Малый, тёмный кабинет
Весь гремит и жужжит.
Пчёлы летают и умирают,
Лишь укусив своего врага.
И люди как пчёлы
И звери как люди,
Лишь укусив - умрут навсегда.
Книга давно уже отсырела,
Погрызена острейшими зубами.
Листы трухлявы, чернила стёрлись,
И никто никогда не поймёт,
Что за надпись была в той книге.
Что же несла она за собой.
Может годов прошедших толкованье,
Может любовь, убитую в сердце,
А может и не было там ничего,
Может и книги не было там.
А человек, что подпись поставил,
В доме родном,
Любимом, уютном.
Туда он пришёл весь уставший и потный.
И рухнул на чёрствый, дырявый диван.
Ужин остыл, есть его не будет.
Сигареты в кармане, зажигалка в пальто.
Что не может ни встать, ни поесть, ни упасть,
Может никогда и не существовал.
Настроения нет, нет и забав.
Февраль наступил, на улице холод.
На улице голод, смерть и чума.
А в доме тепло, уют и покой.
Там фильмы и книги, там кот и собака.
Но странные надписи есть на тех стенах.
Полны непонятных и странных рисунков.
На ином диалекте, на ином языке.
Читаешь их ты и ужасаешь,
Всю ту толпу, что собралась под окнами.
И найдена книга, которой не было.
Восстанет поэт, не знакомый народу.
Прокатиться взрывом, волною накатит
Людские умы, что стоят под окном.
И взреет над небом красное знамя
Машины встанут, пойдёт рабочий
К зданию белом, к кабинетам из камня.
Выстрел затихнет и знамя падёт.
Красные люди возникнут повсюду.
И Бог падёт пред ихними ногами.
Вместо икон - плакаты на стенах,
Вместо поверий - лишь вера во власть.
Наместники Бога умирают от пуль.
Святые строения падают вниз.
Всё скинут в пучину всевластья.
И сами туда упадут.
И вот их потомки, сотни лет спустя,
Найдут память о тех, кто воевал за зря.
Памятник, плакат и другая шелуха,
Всё это есть память, всё это корректно.
Потомки тех народов, теперь против их.
А поколенье, что идёт после них,
Будет уже против себя.
Начнётся коллапс, начнётся война.
И опять та пучина, опять тот смрад
Гнилья человека, денег и лжи.
Но что же поделать, мы так рождены.