
Первым
опомнился Сашка Габулов. Скинув шинели, он выбрался из ящика. За ним
заворочались остальные – мокрые, уставшие, но довольные. Чиркнув зажигалкой,
Габулов осветил соучастников побега,
похожих на тайных заговорщиков или сектантов.
–
Что будем делать, когда нас хватятся? – спросил он.
–
Могут и не хватиться, – предположил Мартынов, взъерошенный загорелый парень с
синяком под глазом. Его товарищи, похожие на школьников-переростков, согласно
закивали. – В полку имеется заброшенная казарма. Там можно укрыться.
–
Нам бы военные билеты найти, – настаивал я.
–
Так они, наверняка, где-то здесь, – завертел головой Габулов.
Проверив
внутренние ящики стола, мы разбрелись по каптёрке. К сожалению, кроме писчей
бумаги и журналов ничего не нашли. Непроверенным остался только красный шкаф с
большим ржавым замком.
–
Сдаётся, всё находится здесь, – заключил Габулов.
–
Ну, так вскрывай, – нетерпеливо зашептал Мартынов.
–
Аккуратно не получится…
–
Ты прямо, как маленький, – сказал с презрением Габулов, поднимая увесистый лом.
–
Стойте, поцы… – взмолился я, но было уже поздно: ящик, жалобно скрипнув,
низвергнул из себя бинты, склянки с йодом и какие-то пластмассовые колбы,
похожие на те, что находятся в противорадиационных аптечках.
–
И здесь их не нашлось… – заключил с хмурым видом Габулов.
Никем
не замеченные, мы покинули казарму. В полку было тихо. Всё заволокло влажным и
непроницаемым белым дымом тумана. Где-то совсем рядом смутно просматривались
очертания клумб и хозяйственного инвентаря, забытого возле деревьев. Стараясь
не отставать от Мартынова, я с опаской посмотрел по сторонам. На востоке сквозь
туман проступали контуры громоздкого сооружения.
− За мной, быстро! – скомандовал я и рысцой кинулся к столовой, у которой
горемычно развалилась машина с баком питьевой воды.
От
неё мы свернули к ряду крохотных сооружений с низким частоколом забора.
Перепрыгнули через ограждение. Прямо в грязь, рождённую пробитой баржой
питьевой воды. Ругаясь и скользя, засеменили к казармам. Огибая их с тылу,
бежали, пригнувшись в ожидании окриков, но густой туман и бесхозное отношение к
патрулированию территории позволили нам одолеть первые триста метров без сучка и
задоринки. Остальные три сотни преодолели совсем уж короткими перебежками. Прилично
ободрав коленки и локти, мы, наконец, выскочили на открытую местность. Требовалось
пересечь её одним бравым рывком, что, собственно, мы и сделали, поднажав так, будто
за нами бежали все черти из ада.
На последних метрах я чуть не упал. Мне нечем было
дышать и я совсем не чувствовал ног, но ребята, как могли, подбадривали меня и я
всё же выдержал этот непростой марафон, повалившись на все четыре конечности у самого
парадного входа огромного сооружения гротескного вида.
Казарма
с виду казалась и впрямь необитаемой – с выбитыми стёклами и с травой, которая
настырно пробивалась через развороченную крышу. Дверь в проёме стены была
наполовину открыта, приглашая посетить местную достопримечательность,
окружённую толстым слоем побелки. Несколько белых следов уходило в пугающее
нутро.
–
Тут кто-нибудь есть? – озираясь, спросил я.
Никто
не ответил. Сквозняк гонял по обветшалому деревянному полу обрывки бумаг. В
пустынном коридоре, уходящим в спальное помещение, находились двухярусные
кровати без намёков на постельное бельё, тумбочки и табуреты – неизменные
атрибуты солдатского койко-места. На стенах между окнами, забитых картоном и
досками белели плакаты со знакомыми
уставными нравоучениями. Через огромную дыру в крыше на нас смотрело
небо с рыхлыми белыми облаками.
Габулов,
раздобыв матрас, бросил его на ближайшую кровать и улёгся с блаженной улыбкой.
Нам тоже захотелось куда-нибудь приткнуться, но странное ощущение опасности не
давало покоя.
–
Мартын, обойди казарму. Посмотри, нет ли
кого.
–
Но откуда? – не понял он.
–
На всякий случай, – успокоил его. – А мы посмотрим, чем можно забаррикадировать
вход.
–
Тоже мне командир, – не сдержаться Мартынов, пнув пустую консервную банку. Его
молчаливый товарищ, глядя на меня исподлобья, буркнул:
–
Во-во…
Со
стороны каптёрки раздался подозрительный шум – будто там что-то упало. От
неожиданности, мы присели на корточки.
–
Эй… – подал голос Александр Габулов.
Я
зажал ему рот. На пол из потолочной дыры посыпались комки ссохшейся грязи.
–
Кто-то на крыше, – прошептал я.
–
С чего ты взял?
Со
второго этажа казармы послышалось заунывное пение, похожее на молитву.
–
Ладно! Проверим, кто там музицирует, – отрезал Габулов.
Мы
торопливо поднялись на второй этаж. Заглянули в первую же комнату, засыпанную
битым стеклом, и увидели человеческую фигуру, похожую на скульптурное изваяние.
Подступив ближе, мы в нерешительности остановились. На газетах сидел, поджав
ноги, Магомет. Я сначала не поверил глазам, но он, закончив молитву, посмотрел
на меня так, словно только вчера с ним отжимались, обливаясь потом и ожидая
коварного удара Реброва. Поприветствовав нас, он неторопливо поднялся и,
оглаживая густую чёрную бороду, сказал:
–
Пророк призывает помнить о том, откуда мы пришли и зачем. Вижу – вы тут случайно,
а потому вам тут не место.
В
голове промелькнула картина крушения Ми-26: растерянные окровавленные солдаты и
среди них Магомет – он до последнего не верил, что от встречи с Аллахом его
отделяют считанные секунды.
На
мой вопрос, как он оказался на пересыльном пункте, Магомет уклончиво ответил,
что на всё воля всевышнего.
–
В армии меня постоянно отвлекают от намаза. Даже здесь, – он обвёл затуманенным
взглядом сырые почерневшие от влаги стены. – Оставьте меня, – требовательно
произнёс он и снова сложил руки у могучей груди.
–
Постой, скажи нам… – направился к Магомету Габулов и сдавленно охнул, наступив
на прогнившую половицу. Еле-еле мы успели вытащить бедолагу и оттащить на
безопасное расстояние. Между Магометом и нами образовался внушительных размеров
провал.
–
Я же просил меня оставить в покое…
–
Ладно, мы уходим, – заверил я мусульманина.
Когда
мы перекрыли выход из казармы и улеглись на кровати, снова послышалась
печальная молитва Магомета.
–
Ну что ж, – утвердив голос до значимости, приступил к размышлениям вслух
Мартынов, – от дембелей мы сбежали, от работ увильнули, что дальше?
–
Думаете, у меня на всё есть план? – спросил я раздражённо.
–
Так и запишем в объяснительной завтра. Только я теперь все порядки знаю.
Обучен, так сказать, на горьком опыте. Сначала – бумажная волокита, затем –
физическое воздействие тех, кого ты так лихо обвёл вокруг пальца.
–
Ты что от меня хочешь? – недовольно бросил я.
–
Просто констатирую факты и пытаюсь понять, научила ли тебя последняя вылазка в
город чему-то новому…
–
… и полезному, – поддакнул кто-то.
–
Ребята, да он же обычный солдат, такой же зашуганный и забитый, – попытался
вступиться за меня Габулов. Просто он…
–
Да знаем уже… Весь полк обсуждает побоище у полка на рынке, некоторые детали
его похищения и шумиху с милицией. Они же тут такого наговорили, когда
привозили Сычёва и Исабаева…
–
Что же ты раньше молчал? – двинулся я к Мартынову. – Нам тогда в штаб надо.
–
Погодь! – рявкнул Габулов.
Я
в нерешительности остановился.
–
Что-то ты в последнее время – нервный, – Саша скривил губы в брезгливой ужимке.
– Утром будет тебе и штаб и местные командиры. А сейчас – отбой.
–
Ну, если ты настаиваешь…
Мы
помолчали, вслушиваясь в умиротворённую молитву. Пошипели друг на друга и разошлись.
Выяснять отношения перехотелось.