Лариса Ивановна
блаженно вдохнула запах свежеприготовленного кофе и сделала первый глоток. Она
любила это послеобеденное время, когда все рабочие моменты с модельерами и
швеями уже решены, и можно немного отдохнуть, тем более, что шеф-хозяин в
последнее время повадился приходить на работу к концу дня, часов в пять.
В дверь кабинета постучали, и она машинально
взяла в руки маршрутный лист, придавая лицу озабоченное выражение. Но в комнату
вошла не одна из сотрудниц, а её собственная старая подружка Соня, и Лариса
Ивановна моментально расслабилась.
- Проходи, садись,
- махнула она рукой, - кофе будешь?
Визитёрша покачала
головой и молча села на «визитный» стул с другой стороны стола Ларисы.
- Пришла
посмотреть наши новинки? Уже с работы? Что-то рановато.
Соня жила недалеко
от небольшого трикотажного производства, в котором работала Лариса Ивановна, и
частенько забегала, чтобы купить что-нибудь «свеженькое» из последней коллекции.
- Я не с работы, а
из поликлиники, - пояснила подруга.
- Простудилась?
Или что-то серьезное?
Соня задумалась,
прикидывая, как лучше пояснить свою болезнь, потом вздохнула и произнесла:
- Я была у
психиатра на занятии для суицидников.
Лариса Ивановна,
параллельно с беседой отхлёбывавшая кофе из чашки, поперхнулась и закашлялась.
- Ты что? Как?
Соня подняла на
нее свои ясные глаза:
- Я хожу в эту
группу после попытки суицида.
Ещё с утра вроде
бы ясная и простая жизнь вдруг стала окрашиваться для Ларисы Ивановны какими-то
багровыми тонами. Соня продолжила:
- Я ведь запойная
уже несколько лет. И вот наступил новый срыв. Стас начал меня отчитывать. Как
будто сам в запои не уходит! А тут вдруг занялся увещеванием, даже все бутылки
попрятал. А у меня душа горела! Одна рука уже была поранена, потому что я ей
выбила стекло в двери в спальню – там я унюхала духи. И вот Стас меня
отчитывает, отчитывает. Я сходила в ванную, взяла лезвие бритвы, села на диван,
перекинула руки за боковую спинку дивана и стала пилить вену. Стас бубнит,
бубнит, а я пилю, пилю…
Ларисе Ивановне
всё происходящее казалось злым тягучим сном, который вот-вот должен кончиться.
- Не может быть, -
наконец прошептала она.
- Не веришь? -
обиделась Соня. - Вот смотри.
Она подтянула
рукава плаща и уронила на стол перед Ларисой обе забинтованные руки.
Лариса Ивановна
недоверчиво смотрела на бинты, на лицо старой подруги, на котором только сейчас
заметила одутловатый налёт и выразительные мешки под глазами.
Соня всегда была
более успешной и счастливой в её глазах, чем сама Лариса. Они дружили ещё со
школы, где Соня была и бойка, и уверена в себе в отличие от более скромной
подружки. После школы они несколько лет не виделись: Лариса уехала учиться в
институт лёгкой промышленности в другой город, а Соня поступила в местный
политехнический.
Ещё в институте
Соня вышла замуж за симпатичного однокурсника Стаса, обаятельно улыбающегося в
роскошные усы. Сразу же после окончания учёбы у пары родился сын-первенец.
Лариса училась
исключительно в женском окружении, да и вернувшись домой, работала
инженером-технологом на трикотажных предприятиях – сначала государственных,
потом частных, но везде её окружали модельерши, швеи, вязальщицы, между
которыми лишь изредка мелькал какой-нибудь неказистый мастер-мужчина.
Подруга с мужем
время от времени приглашали в гости старую приятельницу, но Ларисе чудилась
какая-то покровительственность со стороны подружки, а её муж так обволакивающе
улыбался в свои густые усы, что Лора пугалась своего замирающего сердца и
старалась посещать их пореже. И вообще, она им жутко завидовала. Их
взаимопониманию с полуслова, их добродушию и откровенному семейному счастью. Оба
супруга работали на заводе, он - в цеху, она - в лаборатории. Семье в скором
времени выделили двухкомнатную квартиру на троих с сыном, потом родилась дочь.
Со временем
общение с подругой стало еще более редким. Лариса наконец влюбилась. Правда, в
женатика. Родила «для себя» дочку. Мать помогала ее смотреть. Отношения с
женатиком были мучительны и шатки, Лариса вновь и вновь вспоминала устойчивую,
благополучную судьбу подруги, и сердце её сжималось от злости на свою судьбу.
Женатик неожиданно
развёлся и так же неожиданно женился на другой. Новая жена повела себя на
редкость мудро: она собирала на праздники детей мужа от первого брака, а заодно
и подросшую Лизу - дочку Ларисы.
А Лариса стала
чаще захаживать к Соне, благо работала близко от дома подруги, но каких-то
настораживающих моментов в жизни семьи не замечала.
И вот теперь она
смотрела на подружку, поражённая её признанием.
- А как же работа? - наконец выдавила она. Для
Ларисы работа была главным в жизни.
Соня усмехнулась:
- Сейчас на
больничном сижу. А иногда просто бывало: приду на работу под градусом,
сотрудники меня уведут в бытовку, я там отсыпаюсь.
- А Стас как реагирует?
После всего этого?
- Перед
родственниками изображает из себя паиньку, даже пить стал украдкой, показывает
всем, что это я такая плохая, а он- белый и пушистый.
Лариса всё-таки
хотела уточнить, как Стас теперь относится к жене:
- Он тебя поддерживает?
Оберегает?
Соня скривилась:
- Ну да, даже суп
варит, когда я валяюсь в отрубе. А ночью будит и говорит: «Отправляйся на
кладбище к своей мамаше».
От этих слов
Лариса чуть не подскочила. Это не укладывалось у неё в голове. Как далека она
была от всего этого в своей тихой спокойной жизни.
- Как же ты после
этого не боишься засыпать рядом с ним на диване?!
- А куда деваться?
В другой комнате дочка с мужем. К сыну поехать? Так там все друг у друга на
головах сидят.
- А кодироваться
ты не пробовала?
- Да закодировали
меня сейчас- стукнули молоточком по голове, но сомневаюсь, что поможет.
Дома Лариса
Ивановна всё никак не могла отделаться от мыслей о подружке. Родные заметили ее
беспокойство, но она сослалась на головную боль и после ужина ушла в свою
комнату.
Снова и снова она
вспоминала, как бывало сидела за праздничным столом у друзей, как Стас
торжественно поднимал рюмку за замечательную хозяйку этого дома, как из самого
сердца лились у него искренние слова. А Соня, счастливая, зардевшаяся от удовольствия,
говорила что-то доброе ему в ответ. И пили они тогда за столом в меру, не
больше других. Взрослые дети тоже славили родителей в своих тостах, и,
казалось, нет дружней на свете семьи…
Впервые
собственная жизнь показалась Ларисе Ивановне не такой уж и плохой. Она была
полностью уверена в любви и внимании своих близких – и матери, и дочки. Немного
нервирующее общение с отцом дочки и его женой теперь виделось Ларисе в новом
свете: это были безусловно надежные люди, которым она могла доверить свою девочку.
Правда, она
осталась одинокой, без женского счастья, но с возрастом это мучило её не так
остро. И уж конечно она не могла и представить, чтобы кто-то разбудил её среди
ночи и сказал: «Отправляйся на кладбище…»
И всё-таки,
несмотря на рассказ Сони и предъявленные руки, в душе Лариса до конца не верила
в историю с запоями, уж очень это было неожиданно и не вязалось с умненькой,
интеллигентной подругой.
Кодирование
действительно не помогло. Когда через пару месяцев Лариса позвонила подруге, к
телефону подошёл Стас и сообщил, что Соня приходит в себя после очередного
запоя.
- Давай к нам,
посмотришь на неё.
Лариса не сумела отказаться и зашла к друзьям.
Стас на кухне
варил бульон из курицы. «Белый и пушистый», - вспомнила Лариса. Хозяин
действительно излучал деловитость и внимание, говорил с Лорой с нотками мягкой
грусти и доброжелательности. Соня, страдая, лежала в спальне на диване. Она
обрадовалась подруге, жаловалась на состояние здоровья и на невнимание семьи.
Стас позвал Лору
на кухню.
- Слушай, спроси у
нее, куда она дела спички. Я случайно погасил горелку, а теперь не могу их
найти. Явно Соня спрятала, она это любит.
Лариса вернулась в
спальню и через пару фраз разговора спросила насчет спичек. В принципе Соня
разговаривала с ней вполне нормально и вид у нее был не более болезненный чем
при простуде.
Но при вопросе о
спичках больная присела на постели и конспиративным шёпотом стала вещать
подруге:
- Я тебе скажу,
только чтоб они не услышали, а то такое сделают! Они такие, что и пожар могут
устроить. Я всегда прячу спички подальше и вытаскиваю только при необходимости.
- Так где они?
- Иди в общий с
соседями тамбур, там среди обуви стоят мои старые сапоги. Вот в одном из них!
Соня смотрела на
подружку с тревогой и надеждой, и Лариса стала понимать, что белая горячка
бывает и такой.
Но в конце концов
от водки умер Стас. Он стал пить постоянно. Из начальника цеха его понизили. Он
всё чаще не выходил на работу, отговариваясь недомоганиями. И однажды после
возлияния у Стаса в желудке возникло кровотечение, его увезла скорая, но на
следующий день он скончался в больнице.
Казалось, что
трагедия должна была встряхнуть Соню, призвать к новой жизни. И действительно,
какое-то время она была собрана и деловита. Забегала к Ларисе на работу за
новыми нарядами, созванивалась с ней по телефону.
Но однажды Ларисе
Ивановне позвонил сын Сони и сообщил, что у матери снова срыв. Они с сестрой и
зятем вели мать в ванную комнату, где та в пьяном угаре разбила умывальник.
- Приезжайте, тётя
Лариса, маме надо вызвать врача, чтобы сделать очищающую капельницу.
Лариса ужаснулась
предстоящей перспективе и позорно отказалась, сославшись на срочные дела.
И всё же Соня
сумела завязать с запоями. То ли выпила уже «всю свою цистерну» спиртного, то
ли развивающийся диабет и другие болезни переключили её внимание на своё
здоровье.
Однажды забежав к
подруге, Лариса вдруг с изумлением услышала, как та отчитывает строгим
менторским тоном пришедшего в гости сына за частые возлияния и слишком бурно
проведенные длинные праздники. Досталось и дочке за её «гулянки».
Да была ли
когда-либо в жизни самой Сони запойная полоса?
Перед Ларисой
стояла кристально-чистая праведница, возмущённая несовершенством мира и
окружающих…