Последние "Шипы"

Владимир Гаранин


Последние "шипы"




Рассказ




Этот момент моей жизни описан в «Записках деда» в разделе «Север».

Речь идёт о фрегатах американской постройки периода 1-й Мировой. До передачи их по ленд-лизу Советскому Союзу они входили в состав британского королевского флота. Всего их было девять. У нас их назвали «Жаркий», «Жгучий», «Живучий», «Жёсткий», «Деятельный», «Дерзкий», «Дружный», «Доблестный» и «Достойный». Все они участвовали в боевых действиях РККФ. В разговорах их называли «шипами».

К началу моей лейтенантской службы остались только «Доблестный» и «Дружный». Они стояли без экипажей у Лесного причала в Мурманске.

Во второй половине июля 1952 года стало известно о предстоящем возврате уцелевших
«шипов» англичанам.
На 122-й бригаде эскадренных миноносцев, за которой числились «Доблестный» и «Дружный», сформировали сдаточную команду. В её состав включили старшин и матросов всех корабельных специальностей, всего 52 человека.
Командиром временного экипажа назначили меня.
Подавляющее большинство личного состава – старшины по последнему, пятому году службы. Меньшинство – матросы 2 – 3 годов – для несения караула, из боцманов.

Тогда не было понятия «холодная война», во всяком случае, для меня и моей временной команды, но дух её уже чувствовался.

На период сдачи командиром надо мной поставили особиста бригады.
Общие обязанности по Корабельному и другим Уставам ВМФ я мог выполнять самостоятельно, но могли быть «особые» случаи, и вот тут вступал в действие особист, распоряжения которого я обязан выполнять беспрекословно, точно и в срок.

Сдаточную команду десантировали на «шипы» бригадным катером и плавсредствами кораблей за неделю до прихода англичан.

Эту неделю мы занимались приведением в возможный порядок кораблей и отработкой караула и швартовных групп.
С особистом у меня тёплых отношений не было: он был из другого теста и сразу сразил меня первым указанием – во всех предстоящих ситуациях я для него «лейтенант» или «командир», а он для меня исключительно «товарищ капитан-лейтенант».

«Дружный» стоял от причала первым корпусом, «Доблестный» вторым.

В старшинской кают-компании «Дружного» поставили прямой телефон для связи с оперативным дежурным бригады. За штабелем досок напротив сходни с корабля на причал – телефон к дежурному особого отдела флота.

Накануне прихода англичан причал ожил. Подъехали краны, появились одетые в новенькие брезентовые робы портовые рабочие. Приехали два
пожарных расчёта тоже в новеньких робах с топориками за поясом и самокрутками в зубах.

К концу дня «товарищ капитан-лейтенант» привёз на «козлике» двух сверхсрочников, мичмана и главстаршину.
- Это, лейтенант, твои помощники. Они будут сменными начальниками караула, будут проверять документы у входящих и исходящих. Вмешиваться не будут, но если уж вмешаются – выполняй!

О подходе англичан сообщил по телефону оперативный бригады.
- Гаранин, лоцманом на «Верден» пошёл Бадненский, соответственно одетый. Ты его, пожалуйста, не узнавай.

Английский военный буксир “Werden” ошвартовался к борту «Доблестного».

Не успели закрепить швартовные концы и поставить сходню, как были выставлены три поста вооружённых трёхлинейками рослых матросов, на баке, юте и у сходни на шкафуте.
Первыми сошли с Вердена соответственно одетые Бадненский и переводчик, без каких-либо эксцессов. Я не узнал своего флагманского штурмана, а он меня.
Минут через пятнадцать к кораблям подъехал чёрный «ЗИМ», из него вышли капитан 1 ранга и мичман и прошли на буксир. Вскоре они вернулись с двумя английскими офицерами и проследовали к авто.
Мичман и главстаршина, когда проверяли документы, ловко лопотали по-английски.
Тут и произошёл эксцесс. Бегавшая по англичанину белая кучерявая чуть больше кошки собачка внезапно метнулась к сходне, галопом пересекла оба корабля и самым полным её ходом умчалась вслед за отъехавшей автомашиной.
Насчёт собаки вооружённый вахтенный у сходни не был проинструктирован, а ринувшихся было вслед за собакой моряков флота Её Величества легко препроводил на свою территорию нашей длинной винтовкой, сделав из неё как бы шлагбаум. Мичман, мой помощник, метнулся вслед за собакой, но не так быстро, как хотелось бы. Собачка убежала. Мичман забежал за стеллаж из досок, где был телефон.
Вернувшись, он успокоил английских моряков, что собачка далеко не убежит. Через полчаса собачку принёс пожарный и без дипломатического скандала и проверки документов передал её англичанам.
Через полчаса приехала на машинах Приёмо-сдаточная комиссия из высоких чинов и специалистов, как наших, так и английских. Последние прибыли, по-видимому, не на буксире. Высокая комиссия осмотрела корабль поверхностно, то есть только верхнюю палубу и посты на ней. В машинное отделение и посты внутри корабля не заходили.
Через час был подписан приёмо-сдаточный акт на двух языках. Я ходил с Комиссией как последний командир группы кораблей, но оказалась, что я тоже Член Комиссии.
В Акте сказано, что корабль принят представителями флота Её Величества в полном порядке, за исключением повреждений, полученных в совместной борьбе с фашизмом.

В присутствии комиссии наш караул и команда покинули борт «Доблестного». Часовые заняли те же места на «Дружном».
Моряки «Вердена» посыпались на бывший «Доблестный» прямо через леера, поскольку великорослый часовой на шкафуте переменил пост вместе со сходней.

Мы – это я и команда – ожидали, что «Верден» начнёт буксировку. Но лоцмана не запросили, а без него им выходить нельзя.

Приехал товарищ капитан-лейтенант и сообщил, что англичане будут ещё трое суток готовить шип к буксировке, чтобы мы были начеку.

А англичане бегали по шипу до полуночи, условно говоря, потому что ещё не кончился Полярный день.
Потом всё успокоилось.

С помощниками – сверхсрочниками тёплые отношения установились быстро. Мичман – это капитан морской погранслужбы, а главный старшина – майор этой службы. Я не знаю, так ли это. Уж очень интеллигентные люди. Но бедные. Они только один раз пообедали с нами в кают-компании «Дружного». Пригласил их товарищ капитан-лейтенант, хотя сам не стоял на довольствии.
Они питались в столовой порта комплексным обедом за три рубля, хотя был комплексный и за пять рублей. Это я знаю, потому что пару раз ходил с ними.
За две недели, в течение которых сдавались корабли, я хорошо узнал этих товарищей. Это приятные люди. Они не курили, не употребляли спиртного.
По ночам один из них бодрствовал. Они хорошо знали английскую, как, впрочем, русскую и советскую литературу. Они хорошо разбирались в текущих событиях, почти назубок знали последние работы И.В.Сталина по экономике и языкознанию. В разговоры по английской литературе я почти не вмешивался, а по работам Сталина – да! Ведь я только весной этого года окончил училище, ведь по этим темам я вытянул билет на госэкзамене по основам марксизма-ленинизма и получил высшую оценку.
Мне немного кажется, что оба именно поэтому раскрылись передо мной.

Верхние палубы «шипов» были покрыты нескользящим покрытием. Это очень важно. Покрытие защищает металл палубы от коррозии и делает её не скользкой.
Палубы наших кораблей тогда для защиты от коррозии «солярились» - покрывались после мокрых приборок слоем солярки.
Палубе было хорошо, но личному составу и ботинкам с кожаной подошвой – плохо. Особенно плохо стало, когда на флоте, именно в 1952 году, появились ботинки «на резиновом ходу». Не только бегать, но и ходить по отсоляренной палубе стало затруднительно, а в море – невозможно.

Так вот сдача шипов в какой-то мере привела к созданию нескользящего покрытия у нас.

Уже к 6 часам англичане начали подготовку своего шипа к буксировке.
Они заваривали стальными кружками иллюминаторы, вновь покрывали нескользящим покрытием горизонтальные и вертикальные поверхности палуб и надстроек.
Массу для покрытия они готовили сами в металлических корытах, в которые засыпали из мешков три компонента: чёрный цемент, жёлтый мелкий песок и голубоватую кристаллическую соль. Всё это перемешивали, заливали пресной водой, снова перемешивали и наносили на поверхности. При этом с вертикальных поверхностей покрытие не стекало.
Товарищ капитан-лейтенант приказал внимательно наблюдать и записывать, в нерабочие ночные часы перетащить по мешку составов с палубы шипа в свою боцманскую кладовку.
Светлой ясной ночью распоряжение было исполнено

Больше ничего интересного не было.

Через три дня лоцман Бадненский вывел «Вердена» и шип из Кольского залива, ещё через неделю обеспечил заход буксира.

Сдача «Дружного» прошла аналогично

Мы были готовы служить здесь дальше, но было нечего сдавать.

Вскоре палубы солярить перестали, появилось своё неплохое нескользящее покрытие.