Я хотел бежать, но было поздно:
Нам на хвост примазались бомжи.
Заорала шкура громко, грозно:
«Обокрал, товарищи, держи!»

Набежали, отряхнули лепень,
Своротили скулу мне и глаз.
Ни разряд, и ни ученый степень
Не спасли меня на этот раз!

99. «КОМИССИОННЫЙ РЕШИЛИ БРАТЬ»
Комиссионный решили брать,
Решил я «мокрым» рук не марать.
Схватил я «фомку», взял чемодан,
А брат Ерема взял большой-большой наган.

Комиссионный решили брать,
Решил я «мокрым» рук не марать.
Мигнул Ереме, сам – в магазин.
На стреме стал один-единственный грузин.

Грузин, собака, на стреме спал.
Легавый быстро его убрал.
Раздался выстрел, я побежал –
Ерема тепленький у выхода лежал.

Исколесил я полста дворов,
Сбивал со следа всех мусоров.
На третьи сутки в подвал попал,
Биндюжник Васька через сутки есть давал.

Проплыли тучки, дождей прилив –
Надел я снова шикарный клифт.
В одесских шмонах кишку набил
И на хавиру к своей Машке привалил.

Остановился я у дверей.
Ко мне подходит какой-то фрей.
Я знал, что раньше он здесь не жил, -
И потому винтить отсюда предложил.

Он вскипишнулся: «Я – старый вор!
Могу попортить тебе пробор!»
По фене ботал, права качал…
Схватил по тыкве – и надолго замолчал.

Часы на стенке пробили пять;
И только с Машкой легли в кровать –
Вдруг кто-то свистнул. Я на крыльцо –
Двенадцать шпалеров уставились в лицо!

Привозит «ворон» нас во дворец.
Я, право, думал: пришел конец!
Я, право, думал, что взят один…
А на скамье сидел остриженный грузин!

Он, падло, судьям что-то трое суток пел!
На третьи сутки я не стерпел.
Я крикнул судьям: «Кончай балет!»
А прокурор еще добавил пару лет.

Прощай, свобода! Прощай, Ерема!
Мы каждый едем своим путем:
Начальник – к морю, на берег в Крым;
Грузин – в Тбилиси; а я без паспорта – в Нарым.

100. «НА ДЕРИБАСОВСКОЙ»
На Дерибасовской открылася пивная,
Там собиралася компания блатная.
Там были девочки: Маруся, Вера, Рая.
И с ними Костя, Костя Шмаровоз.

Три полудевочки и один роскошный мальчик –
Который ездил побираться в город Нальчик.
И возвращался на машине марки Форда,
И шил костюмы элегантней, чем у лорда.

Но вот вошла в пивную Роза-молдаванка:
Она была собой прелестна, как вакханка!
И к ней подсел ее всегдавешний попутчик
И спутник жизни Костя Шмаровоз.

Держась за тохес, как за ручку от трамвая,
Он говорил: - Ах, моя Роза дорогая!
Я вас прошу… Нет, я вас просто умоляю
Мне подарить последнее танго!

Но тут Арончик пригласил ее на танец.
Он был тогда для нас совсем как иностранец.
Он пригласил ее галантерейно очень
И посмотрел на Шмаровоза, между прочим.

Хоть танцевать уж Роза больше не хотела
(Она и так уже порядочно вспотела), -
Лишь улыбнулася в ответ красотка Роза.
И засверкала морда Кости Шмаровоза.

Сказал Арону в изысканной манере:
- Я б вам советовал пришвартоваться к Вере,
Чтоб я в дальнейшем не обидел вашу маму.
И вышел прочь, надвинув белую панаму.

Услышал реплику маркер известный Моня,
Об чей хребет сломали кий в кафе «Фанкони»:
Побочный сын мадам Алешкер, тети Песи,
Известной бандерши в красавице Одессе.

Он подошел к нему походкой пеликана,
Он вынул ножик из жилетного кармана.
И так сказал ему, как говорят поэты:
- Я вам советую беречь свои портреты!

Но наш Арончик был натурой очень пылкой –
Он вдарил Мончика по куполу бутылкой.
Официанту засадили в тохес вилкой –
И началось тогда прощальное танго!

На Аргентину это было не похоже,
Когда прохожему заехали по роже.
А из пивной нас выбросили разом:
Приятель с шишкою, я – с синяком под глазом.

На Дерибасовской закрылася пивная.
Куда девалася компания блатная?
Где наши девочки: Маруся, Вера, Рая?
И с ними Костя, Костя Шмаровоз?..

101. «НА МОЛДАВАНКЕ»
На Молдаванке музыка играет,
Кругом веселье пьяное бурлит.
Там за столом доходы пропивает
Пахан Одессы Костя Инвалид.

Сидит пахан в отдельном кабинете
И поит Маньку розовым винцом.
И между прочим, держит на примете
Ее вполне красивое лицо.

Он говорит, бокалы наливая,
Вином шампанским душу горяча:
«Послушай, Маша, детка дорогая!
Мы пропадем без Кольки Ширмача.

Торчит Ширмач на Беломорканале,
Толкает тачку, двигает киркой.
А фраера вдвойне богаче стали.
Кому же взяться опытной рукой?

Ты поезжай-ка, милая, дотуда
И обеспечь фартовому побег.
Да поспеши, кудрявая, покуда
Не запропал хороший человек!»

Вот едет Манька в поезде почтовом,
И вот она у лагерных ворот.
А в это время с зорькою бубновой
Идет веселый лагерный развод.

Канает Колька в кожаном реглане,
В военной кепке, яркий блеск сапог.
В руках он держит важные бумаги,
А на груди – ударника значок.

«Ах, здравствуй, Маша! Здравствуй, дорогая!
Как там в Одессе, в розовых садах?
Скажи ворам, что Колька вырастает
Героем трассы в пламени труда!

Еще скажи: он больше не ворует,
Блатную жизнь навеки завязал.
Что начал жизнь он новую, другую,
Которую дал Беломорканал.

Прощай же, Маша, помни о канале!
Одессе-маме передай привет».
И вот уж Манька снова на вокзале,
Берет обратный литерный билет.

На Молдаванке музыка играет,
Кругом веселье пьяное шумит.
Там, за столом, бокалы наливая,
Сидит пахан и мрачно говорит:

«У нас, воров, суровые законы,
Но по законам этим мы живем.
И если Колька честь свою уронит,
То мы его попробуем пером».

Но Манька встала, встала и сказала:
«Не троньте Кольку, а то всех я заложу!
Я поняла значение канала.
За это Колькой нашим я горжусь!»

И Манька вышла, кровь заледенела.
Один за Манькой выскочил во двор.
«Погибни, сука, чтоб не заложила!
Умри, паскуда, или я не вор!»

А на канал приказ отправлен новый –
Приказ суровый марануть порча.
И этим утром, зорькою бубновой,
Не стало Кольки, Кольки Ширмача.

102. «С ОДЕССКОГО КИЧМАНА»
С Одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана
В дальний путь.
Под Вяземской малиной
Они остановились,
Они остановились
Отдохнуть.

Один – герой Гражданской,
Махновец партизанский,
Добраться невредимым
Не сумел.
Он весь в бинтах одетый
И водкой подогретый.
И песенку такую он запел:

- Товарищ, товарищ,
Болят мои раны!
Болят мои раны
У боке:
Одна заживает,
Другая нарывает,
А третья – засела
Вглыбоке.

Товарищ, товарищ,
Товарищ малахольный,
За что ж мы проливали
Нашу кровь?!
За крашеные губки,
Коленки ниже юбки,
За эту распроклятую
Любовь?

Они же там пируют,
Они же там гуляют,
А мы здесь попадаем
В переплет.
А нас уж догоняют,
А нас уж накрывают,
По нам уже стреляет пулемет!

За что же мы боролись?
За что же мы сражались?
За что мы проливали
Нашу кровь?
Они ведь там пируют!
Они ведь там гуляют!
Они ведь там имеют
Сыновьев!

Товарищ, товарищ,
Зарой мое ты тело,
Зарой мое тело
Вглыбоке.
Покрой могилу камнем,
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне
Положи.

Товарищ, товарищ,
Скажи мой ты маме,
Что сын ее погибнул
На войне.
С винтовкою в рукою,
И с шашкою – в другою,
С улыбкою веселой
На губе.

103. «ЕВРЕЙСКОЕ КАЗАЧЕСТВО ВОССТАЛО»
Вперед, друзья, вперед! Пора настала!
Канун исхода празднует народ.
Еврейское казачество восстало –
В Биробиджане был переворот.

В казачий круг сошлись мы втихомолку,
Блюдя законы всех великих смут.
Прикрыли мы папахами ермолки
И к седлам приторочили «Талмуд».

Никто не шел на должность атамана:
Ведь атаман поскачет первым в бой!
Потом избрали Леву Изермана.
Он взял за это денег, Боже ж мой!

А есаулом выбрали мы Каца
За твердость духа и огромный нос.
Он в знамя нам не разрешал сморкаться
И отвечать вопросом на вопрос.

Вот грянул бой! А что мы можем сделать?
Кругом – враги. А вдруг они сильней?
Свои ряды мы развернули смело
И боевых пришпорили коней.

Мы мчались в тыл, как полем черный вихрь,
Решив, что смерть не люба казаку.
Как развевались пейсы наши лихо,
Сплетаясь с гривой конской на скаку!

Наш атаман догнал нас на кобыле:
«Я умоляю в бой вернуться вас!»
А кони были в перхоти и в мыле,
А казаки не слухали приказ.

Тут вышел Кац: «Шалом, браты казаки!
Кто в бой пойдет, представлю к орденам.
А тот, кто откупился от атаки, -
Тот подвозить снаряды будет нам!»

Мы не сдались на уговоры эти:
Там пулемет, а кто у нас герой?
Наш Рабинович скрылся в лазарете,
Решив, что ранен прямо в геморрой.

На нас врагов надвинулась лавина,
Ряды штыков, огня свинцовый шквал.
Мы защищали нашего раввина,
Он бойко нам патроны продавал.

Но враг силен – и были мы разбиты,
Едва успевши распродать обоз.
Мы записались все в антисемиты –
Так был решен еврейский наш вопрос.

104. «ВЯЗАНЫЙ ЖАКЕТ»
В день, когда исполнилось
Мне 16 лет, -
Подарила мама мне
Шерстяной жакет.

И куда-то в сторону
Отвела глаза:
«Принесли посылку нам –
Это от отца».

Припев:
Ты о нем не подумай плохого!
Подрастешь – и поймешь все с годами.
Твой отец тебя любит и помнит,
Хоть теперь не живет вместе с нами.

В тот же день мне встретился
У ворот сосед:
«Что же не надела ты
Новый свой жакет?

Мать всю ночь работала,
Чтоб его связать…» -
И тогда я поняла,
Что такое мать!

Я рукою гладила
Теплый мой жакет.
Не сказала матери
Про ее секрет.

Лишь душа безгрешная,
Лишь родная мать
Может так заботливо
И так свято лгать!

105. «МЯСОЕДОВСКАЯ»
Есть у нас в районе Молдаванки
Улица обычная, друзья.
Старенькие дворики подметают дворники,
Чтоб сияла улица моя.

Припев:
Улица, улица, улица родная!
Мясоедовская улица моя!
Улица, улица, улица родная!
Мясоедовская улица моя!

Здесь живут порядочные люди.
Никто здесь не ворует и не пьет.
Если вы не верите, сходите и проверьте.
Но какой дурак сюда пойдет?..

Предложили мне сменить квартиру
С чудным видом на Москву-реку.
Я согласен на обмен, но прошу учесть момент:
Только вместе с улицей моей!

Мишку тут Япончика все знали,
Хоть на Мясоедовской не жил.
Прошлое ушло давно вместе с старым миром,
Но и он по улице ходил.

106. «ПЕСНЯ АМЕРИКАНСКИХ ДИВЕРСАНТОВ»
Ночь темна, шумит тайга тревожно,
И ни шороха кругом.
По тропинке очень осторожно
Все мы шестеро идем.
Мы идем тропинкой очень узкой.
КГБ ни в жизнь нас не поймать!
Сэр Антонио, ну как это там по-русски?
Бедный мой мать!

Ночь тиха, и чавкает трясина:
С самолета выброшен десант.
И ведет нас рыжая скотина –
Старый белый русский эмигрант.
Он, подлец, засадит нас в кутузку,
Вместе с ним мы попадем в тюрьму!
Сэр Антонио, ну как это там по-русски?
Хау ду ю ду?

Джонни продал ферму в Алабаме,
Записался в ФБР.
Он «гуд бай» сказал старушке-маме:
«Мигом я смотаюсь в СССР.
Не один гектар попорчу кукурузки –
Джонни им покажет, как фермы разорять!»
Сэр Антонио, ну как это там по-русски?
Бедный мой мать!

Папа отдал Джерри два мильона,
Чтобы мог свободно жить.
«Спи, папуля! Мальчики-шпиены
Небоскребы смогут защитить!
Не один гектар попорчу кукурузки -
Джерри им покажет, как фермы разорять!»
Сэр Антонио, ну как это там по-русски?
Бедный мой мать!

Вот уж слышен злобный лай собачий –
По следам враги идут!
Сэр Антонио, что все это значит?
А это называется «капут»!
Ну так что ж? Покажем трясогузкам,
Как американцы умеют умирать!
Сэр Антонио, ну еще раз: как это там по-русски?
Еб твою мать!

107. «ГОЛУБИ ЛЕТЯТ НАД НАШЕЙ ЗОНОЙ»
Голуби летят над нашей зоной,
Голубям преграды в мире нет.
Как бы мне хотелось с голубями
Передать любимой свой привет!

Но забор высокий не пускает,
И колючка в несколько рядов,
Часовые с вышек наблюдают,
И собаки рвутся с поводков.

Вечер за решеткой догорает.
Солнце тает, словно уголек.
На тюремных нарах напевает
Жалобную песню паренек.

Он поет, как трудно жить без воли,
Без подруг, без ласки и друзей…
В этой песне было столько горя,
Что тюрьма заслушалася ей!

Плачут в дальних камерах девчата,
Вспоминая молодость свою.
Как они кому-то и когда-то
Говорили нежное «Люблю».

Старики прислушались, не дышат,
Вспоминая юные года.
Больше они песен не услышат
За стеной тюремной никогда.

Даже надзиратель замирает
И грустит у темного окна.
Только он один, паскуда, знает,
Что осталась хлопцу ночь одна.

А наутро лязгнули засовы,
И должны парнишку расстрелять.
Он сказал в своем последнем слове:
«Разрешите сына повидать!»

И по темным, мрачным коридорам
Привели мальчонку лет пяти.
Закричал ребенок: «Родный папа,
Ты меня с собою забери!»

Вы летите, голуби, летите!
Вы летите в дальние края!
Вы родимой маме расскажите,
Что к расстрелу повели меня!

108. «БАБУШКА ЗДОРОВА»
Как на Дерибасовской,
Угол Ришельевской,
В восемь часов вечера
Разнеслася весть:
Что у нашей бабушки,
Бабушки-старушки,
Шестеро налетчиков
Отобрали честь!

Припев:
Оц-тоц-первертоц,
Бабушка здорова!
Оц-тоц-первертоц,
Кушает компот!
Оц-тоц-первертоц,
И мечтает снова
Пережить налет!

Бабушка вздыхает,
Бабушка страдает.
Бабка потеряла
И покой, и сон.
Двери все раскрыты,
Но нейдут бандиты…
Пусть придут не шестеро –
Хотя бы вчетвером!

Не выходит бабка
Из дому на улицу.
Принимает бабка
На ночь порошок.
На порог выносит
Жареную курицу:
Пусть придут не четверо –
Хотя б один пришел!..

Не гуляют, бедные,
И не пьют налетчики.
Не пугают бабушек,
К ним врываясь в дом.
Не гудят с девицами –
Лечатся налетчики:
Вызывают доктора
Сразу вшестером!

С той поры все бабушки,
Бабушки-старушки,
Двери нараспашку
Любят оставлять.
Но теперь налетчики,
Грозные молодчики,
Бабушек не смеют
Больше обижать!

109. «ЛАГЕРНАЯ»
Под окошком белая
Нежная акация
Так же к солнцу тянется,
Радостно цветет.
У окна старушка
Лет уже немало
С Воркуты далекой
Домой сына ждет.

Но однажды вечером
Принесли ей весточку:
Сообщили матери,
Что на сливе рек,
Сговорив дружка с собой
И убив конвойного,
Ваш сыночек Витенька
Совершил побег.

Он бежал из лагеря
В голубые дали,
Шел тайгой дремучею
Ночи напролет, -
Чтоб увидеть Валечку
И старушку-маму.
Шел в ту пору Витеньке
21-ый год...

Под покровом ночи
Постучал в окошко.
Мать, увидев сына,
Думала, что сон…
Прошептал:
- Простите, дорогая мама!
Прислонился к двери
И заплакал он.

А наутро снова
На дороге пыльной
Показался матери
Сына силуэт…
И стучит по крыше
Дождь осенний сильный.
А у окна старушка
Ждет уж много лет.

110. "ДОЧЬ ПРОКУРОРА"
Там, в семье прокурора,
Безотрадно и тихо, -
Там жила дочь-красотка
С золотою косой.

С голубыми глазами,
И по имени Нина.
Как отец, горделива
И роскошна собой.

Было ей 18.
Никому не доступна.
И напрасно ребята
Увлекалися ей:

И ни ласковых взоров,
И ни нежных укоров.
И с каким-то презреньем
Все глядит на людей.

Но однажды на танцах
Элегантной походкой
К ней шикарно одетый
Подошел паренек.

Суеверный мальчишка
Из преступного мира,
Поклонился он ей
И на танго увлек!

И красавица Нина,
Хоть и дочь прокурора,
Отдалась безвозвратно
В его полную власть.

Немигающим взором
И пытливостью вора
Оглядел он ее,
Как козырную масть.

Сколько было там страсти!
Сколько было там ласки!
Воровская любовь
Коротка, но сильна.

Ничего он не хочет,
Ничего не желает.
Только тело красотки,
Только рюмку вина.

Но судьба уркагана
Изменяется быстро:
То этап, то свобода,
То опять лагеря.

И однажды во вторник,
Суеверный мальчишка,
Он спалил на бану
И ее, и себя!

Вот, за красным столом,
Отуманенный дымом,
Воду пьет прокурор
За стаканом стакан.

А на черной скамье,
На скамье подсудимой –
Там сидит его дочь
И какой-то жиган.

Расставалися молча.
Как всегда, горделиво.
Попросил уркаган
Попрощаться с женой.

И слилися уста
В поцелуе едином –
А отец-прокурор
Обливался слезой.

­