Тридцать
лет прошло с того момента,
Написания
наивных этих строк.
В кладовой
на полке инструментов,
Я нашёл
помятый свой листок.
Детским
подчерком неровным и корябым,
Мысли
о страдальческой стране.
С алкоголиком,
покойным государем,
Утонувшей
в собственном дерьме.
Не
понять рождённым после срама,
Боли,
нищеты своей страны.
Двери
вновь отстроенного храма,
С ликом
на иконах сатаны.
Позабыты
вехи поколений,
И Чечня
осталась позади.
Общество
упало на колени,
Ждут
адепты партии узды.
Долго,
скоро, а страна, куда- то катится,
Танками
и пушками гремя.
Дядя
Вова всё никак не наиграется,
Дулом
у виска в Кремле крутя.
Криминал
теперь сидит в Госдуме,
Новый
гимн на заседаниях поёт.
А народ
в агонии безумия,
Колется,
бухает, кровью срёт.
Господа
и прочие товарищи,
Заключённые
и мирные прохожие.
Двадцать
с лишним лет горит пожарище,
Прогневает
совесть в дни погожие.
Кремль
стоит, клокочет, громко чавкает,
Псы
в погонах на цепях беснуются.
С куполов
двуглавый что - то гавкает,
От
Бориса до Лжедмитрия распутица.
Две
беды в России плодят третью,
А за
ней и пятую, десятую.
Кое
- как добрались до столетия,
Двадцать
первого, вновь повернув в попятную.
По
крестам могильным, чёрным облаком,
По
болотам, сквозь туманы серые.
Бьёт
по голове народа обухом,
На
руки одев перчатки белые.
Долго,
быстро, но куда – то катимся,
Лишь
орёл взлетать всё не торопится.
Но
я верю, всё опять наладиться,
Совесть,
честь и мудрость вновь воротятся.
И расправит
крылья птица гордая,
Из
голов людских уйдёт распутица.
Встанет
родина на ноги свои твёрдые,
От
медведей и Лжедмитриев заступится.