
Что в имени твоем, Алтай,
особенно для человека, который никогда там не был? Алтайцы убеждены, что Алтай
центр Мира, отсюда разбежались по океанам материки и люди. Этому верил Николай
Рерих, плывя по Иртышу сто лет назад к вожделенным горам, предвкушая обрести
там Шамбалу, увидеть в очертаниях облаков и гор лики вселенских духов. До сих
пор впечатлительных туристов гиды
убеждают, что некоторые горы похожи на джинов, батыров, иногда на Карла
Маркса, а иногда у горы может быть тысячи ликов. Нам с ними не по пути.
Проводником Данте по Аду и Чистилищу был
Вергилий, кого возьмет в проводники ботаник? Конечно, Александра Бунге, первого
ученого, знатока растений, открывшего двести лет назад для Европы вместе с
Мейером и Ледебуром неведомую страну. Бунге пересек Алтай на лошадях, порой
падая на крутых тропах и теряя сознание,
мы отправимся в путь по Чуйскому тракту в уютных иномарках по отличной дороге
до самой Монголии. И в руках у нас будет путеводитель, дневник великого
путешественника. Уже приближаясь к Барнаулу в холодном снежном марте, Бунге был в нетерпении, какие они, алтайские растения? Он выскакивал
из кибитки и осматривал сухие прутики полыни. Да, такие полыни в Европе не
известны, что это за виды он и сам не знал. Увы, мы ничего алтайского из окна
машины долго не видели.
Когда же начнется Алтай, может быть в
Сростках, на родине Шукшина? Огромный
бронзовый Шукшин сидел молча на низком постаменте, туристы яростно
натирали большой палец на его голой ноге, в надежде стать счастливыми, а вокруг
на стриженом поле цвели вездесущие кашки, ромашки и колокольчики. Где же Алтай?
Бросился ботаник к далекому обрыву через голое поле и, о счастье, два ярких
факела, два мазка на картине, блеснули
ему в заросшем овраге в награду: розовая мальва и золотой коровяк.
Впрочем, мальвы и на клумбах растут, а
коровяк он везде коровяк, но все же лучше кашек-ромашек.
Гиды были уверены, Алтай начнется, как и
положено, на северной границе республики
у обелиска в честь добровольного вхождения детей гор под руку императрицы. Пока
туристы делали селфи у очередного бронзового памятника, ботаник спустился к долгожданной Катуни. Увы, голоса горной реки
не слышно было в шуме газонокосилки, что аккуратно срезала все местные растения
до самой гальки. Ладони в Катунь я все-таки опустил. Вода была ледяная, не
Волга точно! Может быть, Алтай это вода?
Похоже, наши гиды так и считали, потому что
повезли нас к водопаду. Через узкий мост, висящий над Катунью, через сосновый
бор, заросший папоротниками (вы, читатель, конечно, поняли - и сосны и папоротники были вовсе не
алтайские), добрались мы вместе с бесконечной чередой паломников до скалы. Со
скалы падала вода, рядом с водой поднимались вверх ступени деревянной витой лестницы с удобными
смотровыми площадками. Сразу у водопада пошел дождь. Воды было много, растений
никаких!
Первую ночь мы провели в Чемале. Во
времена Бунге такого села не было, как
не было и Чемальской ГЭС и электричества на Алтае вообще. Зато огни были, огни
весенних палов. Первый апрель в горах Бунге встретил любуясь ночами огнями,
что бежали с сопки на сопку, от горизонта до горизонта. Такие
грандиозные картины наблюдали путешественники тогда и в саваннах Африки, и в
прериях Америки. Скотоводы древности считали, после палов трава растет лучше.
Сибиряки свято чтят традиции древности, даже горожане. Сибирь выгорает каждую
весну, дым от пожарищ стелется по земле и поднимается к небу, а земля от Урала
до Тихого океана стоит черной, напоминая
последствия войны. А вот осенние палы Бунге осуждал. Сухая трава, считал
он, нужна неприхотливым алтайским
коровам и лошадям, что пасутся даже зимой по снегу.
Вечерняя Катунь в Чемале была почти
алтайской. Грозно шумела она в обрывистых берегах, словно воинственные джунгары
вновь совершали набег на Телеуцкую землицу, словно в тишине снова всхрапывали кони, звенели удила, бряцали мечи. Ледяная
вода казалось светилась в темноте. Ярко горели звезды и планеты на южном небе,
а север был тусклым и беззвездным. Что
влекло кочевников на север, с яркого
юга, может быть драгоценная пушнина?
Сел я на камень у скалы на берегу реки,
опустил руки в мох и понял по мятному запаху, разлившемуся вокруг – это тимьян!
Посмотрел на скалу – все расщелины ее покрывали кочанчики, похожие на заячью
капусту. Горноколосник! Из многих кочанчиков как свечи поднимались вверх
плотные колосья, как свечи. Горела Катунь, горели свечи и теперь точно знал ботаник – Алтай близко.
А еще говорят иногда гиды, начинается Алтай на Семинском перевале. И они
оказались правы. Бунге был ботаник, но не встретите вы в его дневнике нудных
перечислений встреченных растений. Были растения знаковые. Увидит ботаник
невзрачную травку у тропы и поймет он, что поднялся высоко, скоро альпийские
луга. Именно такую травку встретил я на перевале. Это была горечавка, не
маленькая, затерянная в траве, высокий куст с фиолетовыми цветами. Видел Бунге
красочную алтайскую весну на альпийских лугах, картину оранжево-фиолетовую –
горечавки и жарки. Горечавка – это горы, это реликт незапамятных времен, когда
и человека на Алтае не было, было тепло и безмятежно в дубовых и буковых рощах.
Какой же он, Алтай, сегодня?
На фото автора горечавка
сверция с Семинского перевала
Другие фотографии в фотоальбоме