Играла
шарманка… пел песню бродяга –
он
был под хмельком и попутал дорогу…
Валялась
баранка. Летела бумага,
и
вымерший клён возвышался убого
над
мокрою крышею старого дома,
цепляя
за тучи, плывущие низко.
Играла шарманка. Но музыка грома
уже
раздавалась и часто, и близко.
В
предчувствии ливня попрятались кошки,
в
открытых подъездах укрылись дворняги,
а
капель лавина разбилась на
крошки
из
грустных конструкций, разбрызганной влаги.
Гремело чуть злобно
и чуть поэтично,
искало оваций
природное соло,
где
молния тело открыла публично
и
так полыхала прекрасно… и голо.
В
сравнение с громом шарманка
тягуче
цепляла за струны души и печали,
а
молний огонь прорывался сквозь тучи,
и
ветры тяжёлые ветви качали.
Играла
шарманка тоскливо, быть может,
а
тополь служил вместо чёрного зонта,
который
укрыться от ливня поможет,
и
ливень умчится за нить горизонта.
Пел песню бродяга. Ему подпевали…
И
капли бежали щеками
прохожих,
которые
сами так часто бывали
душою
на душу бродяги похожи.
Давно разошлись
по домам пешеходы.
Ушёл
и шарманщик в судьбы передряги.
Лишь
вторило эхо печальную Оду
осеннего грома… и песню бродяги. Игорь Деордиев Из книги " По тропке жизни шла Фантазия "