Великая Клоповия, XVII, 67
ГЛАВА 67
― Предлагаете мне, братец, вашею женою содеяться? ― немало подивилась такому прошению провидица. ― Но прониклись ли вы ядровским общинным духом в той же мере, сколь и все мы духом этим прониклися? Достанет ли у вас храбрости вступить со мною в единоборство? Одолеете меня, стану ваша до гробовой доски; а не одолеете, так не обессудьте: не пропитались до конца высоким осознанием священного долга перед ядровскими сынами ярости.
Рѣкши та словеса, нападе нань провидица и свали наземь; зря его наземь повержена, рече неофитови: яко взя правда моя, не ты, не тебе надо мною господствовати! (1921) Отошёл Самопев тогда от провидицы смутен духом и опечален; и поклялся в глубине души своей: «отомщу тебе ещё, курво вонючая! вот разве удобного я к тому дождусь едва случая». Сам же он при этом умильно Алите-провидице осклабился: чтоб не подумала, какая чёрная задумка с той минуты заронилась в мозг его и как шибко та начала расти в сердчишке его, как скоро она срослась с негодником, проросла и дала всходы погибельные. Снаружи Гимноглас оставался всё тот же, каким всегда был, однако изнутри разительно переменился: во всякий миг ловил удобный случай повалить и навредить Алите в отместку за отказ во сватовстве: своим отказом провидица весьма дармоеда нашего в глазах общины ядровской опозорила. Зане бѣ в тунѣядце том кое-что от лукава Левантиса, в бытность его господином Захваткою: извне благ и весел бѣ, изнутри же гладен до мщенiя. (1921) Алита безмятежно себе «али́тствовала». Тем часом Самопев втайне от провидицы вынашивал коварные замыслы, как бы повалить и загубить несчастную, подставить, подвести Алиту под уголовную статья неумолимого уложения. Народу клопиного в чуланчике всякий месяц прибывало; вот уже все шесть сотен на один стульчик зенки положили: столь много в чулане набиралось молящихся и столь велика была нехватка сидячих мест и лавочек.
Алите невдомёк, чтó в душе у Самопева творилось. Снаружи тот оказывал провидице все должные и предписанные этикетом знаки почтения; однако внутри затаил против неё лихое коварство. Отцы не уставали Самопева нахваливать: он проводил прославления, во всяком деле пособляя наставникам, подыгрывая на музыкальных орудиях, таскаясь за учителем и неся за ними длинные шлейфы. А провидица видела рачительного сына ретивости и радовалась, как в общине ореховой у них всё замечательно, поминутно отлажено и по часам всё дотошно расписано! И вот наступил чёрный день для Алиты-провидицы: слегла она в горячке, заметалась по постели, а поблизости никого не оказалось. Но видел немощное её состояние тунеядец и не оказал провидице никакой медицинской помощи, в результате чего до гробовой доски осталась Алита калекою: слух и зрение у неё пострадали ввиду осложнения, она ослепла наполовину и оглохла, чем весьма потешила лукавого мстителя: «будешь плакать отныне, сучка негожая: вот, оттолкнула меня, жениха, не пощадила моего достоинства, так сиди и горюй в немощи своей, пусть она тебя добьёт окончательно и сгложет!» Таким образом, не случилось дармоеду подставить её под статью уголовного клопиного уложения, так выдалась удача угробить ей телесное здравие, не оказав ей посильной помощи. Приступив вплотную к этой провидице, Самопев прошипел: «дождалась наказания за наглый и необоснованный отказ достойнейшему женихови? вот и пожинай плоды своей спесивости, голубушка!» Но при этом Гимноглас не переставал вызывать слёзы почтительного умиления у наставников общины: с того дня и часа, как провидица оглохла и ослепла, начал проявлять намного больше рвения и участия в дикогласном прославлении. Алиту заменили две двугие бестолковые сестрички, из числа и породы процветающих. Алите же оставалось проедать казённые общинные харчи да скромно питаться скудным подаянием: ни на что бóльшее не могла и не дерзала калечная надеяться; сытное пропитание прописано было для крепышей и зрячих, она ж глуха и слепа наполовину, поэтому сытное питание не про её честь и мимо Алитиного носа! И вся сiя происходящая радоваху зѣло тунеядца того. (1921) Общинники и не догадывались, какая бездна ненависти затаилась в сердчишке у их собрата и соплеменника! С виду клоп как клоп, ничего примечательного: активный борец за общинные идеалы, ревностный исполнитель воли наставников, да поди ж ты: внутри хуже ядовитого паука, настоящая самка чёрной вдовы! Посватался к одной, отказала ему в предложении, внезапно слегла и скоропостижно скончалась. Посватался ко второй, и та не пожелала пойти за него, за ревностного помощника общинных гг. учителей и наставников; и ту постигло гробовое смирение. Скоро длиннющий список из нечаянных жертв «украсил» жизнеописание искателя халявы: Алита, Паэлита, Хабита, Сушита, Химита, etc., и не было клопихи, которая бы миновала наказания и отмщения от гаденького и подленького управителя прославления. Мститель всё сидел да посиживал, таил внутри себя злость и вынашивал мысли о тайном подкопе; отцы ни о каких мстительных планах даже не догадывались, они продолжали любить «возлюбленное чадо», они доверяли и поручали ему проводить занятия с сынами ретивости, у них даже и тени сомнения не могло зарониться в их души по отношению к искателю халявы! А Самопев между тем потихоньку мстил каждой клопихе за нежелание сочетаться с ним узами брака.
И бысть при общинѣ порядка полутысящи послушник; а при тунѣядцѣ том убавися вдвоѣ супротив прежняго число дщерей осiянности. (1921) Снаружи рыльце у Самопева сохраняло вид до того благолепный, что это учителей нередко вводило в туманное заблуждение касательно всамделишного норова их любимца. Этим Самопев умело и пользоался: завлекая в брачные сети сестричек и дочек ретивости (фанатичек общинных), губил их впоследствии за отказ и за нежелание соединить с ним свои собственные сýдьбы и сочетаться с ним узами законного брака. Долгое время учители и наставники никак не могли взять в толк: по какой причине число их воспитанниц не прирастает, не удваивается, не возрастает, но постепенно убывает? Они не имели возможности докопаться до истины: наставники чересчур сильно были влюблены в любезного их сердчишкам «возлюбленного и выпестованного ими сыночка» Самопева! Правдѣ явленнѣ, община приказа долго жить. (1922): едва лишь до сознания наставничья дошло, за кем водятся грешки и кто именно виновен в гибели чуть ли не половины женского состава клопиной ядровской паствы, общину накрыла полиция, вызванная неким неизвестным лицом (безымянно) по души сектантов и кликуш; ясное дело, что этим безымянным лицом оказался тогда не кто иной, как наш тунеядец! Это с его подачи полиция взяла и накрыла всю «крамольную секту ненавистников правящего князя и политического правопорядка». Самопев решил сам для себя: кто они ему такие, чтобы нянчиться с этакими уродцами? Пропадут, так пускай пропадут! Меньше будет свидетелей его неслыханной и невиданной подлости, легче в таких вот условиях будет копошиться да вылавливать живность из мутной водицы. Самопев поступил здесь почти как достойный продолжатель дурной Адриановой славы и всех сатанинских ухищрений этого исчадья пекельного.
А что до прилепления к халяве, так мало ли общин в Клоповии!
― Предлагаете мне, братец, вашею женою содеяться? ― немало подивилась такому прошению провидица. ― Но прониклись ли вы ядровским общинным духом в той же мере, сколь и все мы духом этим прониклися? Достанет ли у вас храбрости вступить со мною в единоборство? Одолеете меня, стану ваша до гробовой доски; а не одолеете, так не обессудьте: не пропитались до конца высоким осознанием священного долга перед ядровскими сынами ярости.
Рѣкши та словеса, нападе нань провидица и свали наземь; зря его наземь повержена, рече неофитови: яко взя правда моя, не ты, не тебе надо мною господствовати! (1921) Отошёл Самопев тогда от провидицы смутен духом и опечален; и поклялся в глубине души своей: «отомщу тебе ещё, курво вонючая! вот разве удобного я к тому дождусь едва случая». Сам же он при этом умильно Алите-провидице осклабился: чтоб не подумала, какая чёрная задумка с той минуты заронилась в мозг его и как шибко та начала расти в сердчишке его, как скоро она срослась с негодником, проросла и дала всходы погибельные. Снаружи Гимноглас оставался всё тот же, каким всегда был, однако изнутри разительно переменился: во всякий миг ловил удобный случай повалить и навредить Алите в отместку за отказ во сватовстве: своим отказом провидица весьма дармоеда нашего в глазах общины ядровской опозорила. Зане бѣ в тунѣядце том кое-что от лукава Левантиса, в бытность его господином Захваткою: извне благ и весел бѣ, изнутри же гладен до мщенiя. (1921) Алита безмятежно себе «али́тствовала». Тем часом Самопев втайне от провидицы вынашивал коварные замыслы, как бы повалить и загубить несчастную, подставить, подвести Алиту под уголовную статья неумолимого уложения. Народу клопиного в чуланчике всякий месяц прибывало; вот уже все шесть сотен на один стульчик зенки положили: столь много в чулане набиралось молящихся и столь велика была нехватка сидячих мест и лавочек.
Алите невдомёк, чтó в душе у Самопева творилось. Снаружи тот оказывал провидице все должные и предписанные этикетом знаки почтения; однако внутри затаил против неё лихое коварство. Отцы не уставали Самопева нахваливать: он проводил прославления, во всяком деле пособляя наставникам, подыгрывая на музыкальных орудиях, таскаясь за учителем и неся за ними длинные шлейфы. А провидица видела рачительного сына ретивости и радовалась, как в общине ореховой у них всё замечательно, поминутно отлажено и по часам всё дотошно расписано! И вот наступил чёрный день для Алиты-провидицы: слегла она в горячке, заметалась по постели, а поблизости никого не оказалось. Но видел немощное её состояние тунеядец и не оказал провидице никакой медицинской помощи, в результате чего до гробовой доски осталась Алита калекою: слух и зрение у неё пострадали ввиду осложнения, она ослепла наполовину и оглохла, чем весьма потешила лукавого мстителя: «будешь плакать отныне, сучка негожая: вот, оттолкнула меня, жениха, не пощадила моего достоинства, так сиди и горюй в немощи своей, пусть она тебя добьёт окончательно и сгложет!» Таким образом, не случилось дармоеду подставить её под статью уголовного клопиного уложения, так выдалась удача угробить ей телесное здравие, не оказав ей посильной помощи. Приступив вплотную к этой провидице, Самопев прошипел: «дождалась наказания за наглый и необоснованный отказ достойнейшему женихови? вот и пожинай плоды своей спесивости, голубушка!» Но при этом Гимноглас не переставал вызывать слёзы почтительного умиления у наставников общины: с того дня и часа, как провидица оглохла и ослепла, начал проявлять намного больше рвения и участия в дикогласном прославлении. Алиту заменили две двугие бестолковые сестрички, из числа и породы процветающих. Алите же оставалось проедать казённые общинные харчи да скромно питаться скудным подаянием: ни на что бóльшее не могла и не дерзала калечная надеяться; сытное пропитание прописано было для крепышей и зрячих, она ж глуха и слепа наполовину, поэтому сытное питание не про её честь и мимо Алитиного носа! И вся сiя происходящая радоваху зѣло тунеядца того. (1921) Общинники и не догадывались, какая бездна ненависти затаилась в сердчишке у их собрата и соплеменника! С виду клоп как клоп, ничего примечательного: активный борец за общинные идеалы, ревностный исполнитель воли наставников, да поди ж ты: внутри хуже ядовитого паука, настоящая самка чёрной вдовы! Посватался к одной, отказала ему в предложении, внезапно слегла и скоропостижно скончалась. Посватался ко второй, и та не пожелала пойти за него, за ревностного помощника общинных гг. учителей и наставников; и ту постигло гробовое смирение. Скоро длиннющий список из нечаянных жертв «украсил» жизнеописание искателя халявы: Алита, Паэлита, Хабита, Сушита, Химита, etc., и не было клопихи, которая бы миновала наказания и отмщения от гаденького и подленького управителя прославления. Мститель всё сидел да посиживал, таил внутри себя злость и вынашивал мысли о тайном подкопе; отцы ни о каких мстительных планах даже не догадывались, они продолжали любить «возлюбленное чадо», они доверяли и поручали ему проводить занятия с сынами ретивости, у них даже и тени сомнения не могло зарониться в их души по отношению к искателю халявы! А Самопев между тем потихоньку мстил каждой клопихе за нежелание сочетаться с ним узами брака.
И бысть при общинѣ порядка полутысящи послушник; а при тунѣядцѣ том убавися вдвоѣ супротив прежняго число дщерей осiянности. (1921) Снаружи рыльце у Самопева сохраняло вид до того благолепный, что это учителей нередко вводило в туманное заблуждение касательно всамделишного норова их любимца. Этим Самопев умело и пользоался: завлекая в брачные сети сестричек и дочек ретивости (фанатичек общинных), губил их впоследствии за отказ и за нежелание соединить с ним свои собственные сýдьбы и сочетаться с ним узами законного брака. Долгое время учители и наставники никак не могли взять в толк: по какой причине число их воспитанниц не прирастает, не удваивается, не возрастает, но постепенно убывает? Они не имели возможности докопаться до истины: наставники чересчур сильно были влюблены в любезного их сердчишкам «возлюбленного и выпестованного ими сыночка» Самопева! Правдѣ явленнѣ, община приказа долго жить. (1922): едва лишь до сознания наставничья дошло, за кем водятся грешки и кто именно виновен в гибели чуть ли не половины женского состава клопиной ядровской паствы, общину накрыла полиция, вызванная неким неизвестным лицом (безымянно) по души сектантов и кликуш; ясное дело, что этим безымянным лицом оказался тогда не кто иной, как наш тунеядец! Это с его подачи полиция взяла и накрыла всю «крамольную секту ненавистников правящего князя и политического правопорядка». Самопев решил сам для себя: кто они ему такие, чтобы нянчиться с этакими уродцами? Пропадут, так пускай пропадут! Меньше будет свидетелей его неслыханной и невиданной подлости, легче в таких вот условиях будет копошиться да вылавливать живность из мутной водицы. Самопев поступил здесь почти как достойный продолжатель дурной Адриановой славы и всех сатанинских ухищрений этого исчадья пекельного.
А что до прилепления к халяве, так мало ли общин в Клоповии!