Баллада о Матери

­Середина лихих девяностых,
Мало счастья на женском веку.
Познакомились в поезде, просто
Вместе ехали, Грозный-Баку.

Две вдовы, одинокие души,
Обе матери, что им скрывать?
Им хотелось друг друга послушать
И чуть-чуть о себе рассказать.

Матерям, им немного ведь надо,
Был бы мир, и немножко пожить,
Им общение, было наградой,
Им о детях бы, поговорить.

Посмеялись, слегка порыдали
Над нелегкой судьбой над своей,
На прощание показали
Фотографии сыновей.

Что он русский, с чего ты решила?
Гордый профиль, особая стать,
Не иначе, ты мать согрешила
На Кавказе, чего тут скрывать?

Ну какой он казак, посмотри же,
Волос черный и брови дугой,
Ты подвинься подруга поближе,
Как похожи, а это вот, мой.

Может нам их с тобой поменяли?
Впрочем, нет, не болтай ерунды,
Мы бы, мать, никогда не узнали,
Словно братья, две капли воды.

Расставаясь, когда уходила,
Как сестру от души обняла,
Ей на память платок подарила
И ответный платок приняла.

Ты храни его, слышишь, подруга,
Нашу встречу забыть не смогу,
Да и я, как бы не было туго,
Возле сердца его сберегу.

На Кавказе у нас говорится,
Если в битве сошлись сыновья,
Когда кровное братоубийство
Не выносит родная земля,

Когда ненависть воинов гложет,
Силы нет этот пыл охладить,
Лишь одна только женщина сможет
Бойню страшную остановить.

Если в схватке невыносимой
Занесен смертоносный клинок,
Чья-то мать для спасения сына
Им бросала под ноги платок.

Пусть дорогу тебе он проложит,
Как лучом путеводной звезды,
Кто бы знал, вдруг когда-то поможет
Сыновей нам спасти от беды.

Разошлись, навсегда распрощались,
Ведь у каждой дорога своя,
Только в памяти долгой остались
Так похожие, их сыновья.

Время шло, уходило столетье,
Пролетели как птица года,
На исходе тысячелетия
Запылали огнем города.

На рассвете по горной дороге,
Что к обрыву в тумане вела,
Сея страх в тишине и тревоге,
Сила черная, грозно прошла.

У скалы, где-то под Центороем,
Где собрался народ стар и млад,
Шел под строгим, угрюмым конвоем
Пленный, раненый, русский солдат.

Гнали кованными сапогами.
Чуть дыша, не касаясь земли,
Брел парнишка с босыми ногами.
Для расстрела его привели.

Вдруг из самой толпы молчаливой,
Одиноко, не ведая страх,
Вышла женщина неторопливо,
С изумлением, застывшим в глазах.

Память словно кинжалом из ножен,
Старый поезд, пустынный перрон,
Так на сына солдатик похожий,
Русский мальчик, конечно же он!

Тот, родной, с фотографии старой,
Гордый профиль особая стать,
Но измученный, грязный, усталый,
Как же можно, его не узнать?!

Оттолкнула рукой конвоира,
Вдруг воскликнула громко: «Сынок!»
И швырнула к ногам командира
Оренбургский пуховый платок.

Это сын мой родной, посмотри же,
Волос черный и брови дугой.
Подбежала к солдату поближе
И закрыла мальчишку собой.

Словно ангел, спустившись из рая
И раскинув два белых крыла,
Как птенца от беды защищая
Молодого бойца обняла.

Посмотрела родными глазами,
Волю дав, материнским слезам,
Прошептала сухими губами:
«Никому я тебя не отдам».

Расступились, глаза опуская,
Стиснув зубы, разжав кулаки
И попятились злобно вздыхая,
В ножны спрятав стальные клинки.

Чтить обычаи, гордость мужская,
Кодекс чести у горцев суров,
Вскоре след их в тумане растаял
Средь заснеженных горных хребтов.

Рассвело, по домам торопливо
Расходился народ стар и млад,
И остались одни у обрыва
Мать и ею спасенный солдат.

Их судьба нам, увы, не известна,
Только кровью в висках навсегда,
Материнское доброе сердце
Бьется колоколом сквозь года.

Душу матери не измерить,
Сердце матери не познать,
Только очень мне хочется верить,
Только все мы обязаны знать.

В тех горах, наши слёзы и совесть
Не дают нам уснуть по ночам,
Пусть окончена грустная повесть,
Наше сердце останется там.

У обрыва, как символ свободы,
Где навечно остались стоять,
В светлой памяти братских народов
Русский сын и Чеченская Мать.

27.05.2020