После того, как моё бренное тело
затихло навсегда, моя душа спешно покинула
этот скучный мир и очутилась в мире ином — возможно, лучшем из миров.
Я очутился, оказался в комнате,
в которой, помимо меня, был ещё кто-то. Этот
некто восседал на подобии трона и жестом
пригласил меня подойти ближе — что я и
сделал со смирением преданнейшего из
рабов своего господина.
Когда я поравнялся с хозяином
комнаты, стоя на красном коврике лицом
к трону, ко мне внезапно подошли двое неизвестных.
Они зашли с боков, и каждый снял что-то с
каждого из моих плеч. И тот, что подходил
к плечу левому, был облачён в тунику тёмную;
и тот, что подходил к плечу правому, был
облачён в тунику светлую. И стало оттого
мне весьма легко, ведь каждый из незнакомцев
снял с моих плеч нечто тяжёлое, хотя никогда
прежде я не замечал, что ношу на себе что-то
такое.
И вышел третий, неся весы. И возложил
каждый из двоих предыдущих на чаши этих
весов свою ношу. И поднёс третий, что одет
был в тунику серую, весы пред лице сидящего
на троне.
И увидел смотрящий, что горсть
тёмной пыли перевешивает горсть пыли
светлой; и велел он сопроводить меня во
ад, что и было сделано немедля. И пока я шёл,
легонько побиваемый бичами, то лицезрел
разного рода страсти, о коих умолчу до
нужного дня.
И привели меня на место лобное,
в геенну огненную, в пекло шеола. И увидел
я сковороду гигантскую, и мысленно поспешил
с самим собой расстаться вовек — ибо возлёгши
раз, не восстану вновь.
Тогда рассмеялись невидимки,
и поведали мне, что ад есть для отвода глаз
смотрителя из рая, которого посылает
бог каждую неделю проверить, как обстоят
дела. Они сообщили, что богу подробно, регулярно
докладывают о делах в стенах ада, о наказаниях
для грешников, но всё это есть ложь, поскольку
управитель ада и есть отец лжи: бог наивно
думает, располагает, что ссылает в ад людей
страдать и мучиться, но на самом деле всё
совсем наоборот.
Понял я в тот час, что не будут надо
мной глумиться демоны, не будут истязать
баньши; не станут резать бесы душу мою
на маленькие лоскутки, не станут издеваться
черти.
Вместо сего спустились мы на уровень
пониже, и предались там утехам с ведьмами.
Беспробудно пили мы вино и кровь, но не
пьянели, глаза — не мутнели, веки — не тяжелели.
От заката до рассвета, до раннего утра
зари мы резвились, наслаждались, вкушая
самые изысканные яства, и гостями на том
пиру являлись всевозможные змеи, келпи,
кикиморы, лешие, лепреконы, мантикоры,
сатиры, фавны, наяды, дриады и русалки.
И по окончанию пиршества вполз
в обитель нашу аспид, и предстал в образе
Иоанна Гонителя, Иоанна Хулителя, Иоанна
Злослова, Иоанна Змееуста. Принёс нам
Иоанн Евангелие от Лукавого, писанное
Им Самим. И следующие два дня мы читали
его по очереди вслух, и расхватывали на
цитаты, конспектируя их в свои записные
свитки.
И возжелал я видеть Сатану, взглянуть
своими же очами. И в тот самый миг раздался
по всей подземной тверди гул, и слабый-слабый
визг иль писк. Се, вижу я: высится вдали там
байк передо мною, а седлает его некто в
солнечных очках, и венец в главе его.
Снимает Дьявол предо мной очки,
и пламень наблюдаю я. Прошу я Сатану о том,
что рай желаю я.
Тогда берёт меня с собою Дьявол,
и мчимся по пустотам, нечистотам тёмным,
в мраке адском, чёрном. И, минуя лабиринт,
мы на пике, острие горы: вот, облака я вижу
пред собой, и ангелы там почивают от безделья.
Безмятежным сном укутаны их веки, и не
дрогнет от ветров скула. Рядом и поодаль
— подносы с фруктами; теми же, что и в аду.
Задаю себе вопрос: зачем мне этот
рай? Когда в аду не скучно, хорошо. Зачем
же вечно славить бога, отчаянно зевая,
коль можно вечно быть в гостях у Сатаны...