Графиня18+
Двое, водитель и пассажир, долго ехали по занесённой снегом
грунтовке вдоль лесополосы, потом дорога вильнула в сторону высокого оврага.
Минут через десять после поворота внедорожник остановился. Высокий крепкий
пассажир открыл дверь заднего сиденья, отдёрнул кусок брезента, выволок за
шкирку из крузака помятого человека. Тот, с завязанными глазами и руками
пошатнулся и не в силах стоять, упал на колени. Потом пассажир достал пистолет.
Второй, водитель, отвел его в сторону:
– Ты что, с дуба рухнул?
– Да все будет норм, Андрюх, я патроны вынул.
– Ладно, пугнём. Я на мокруху не подписывался, как хочешь. – сказал Андрей, тот, который был постарше первого, с короткой рыжей бородой, – До шоссе, если жить захочет, дойдет, не дойдёт, значит – не судьба.
«Крепыш» подошел к стоявшему на коленях в порванном пуховике человеку.
– Ну что, сука, сейчас на тебе испытаем наш образец, – с этими словами он снял предохранитель с «Макарова» и взвел курок, - Ну, скажи чего-нибудь, помолчать успеешь.
– Глаза развяжи, – с трудом выговорил тот. Из разбитого лица из-под повязки на снег капала кровь.
– На посмотри напоследок, – с этими словами он развязал некрепкий узел на затылке и приставил ему холодный ствол к виску. Зависла небольшая пауза.
– А он крепко держится, Андрюх, я бы так не смог. Ладно, лови, – с этими словами он нажал на курок.
Раздался громкий щелчок затвора, голова у человека резко дернулась и он, обессилев, упал лицом в снег. Рыжий подошел к несчастному, достал из кармана складной нож, разрезал веревки на связанных сзади руках. Со словами «Ты понял как себя вести. В следующий раз патрона не пожалею» побрёл, как казалось чем-то раздосадованный, к своей машине. Развернувшись с трудом в глубоком снегу, джип рванул к шоссе. Когда поднятое им белое облако снега развеялось и несколько кружащихся на морозе снежинок легло на руку упавшего в снег человека, его подбородок дрогнул, и теплый пар изо рта растопил примятый под его лицом снег…
… Первый раз он увидел ее в палате, лежащей на спине с отрешенным взглядом. Она смотрела в потолок, как будто стремясь рассмотреть на нём какой-то рисунок или вспоминая что-то важное. Лидия Ивановна Белозерцева или «Графиня», как он про себя её называл, наконец-то пришла в себя после сложнейшей операции по ампутации ступни. После двух дней борьбы со смертью в реанимации, её перевезли в общую палату. Лидия Ивановна повернула к нему бледное лицо с синими тенями. Холодные серые глаза, заново узнававшие мир глядели на него с некоторым удивлением. Он спросил ее:
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, доктор, мне уже лучше.
– Ну вот и славно, худшее для вас позади, - он говорил стандартные слова, в которые сам с трудом верил. У нее была запущенная лейкемия, она попала в городскую больницу второй раз, спустя полгода после первой хирургической операции. Тогда лейкемию у неё выявили в начальной стадии и назначили ей курс лучевой терапии, но потом пошел рецидив с гангреной правой ступни. Было понятно, что с таким диагнозом выкарабкаться будет сложно в её положении, хотя… был возможен один вариант, при котором можно было ещё побороться за жизнь.
У Леонида Васильевича Корнова, Заведующего хирургическим отделением, был первый день после отпуска. Операцию делал молодой врач Константин Делюгин, год назад закончивший их областной мед и устроившийся к ним в больницу. После обхода он позвал его к себе для личной беседы. После краткого ознакомления с текущими делами, завхирургией завел разговор о больной.
– Я по поводу Белозерцевой. Первый раз она попала сюда полгода назад и ей делали операцию по удалению язвы желудка. Вы её оперировали?
– Да, Леонид Васильевич, я. Её привезли в критическом состоянии, соседка скорую вызвала. Это моя учительница по русскому. Тогда мы её сразу на стол положили, нужно было срочно оперировать. Внезапно прободение острое началось, ещё немного и перитонит бы пошел.
– Это я видел в отчёте, спасибо. Она одна живет?
– Да нет, в том то и дело. Живет со своей двоюродной сестрой в однушке, хотя прописана с сыном в трешке. Похоже, разлад у них в семье. Её тогда никто не навещал и сейчас вот, та же история.
– С сыном прописана, говорите?
– Да, у него семья, я так понял, жена, ребенок или дети… Только та сестра, с которой она живет, тоже на ладан дышит.
На следующий день он зашел в её палату. День был светлый и низкое зимнее солнце всей мощью било в окно палаты. Глаза её были открыты, она также смотрела в потолок и чему-то слегка улыбалась. Он подошел к ней.
– Здравствуйте, доктор. Я лежала всё и думала, как вы тут много хлопочите надо мной. Не волнуйтесь, я все понимаю. Я скоро умру, наверное… Плохо, что зимой. Зимой земля мерзлая, будут долго её долбить, опять же денег на похороны не хватит…
– Вас ещё можно спасти, Лидия Ивановна. Нужно только, чтобы о вас кто-то позаботился, пока вы будете проходить химиотерапию. У вас есть родные?
Она поджала сухие губы. Потом повернула к нему свое сухое изможденное лицо и подумав немного, сказала:
– Мне не нужно химиотерапии. Денег у меня нет.
– Я могу попробовать договориться с онкологией на бесплатное лечение, вы ведь ветеран труда?.. У вас есть родственники, чтобы позаботились? Сиделки там платные.
– Есть, сын, – как-то безразлично ответила она, - Только он все время занят. У него бизнес, дел очень много …
– Как это дел много?.. Ладно, а ваша двоюродная сестра, по звонку которой вас сюда доставили…
– Кларочка? Да, конечно, - она взяла дрожащей рукой с тумбочки старый кнопочный телефон, долго в нём искала нужный номер, - Вот нашла, пишите… Только она больная совсем, ноги у неё после инсульта отнялись, сейчас к ней дочь иногда, редко правда заходит, а так я все время ухаживала. А сейчас дочь ей сиделку наняла, может быть её попросит…
…После короткой паузы он снова нажал на кнопку звонка. Огромный дверной глазок с вылупившимся стеклом окуляра разглядывал его достаточно долго. Потом послышался шорох у двери, глухой мужской голос спросил:
– Тебе кого?
– Андрей Белозерцев здесь проживает?
– Ты кто?
– Я доктор, лечу вашу мать, Лидию Ивановну.
– Сейчас, подожди.
Послышался звук открываемого замка. В дверях показалось широкое лицо с рыжей бородкой. Выйдя на лестничную клетку, он прикрыл за собой дверь.
– Ну, как она там?
– Если её не лечить, то протянет ещё месяц, не больше. Ей нужно качественное лечение и если не начать сейчас, то шансов не будет.
– Так лечите. У нас же есть по закону бесплатная медицина?
– Эта часть медицины не является бесплатной. Понимаете, ей нужна высокотехнологичная помощь и она требует определённых средств, потом её необходимо возить на обследование, заниматься её реабилитацией, лечением. К сожалению, её болезнь настолько запущена, что требует скорого вмешательства.
– Слушай, доктор, ты что, пришел у меня бабок просить? – прищуренный взгляд обмерил его с головы до ног. Через минуту Андрей вышел из квартиры, сунул ему три пятитысячных купюры, – На вот тебе, хватит пока…
– Денег не нужно, оставь их себе.
– Эээ, брат, ты не понял. Это тебе не просто за труды, а за то, что ты её лечить берёшься. В том плане, что я буду знать, что лечением моей матери конкретный доктор занимается и есть с кого спросить… На, бери, пригодится.
– Не нужно.
– Ну-ну, как знаешь.
Она умерла через две недели, не смотря на старания врачей. Леонид Васильевич договорился о бесплатной химиотерапии в соседнем корпусе онкологии у знакомого врача, но ослабленный операцией организм пожилой женщины не справился. Корнов вошел в свой кабинет, налил себе сто граммов из запотевшей бутылки, хранившейся в маленьком служебном холодильнике. Выпил. Зашел Костя Делюгин, сел рядом, на кресле.
– Только с похорон пришел. Она классной училкой была, строгая такая и справедливая, интеллигентная. Когда на уроке у нее сидели, муху было слышно. Но не потому, что боялись её, просто интересно урок вела. Мы её «Графиней» звали. Всего-то ей семьдесят два было. Серега, её племянник, приехал из Владивостока, мы с ним вместе в одном классе учились. Он ничего об операции и лейкемии не знал, звонил ей постоянно, а она ничего ему не сообщала. Говорила, всё хорошо, приезжай. Собирался приехать к ней на днях и приехал… На похоронах никого из родных не было, кроме него.
– А сын? – резко вскочил Леонид Васильевич, – Его что, не было?
– Нет, Леонид Васильевич… Он у нее вообще темная лошадка, сначала на нашем оружейном работал, потом артель шабашников организовал, пистолеты на утиль принимает. В общем, деловой кабан. А почему вы так ей интересуетесь, Белозерцевой?
– Да так, Кость, что-то обидно мне стало. Для кого мы этих старух со стариками лечим, если они не нужны никому, кроме нас? Смотришь, как они помирают, и такое чувство возникает… бессилия, что ли.
Заведующий отделением вышел в коридор, дошел по нему в ординаторскую. Она была пуста в это время. Налил себе ещё немного водки, выпил, закусил бутербродом, лежащим с утра в холодильнике. Раздался звонок.
– Привет, доктор. Это Андрей Белозерцев. Приезжай, разговор у меня к тебе. В твоих интересах, – по его тону Корнов решил, что лучше приехать.
– Сейчас не могу, на работе.
– Лады, приезжай завтра пораньше. К девяти сможешь?
– Хорошо, приеду. Адрес диктуй.
На следующий день он взял отгул до обеда и поехал к складу на окраине города, где по его данным находилась фирма Белозерцева. Он постучался кулаком. Вышел охранник.
– Ты к кому, – хмуро спросил он.
– Белозерцева позови, разговор к нему есть, – крикнул он напоследок.
Он постоял немного перед воротами, потом повернулся и зашагал прочь, но услышал резкий скрип открываемой калитки и повернулся. Из проема вышел Андрей.
– Привет, доктор. Заходи, не бойся, – мутные его глаза смотрели с презрительной насмешкой.
Они прошли к невысокой пристройке высокого складского комплекса, у которого был въезд с противоположной стороны. В этой части заднего двора стояла разная рухлядь, видимо когда-то здесь была автослесарка или склад металлолома. Прошли по лабиринту слабоосвещенных узких коридоров в его "кабинет".
– Садись. Водку будешь? – с кривой полупьяной ухмылкой спросил Белозерцев.
– За рулем.
– Лады, а вот я буду, – с этими словами он достал из закрытой засаленной полки стакан и литровую бутылку водки. Налив стакан, перекрестился и выпил, – Знаю, что ты её вытянуть пытался. Но, видимо, ты меня неправильно понял. Я тебе базарил про то, что ты мне долг должен вернуть в моральном плане. Ну, поговорил бы для начала со мной, рассказал бы про последние дни её… А то как ушёл тогда и ни привета, ни ответа.
– Какой ещё долг в моральном плане? У тебя даже не было времени к ней на похороны прийти. Я уже не говорю о больнице. Позвонил, хотя бы.
– Ну да, конечно. Я же здесь, по-твоему, понты колочу, - его голос, внешне спокойный, повысился на полтона, - А ты меня значит, тут лечить приехал, чё я должен, чё не должен? Ты кто – проповедник, блин, гуру? Ты – обычный врач со своей клятвой гиппократовой. Ты должен мне сейчас петь про то, почему ты мне не сказал, что она умрёт. Почему я, б..ть, должен узнавать о её смерти через санитарок?! Почему ты мне лично не позвонил?
– У нас такой порядок… О моих должностных обязанностях ты можешь… – начал сбивчиво Леонид Васильевич, не ожидав такого поворота.
– В жопу их себе засунь, падла! Вам только баблосы наши видятся. Вот тебе, баблосы, – он показал розовый кукиш, – Работать ни х.. не хотите, инструкциями прикрываетесь!
Его серые водянистые рыбьи глаза смотрели на доктора с таким презрением, что тот не выдержал:
– Иногда мне становится обидно… - медленно сказал доктор, - что я только хирург, не патологоанатом.
– Ты все мне сказал? – прищурившись, спросил Андрей, - У тебя всё, сука?.. Сейчас, погоди, тебя выведут, - с этими словами взял телефон, - Алексей, выведи его… А ты постой за дверью, пока тебя не проводят, – обратился он к доктору.
Васильевич вышел за дверь, хлопнул дверью, не дожидаясь "провожатого", прошел по заковыристому лабиринту коридора. Поняв, что заблудился, пошел на свет тусклой лампы, к двери. Но он до неё не дошёл, она распахнулась, и в просвете показалась фигура высокого амбала. Амбал выдернул из рук доктора мобильник, выволок его наверх, в коридор. На выходе из полутемного тамбура «офиса», неожиданно для Леонида Васильевича, прыснул баллончиком в лицо. Пока «клиент» протирал глаза, ударил его сверху кулаком по голове и, взяв за шиворот, бросил в открытую дверь.
Он сидел перед ними в тесном помещении, похожем на бытовку. Андрей и второй, «верзила» Алексей, стояли перед ним, криво улыбаясь. На столе стояла недопитая Андреем бутылка водки и лежал листок бумаги с ручкой. Молчание прервал Белозерцев. Достав из куртки доктора его права, уставился в доктора.
– Ты у меня деньги вымогал, у меня свидетели есть. Я тебя вот замочу щас, и суд меня оправдает. Жить хочешь, сука?.. Ну, не слышу?
Доктор тихо сказал:
– Да.
– Пиши расписку, что денег должен. Когда сочинишь, водки выпей…
…Заходящее Солнце слепило глаза. Он встал и очередной раз, шатаясь, прошел несколько метров и опять упал в снег. Где-то рядом шумело шоссе. Лежа, глядя на заходящее солнце, протянул к нему руку, как будто пытаясь светом заходящей звезды согреть замёрзшую и дрожащую от мороза пятерню. Её лицо, лицо Графини смотрело на него в ореоле скрывавшегося за дальней лесополосой солнца, и она, улыбаясь своей безмятежной улыбкой, нежно говорила ему: «Да хранит тебя любовь, мой мальчик».
– Ты что, с дуба рухнул?
– Да все будет норм, Андрюх, я патроны вынул.
– Ладно, пугнём. Я на мокруху не подписывался, как хочешь. – сказал Андрей, тот, который был постарше первого, с короткой рыжей бородой, – До шоссе, если жить захочет, дойдет, не дойдёт, значит – не судьба.
«Крепыш» подошел к стоявшему на коленях в порванном пуховике человеку.
– Ну что, сука, сейчас на тебе испытаем наш образец, – с этими словами он снял предохранитель с «Макарова» и взвел курок, - Ну, скажи чего-нибудь, помолчать успеешь.
– Глаза развяжи, – с трудом выговорил тот. Из разбитого лица из-под повязки на снег капала кровь.
– На посмотри напоследок, – с этими словами он развязал некрепкий узел на затылке и приставил ему холодный ствол к виску. Зависла небольшая пауза.
– А он крепко держится, Андрюх, я бы так не смог. Ладно, лови, – с этими словами он нажал на курок.
Раздался громкий щелчок затвора, голова у человека резко дернулась и он, обессилев, упал лицом в снег. Рыжий подошел к несчастному, достал из кармана складной нож, разрезал веревки на связанных сзади руках. Со словами «Ты понял как себя вести. В следующий раз патрона не пожалею» побрёл, как казалось чем-то раздосадованный, к своей машине. Развернувшись с трудом в глубоком снегу, джип рванул к шоссе. Когда поднятое им белое облако снега развеялось и несколько кружащихся на морозе снежинок легло на руку упавшего в снег человека, его подбородок дрогнул, и теплый пар изо рта растопил примятый под его лицом снег…
… Первый раз он увидел ее в палате, лежащей на спине с отрешенным взглядом. Она смотрела в потолок, как будто стремясь рассмотреть на нём какой-то рисунок или вспоминая что-то важное. Лидия Ивановна Белозерцева или «Графиня», как он про себя её называл, наконец-то пришла в себя после сложнейшей операции по ампутации ступни. После двух дней борьбы со смертью в реанимации, её перевезли в общую палату. Лидия Ивановна повернула к нему бледное лицо с синими тенями. Холодные серые глаза, заново узнававшие мир глядели на него с некоторым удивлением. Он спросил ее:
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, доктор, мне уже лучше.
– Ну вот и славно, худшее для вас позади, - он говорил стандартные слова, в которые сам с трудом верил. У нее была запущенная лейкемия, она попала в городскую больницу второй раз, спустя полгода после первой хирургической операции. Тогда лейкемию у неё выявили в начальной стадии и назначили ей курс лучевой терапии, но потом пошел рецидив с гангреной правой ступни. Было понятно, что с таким диагнозом выкарабкаться будет сложно в её положении, хотя… был возможен один вариант, при котором можно было ещё побороться за жизнь.
У Леонида Васильевича Корнова, Заведующего хирургическим отделением, был первый день после отпуска. Операцию делал молодой врач Константин Делюгин, год назад закончивший их областной мед и устроившийся к ним в больницу. После обхода он позвал его к себе для личной беседы. После краткого ознакомления с текущими делами, завхирургией завел разговор о больной.
– Я по поводу Белозерцевой. Первый раз она попала сюда полгода назад и ей делали операцию по удалению язвы желудка. Вы её оперировали?
– Да, Леонид Васильевич, я. Её привезли в критическом состоянии, соседка скорую вызвала. Это моя учительница по русскому. Тогда мы её сразу на стол положили, нужно было срочно оперировать. Внезапно прободение острое началось, ещё немного и перитонит бы пошел.
– Это я видел в отчёте, спасибо. Она одна живет?
– Да нет, в том то и дело. Живет со своей двоюродной сестрой в однушке, хотя прописана с сыном в трешке. Похоже, разлад у них в семье. Её тогда никто не навещал и сейчас вот, та же история.
– С сыном прописана, говорите?
– Да, у него семья, я так понял, жена, ребенок или дети… Только та сестра, с которой она живет, тоже на ладан дышит.
На следующий день он зашел в её палату. День был светлый и низкое зимнее солнце всей мощью било в окно палаты. Глаза её были открыты, она также смотрела в потолок и чему-то слегка улыбалась. Он подошел к ней.
– Здравствуйте, доктор. Я лежала всё и думала, как вы тут много хлопочите надо мной. Не волнуйтесь, я все понимаю. Я скоро умру, наверное… Плохо, что зимой. Зимой земля мерзлая, будут долго её долбить, опять же денег на похороны не хватит…
– Вас ещё можно спасти, Лидия Ивановна. Нужно только, чтобы о вас кто-то позаботился, пока вы будете проходить химиотерапию. У вас есть родные?
Она поджала сухие губы. Потом повернула к нему свое сухое изможденное лицо и подумав немного, сказала:
– Мне не нужно химиотерапии. Денег у меня нет.
– Я могу попробовать договориться с онкологией на бесплатное лечение, вы ведь ветеран труда?.. У вас есть родственники, чтобы позаботились? Сиделки там платные.
– Есть, сын, – как-то безразлично ответила она, - Только он все время занят. У него бизнес, дел очень много …
– Как это дел много?.. Ладно, а ваша двоюродная сестра, по звонку которой вас сюда доставили…
– Кларочка? Да, конечно, - она взяла дрожащей рукой с тумбочки старый кнопочный телефон, долго в нём искала нужный номер, - Вот нашла, пишите… Только она больная совсем, ноги у неё после инсульта отнялись, сейчас к ней дочь иногда, редко правда заходит, а так я все время ухаживала. А сейчас дочь ей сиделку наняла, может быть её попросит…
…После короткой паузы он снова нажал на кнопку звонка. Огромный дверной глазок с вылупившимся стеклом окуляра разглядывал его достаточно долго. Потом послышался шорох у двери, глухой мужской голос спросил:
– Тебе кого?
– Андрей Белозерцев здесь проживает?
– Ты кто?
– Я доктор, лечу вашу мать, Лидию Ивановну.
– Сейчас, подожди.
Послышался звук открываемого замка. В дверях показалось широкое лицо с рыжей бородкой. Выйдя на лестничную клетку, он прикрыл за собой дверь.
– Ну, как она там?
– Если её не лечить, то протянет ещё месяц, не больше. Ей нужно качественное лечение и если не начать сейчас, то шансов не будет.
– Так лечите. У нас же есть по закону бесплатная медицина?
– Эта часть медицины не является бесплатной. Понимаете, ей нужна высокотехнологичная помощь и она требует определённых средств, потом её необходимо возить на обследование, заниматься её реабилитацией, лечением. К сожалению, её болезнь настолько запущена, что требует скорого вмешательства.
– Слушай, доктор, ты что, пришел у меня бабок просить? – прищуренный взгляд обмерил его с головы до ног. Через минуту Андрей вышел из квартиры, сунул ему три пятитысячных купюры, – На вот тебе, хватит пока…
– Денег не нужно, оставь их себе.
– Эээ, брат, ты не понял. Это тебе не просто за труды, а за то, что ты её лечить берёшься. В том плане, что я буду знать, что лечением моей матери конкретный доктор занимается и есть с кого спросить… На, бери, пригодится.
– Не нужно.
– Ну-ну, как знаешь.
Она умерла через две недели, не смотря на старания врачей. Леонид Васильевич договорился о бесплатной химиотерапии в соседнем корпусе онкологии у знакомого врача, но ослабленный операцией организм пожилой женщины не справился. Корнов вошел в свой кабинет, налил себе сто граммов из запотевшей бутылки, хранившейся в маленьком служебном холодильнике. Выпил. Зашел Костя Делюгин, сел рядом, на кресле.
– Только с похорон пришел. Она классной училкой была, строгая такая и справедливая, интеллигентная. Когда на уроке у нее сидели, муху было слышно. Но не потому, что боялись её, просто интересно урок вела. Мы её «Графиней» звали. Всего-то ей семьдесят два было. Серега, её племянник, приехал из Владивостока, мы с ним вместе в одном классе учились. Он ничего об операции и лейкемии не знал, звонил ей постоянно, а она ничего ему не сообщала. Говорила, всё хорошо, приезжай. Собирался приехать к ней на днях и приехал… На похоронах никого из родных не было, кроме него.
– А сын? – резко вскочил Леонид Васильевич, – Его что, не было?
– Нет, Леонид Васильевич… Он у нее вообще темная лошадка, сначала на нашем оружейном работал, потом артель шабашников организовал, пистолеты на утиль принимает. В общем, деловой кабан. А почему вы так ей интересуетесь, Белозерцевой?
– Да так, Кость, что-то обидно мне стало. Для кого мы этих старух со стариками лечим, если они не нужны никому, кроме нас? Смотришь, как они помирают, и такое чувство возникает… бессилия, что ли.
Заведующий отделением вышел в коридор, дошел по нему в ординаторскую. Она была пуста в это время. Налил себе ещё немного водки, выпил, закусил бутербродом, лежащим с утра в холодильнике. Раздался звонок.
– Привет, доктор. Это Андрей Белозерцев. Приезжай, разговор у меня к тебе. В твоих интересах, – по его тону Корнов решил, что лучше приехать.
– Сейчас не могу, на работе.
– Лады, приезжай завтра пораньше. К девяти сможешь?
– Хорошо, приеду. Адрес диктуй.
На следующий день он взял отгул до обеда и поехал к складу на окраине города, где по его данным находилась фирма Белозерцева. Он постучался кулаком. Вышел охранник.
– Ты к кому, – хмуро спросил он.
– Белозерцева позови, разговор к нему есть, – крикнул он напоследок.
Он постоял немного перед воротами, потом повернулся и зашагал прочь, но услышал резкий скрип открываемой калитки и повернулся. Из проема вышел Андрей.
– Привет, доктор. Заходи, не бойся, – мутные его глаза смотрели с презрительной насмешкой.
Они прошли к невысокой пристройке высокого складского комплекса, у которого был въезд с противоположной стороны. В этой части заднего двора стояла разная рухлядь, видимо когда-то здесь была автослесарка или склад металлолома. Прошли по лабиринту слабоосвещенных узких коридоров в его "кабинет".
– Садись. Водку будешь? – с кривой полупьяной ухмылкой спросил Белозерцев.
– За рулем.
– Лады, а вот я буду, – с этими словами он достал из закрытой засаленной полки стакан и литровую бутылку водки. Налив стакан, перекрестился и выпил, – Знаю, что ты её вытянуть пытался. Но, видимо, ты меня неправильно понял. Я тебе базарил про то, что ты мне долг должен вернуть в моральном плане. Ну, поговорил бы для начала со мной, рассказал бы про последние дни её… А то как ушёл тогда и ни привета, ни ответа.
– Какой ещё долг в моральном плане? У тебя даже не было времени к ней на похороны прийти. Я уже не говорю о больнице. Позвонил, хотя бы.
– Ну да, конечно. Я же здесь, по-твоему, понты колочу, - его голос, внешне спокойный, повысился на полтона, - А ты меня значит, тут лечить приехал, чё я должен, чё не должен? Ты кто – проповедник, блин, гуру? Ты – обычный врач со своей клятвой гиппократовой. Ты должен мне сейчас петь про то, почему ты мне не сказал, что она умрёт. Почему я, б..ть, должен узнавать о её смерти через санитарок?! Почему ты мне лично не позвонил?
– У нас такой порядок… О моих должностных обязанностях ты можешь… – начал сбивчиво Леонид Васильевич, не ожидав такого поворота.
– В жопу их себе засунь, падла! Вам только баблосы наши видятся. Вот тебе, баблосы, – он показал розовый кукиш, – Работать ни х.. не хотите, инструкциями прикрываетесь!
Его серые водянистые рыбьи глаза смотрели на доктора с таким презрением, что тот не выдержал:
– Иногда мне становится обидно… - медленно сказал доктор, - что я только хирург, не патологоанатом.
– Ты все мне сказал? – прищурившись, спросил Андрей, - У тебя всё, сука?.. Сейчас, погоди, тебя выведут, - с этими словами взял телефон, - Алексей, выведи его… А ты постой за дверью, пока тебя не проводят, – обратился он к доктору.
Васильевич вышел за дверь, хлопнул дверью, не дожидаясь "провожатого", прошел по заковыристому лабиринту коридора. Поняв, что заблудился, пошел на свет тусклой лампы, к двери. Но он до неё не дошёл, она распахнулась, и в просвете показалась фигура высокого амбала. Амбал выдернул из рук доктора мобильник, выволок его наверх, в коридор. На выходе из полутемного тамбура «офиса», неожиданно для Леонида Васильевича, прыснул баллончиком в лицо. Пока «клиент» протирал глаза, ударил его сверху кулаком по голове и, взяв за шиворот, бросил в открытую дверь.
Он сидел перед ними в тесном помещении, похожем на бытовку. Андрей и второй, «верзила» Алексей, стояли перед ним, криво улыбаясь. На столе стояла недопитая Андреем бутылка водки и лежал листок бумаги с ручкой. Молчание прервал Белозерцев. Достав из куртки доктора его права, уставился в доктора.
– Ты у меня деньги вымогал, у меня свидетели есть. Я тебя вот замочу щас, и суд меня оправдает. Жить хочешь, сука?.. Ну, не слышу?
Доктор тихо сказал:
– Да.
– Пиши расписку, что денег должен. Когда сочинишь, водки выпей…
…Заходящее Солнце слепило глаза. Он встал и очередной раз, шатаясь, прошел несколько метров и опять упал в снег. Где-то рядом шумело шоссе. Лежа, глядя на заходящее солнце, протянул к нему руку, как будто пытаясь светом заходящей звезды согреть замёрзшую и дрожащую от мороза пятерню. Её лицо, лицо Графини смотрело на него в ореоле скрывавшегося за дальней лесополосой солнца, и она, улыбаясь своей безмятежной улыбкой, нежно говорила ему: «Да хранит тебя любовь, мой мальчик».