
В
четверг всех отправили в баню. Покидая палатку последним, я задержался у стоптанных
сапог, покрытых соляным налётом и пылью. У одного из них подошва едва держалась
на острых, как бритва гвоздях, у другого был разодран носок. «Да как же я в них
пойду? И потом… Кто ушёл в моих сапогах?» – недоумевал я, переводя взор от
единственной пары обуви к громоздкому зданию, со стороны которого ковылял
низкорослый парнишка в больничном халате. Я шире открыл полог палатки, намереваясь,
если не догнать пацанов, так в нарушение
всех инструкций и правил в одиночку добраться
до госпиталя и сказать пару ласковых тем, кто меня определил к душевнобольным,
и тут же попался на глаза хромому солдату.
–
Мишка, ты? – удивился тот, замедляя шаг.
Накинув
чужие развалины, раскачиваясь, как космонавт, я вышел наружу, не сразу признав в
хромом парне Сидоручка.
–
Какими судьбами, Женёк? – спросил я, с
трудом держа равновесие. Проклятые подошвы противно скрипели, мешая
сосредоточиться на словах друга.
– В
роту вернулся Ребров…. – выпалил
Сидорчук, заглушая моё удивление мощным гонором, − этот гад совсем с катушек слетел! Руки не распускал, но
старался морально всех задавить. Уж чего-чего, а этому он научился ещё, когда в школе слыл лютым
гопником и дебоширом. Родители, не желая с ним нянчиться, сослали после
одиннадцати классов в село, к дальним родственникам, а там он целую банду
создал. Нападали на рыбаков и охотников, пока один из них чуть не пристрелил молодого
Реброва. Охотничка после отмашки главаря чуть не убили, понимаешь, откуда у
него злость на нашего дядю-Стёпу? И вообще на всех нас…Он же всегда был
трусливым койотом, нападал только на слабаков, а здоровых парней предпочитал
задабривать награбленным, а затем использовал в своих целях. Когда всю его
банду под статью определили, он с ними за компанию не пошёл, а слинял прямиком
в армию. Жаль, что она его не изменила. Горбатого, как говорят…, − протянул, занижая голос солдат, будто боясь появления сержанта.
− Пацаны жаловались на Реброва почти каждый день, но это
ни к чему не привело. Нет людей, понимаешь? Ещё с августа месяца. Но это не
главное. У нас заварушка в горах произошла: боевики обложили огнём мотострелковую
роту. Хотели окружить – не получилось. Наши вовремя выслали подкрепление, в
основном из нового призыва, и в итоге троих ребят в цинк упаковали.
–
Да ты что?
–
Теперь РМО´шники кидаются на дембелей, которые их, якобы не прикрывали, как
следует. Те в ответ призывают к порядку, сам понимаешь, какими средствами. А
Фурманов под шумок взял и смылся! Все в бешенстве: в окрестностях неспокойно. А
хочешь – не хочешь, надо прочёсывать местность – искать беглеца.
–
Лучше бы его не нашли.
–
Это почему же? А…боишься за него… − догадался Женёк и неодобрительно покосился на мою обувку
− Ну да, ты, наверное, прав…. Его за побег могут как это…?
Линчевать!
Я
посмотрел на синюшное лицо друга.
–
А с тобой что случилось?
–
Мы с Магометом попали под раздачу, можно сказать, ни за что. Дневалили с ним, как
обычно, а любители потрепать языком – ну эти, с Саратова, зацепились с дедами. Пока глазели на
разборку, не зная как подступиться, самих подмяли. Да лихо – удары посыпались
со спины. Я только успел голову прикрыть и укрыться за тумбой. Когда её
повалили и разломали, саратовские трепачи разбежались, оставив нас расхлёбывать
последствия драки.
–
И всё из-за тех троих? Как их хоть убили, в бою?
–
Какой там! Отправили кошеварить, пока велись невнятные перестрелки, а
бронежилетов не выдали. Боевики их постреляли, как уток. А потом ещё и
надругались над телами.
У
меня по спине пробежал холодок.
–
Ты об этом так просто рассказываешь…
–
Да брось! Если всё воспринимать близко к сердцу – свихнешься, – отмахнулся
Сидорчук, всё ещё не сводя взгляда с сапог. Мне вспомнился отъезд во
Владикавказ и те два контрактника из сопровождения. Они вели себя отстранённо, пялясь
в одну точку, как Женя. Чем-то они были похожи…
Сидорук,
между тем продолжал:
– Уже когда всё затихло, я раскрылся, не
заметив, что надо мной в стойке находится Карпов. По приказу Реброва он
отправил меня в глубокий нокдаун. «Старики» думали, переусердствовали. Позвали
доктора, ну и завертелось: скандал – вокзал, вертушка и вот мы здесь. Точнее я
один, куда подевался мусульманин – ума не приложу.
–
Магу я встретил на пересыльном, за пределами Чечни. Мне кажется, он полностью
отдался на волю Аллаха. Всё про веру мне говорил. А вообще, он – крепкий и
сообразительный парень, здорово выручил, когда я уже собирался отдать душу
Богу. За ним родственники приезжали, хотели забрать.
– И
как − получилось?
Я
смерил Женька укоряющим взглядом.
–
Боже, кто его отпустит? Мы в армии.
–
Нет, мы в Чечне, Миша. Запомни это, запиши в свой блокнот и перечитывай на
досуге. Где армия? Порядок? Обязанности? Ничего нет, и даже Бога, которого ты
только что не к месту упомянул.
–
Мне горько от тебя это слышать, но в чём-то ты прав.
– Во
всём, Мишаня. И ты это знаешь, но боишься признаться.
–
Так и есть – боюсь. Слушаю тебя и понимаю – ты изменился, возмужал. И голос и мысли
у тебя глубокие. Раньше я тебя считал этаким мальчишкой, старался взять тебя
под крыло. А сейчас, вижу, ты меня даже в чём-то обошёл.
Раздутое
от побоев лицо солдата просветлело. И мне подумалось, что он углядел во мне
что-то радостное, не очернённое мирской шелухой.
–
Что с Магой? – порушил он мои чаяния и надежды. – Он вернется или его можно вычёркивать из сопротивленцев.
–
Его переводят в другую часть. Куда именно – не подскажу.
–
Я тоже попрошу, чтобы меня перевели, – заверил солдат.
– Нас всех нужно переводить отсюда…
С
аэродрома с тревожным гулом взвился вертолёт и перекрыл своим гулом нашу
словесную перепалку. У меня осталось ощущение, будто мы не разобрали самого
важного. Но чего именно – понять я не
мог, всё ещё отвлекаясь на скрип сапог и боясь, что они меня выдадут даже, если
я пойду окольными тропами.
***
Быстро
темнело. Дорога, ведущая к госпиталю, блестела от фонарей, развешанных вдоль забора
с колючей проволокой. Мимо, раскачиваясь на рытвинах и ухабах, проехала
грузовая машина, изрядно заляпанная грязью. Часовой у пропускного пункта
госпиталя клонился всё ниже к земле, видимо совсем засыпая. Я, стараясь пройти мимо него незамеченным, уже
почти крался, когда за спиной послышался голос:
–
Эй, ты куда?
Я
машинально повернулся и, оторвав таки каблуки, уткнулся в грудь Ларионова.
− Так…Ты чего тут забыл?
Часовой
от громкого голоса вздрогнул.
− Чуть не проворонил, − укорил его рослый солдат и поспешил меня увести к
палаточному городку.
На
другой день я проснуться почти на час раньше. Внутреннее чутьё подсказывало:
«сейчас или никогда». Ханкалинскую базу припорошил первый снег. Ещё не тронутый
колесами военной техники, он лежал ровным ковром. Проход к госпиталю никем не
охранялся. Снег звонко поскрипывал под ногами. Ускорив шаг, я почти пробежал
мимо караульного помещения. Услышав за спиной лай собак, интуитивно пригнулся и
крадущимся шагом вернулся к ограждению, от которого падала обширная тень.
Кто-то по другую сторону забора говорил про утренний обстрел базы боевиками. Я
обогнул госпиталь и увидел выставленные около чёрного входа бидоны на железной
тележке, запорошенной снегом. У лестницы мурлыкала тощая кошка. Она с
любопытством выглянула во двор и тут же попятилась. Я нырнул под лестницу и
притаился за ящиками.
–
Кто тут балует, а? А ну выходи!
Щёлкнул
автоматный затвор. У меня перехватило дыхание. Напуганная кошка прошмыгнула ко
мне. Я как мог, старался её прогнать, но она воспринимала толчки как попытку с
ней поиграть. Вытянув когтистую лапу, она вцепилась мне в руку. Из глаз
брызнули слёзы.
– Значит, не хочешь по-хорошему? Ладно…
Патрульный
стал подниматься по лестнице. Нужно было немедленно уходить. Выглянув наружу, я
почувствовал себя загнанным зверем – в мою сторону направлялся, по-видимому,
напарник разгневанного вояки.
«Обложили со всех сторон. Как назло я не
припас объяснения, какого чёрта делаю в госпитале ранним утром. Куда ж деться,
разве что проверить тот узкий коридор, что упирался в двойные железные двери?».
«Последняя надежда» – решил я, дёргая на себя покрытые инеем ручки. Заперто. От
безысходности я готов был на всё – только лишь не останавливаться на
достигнутом. Неожиданно щёлкнул замок.
–
Так, выносим оборудование, – послышался строгий женский голос.
Санитары
протащили кровать через открытую дверь, я же зашёл в слабо освещённый коридор,
по обе стороны которого тянулись запертые палаты.
–
А вы что здесь делаете, Луков?
Вздрогнув,
словно от электрического разряда, я вытянулся по стойке смирно, созерцая
удивлённого психотерапевта.
–
Прошу в мой кабинет.
Объяснения
мои произвели на него двойственное впечатление. С одной стороны он меня
старался понять, с другой – в сердцах ругал за неоправданный риск. В конце
нашей беседы он всё же смягчился и, вырвав из тетради лист, написал несколько
препаратов, способных восстановить психологическое равновесие.
–
Вот, и найдите те же самые таблетки, что я вам прописывал ранее. А теперь мне
пора. Если понадобится помощь – обращайтесь. Только на этот раз никакой
самостоятельности, ясно?