Я не знаю, кто первым судьбу рассмешил,
От проклятий ее отказаться решив,
Чтоб не повторить идиотских оши-
бок живших до нас поколений.
Пахнет снедью и домом в кастрюле крупа,
Пахнет дымом и пловом за домом тропа,
И как в детстве, под пяткой хрустит скорлупа,
И танцуют в окошках тени.
Пляшет мамина брошь, вьется бабушкин шарф,
Спицы, зеркальце, бирка с числом малыша,
И душе навевает, чуть слышно дыша,
Грусть неяркий китайский веер.
Забирай - говорят - подвенечный наряд,
И альбом фотографий, уложенных в ряд,
И часы, и старинный снимающий аппарат -
Только все это второстепенно.
Стали пылью от школьных манжет кружева
Стали былью твоей колыбельной слова
Стала кровью твоей и тобою жива
Память рода, текущая в вене.