О милая, милая... Рук твоих белых приют
Давно осквернён равнодушным брожением мысли.
К каким бы словам эту странную боль ни причисли,
Они не вернут ту былую улыбку твою.
Он не был бы ангелом — скверная, тяжкая явь.
Он не был бы, даже даруй ему лучшие крылья,
Но это ли важно? И каждая ноша посильна,
И что остаётся? О милая, сдайся, оставь.
Нескромно, неистово рвутся в окно сквозняки
Таков уж февраль и голодная белая стужа.
И губы возьмут с ободков остывающих кружек
Последнюю сладость. И горечь последней строки
Укроется там, где пульсирует шеи изгиб.
Так больно, о милая, слышать твои поцелуи!
Напрасно истрачены — больше его не волнуют,
Он в этих объятьях давно безнадёжно погиб.