Жаркий июльский вечер медленно перетекал в прохладную ночь. Я сидела у открытого окна, наслаждаясь легким ветерком, и читала
книжку. Из шести соседок по комнате двое
уже уехали на каникулы, три старшекурсницы, отбывавшие в июле практику, пошли
компанией на ночную прогулку в
Сокольники. Шестая, соседка Дина,
копошилась в своем углу за ширмой. Было около одиннадцати вечера, когда она
неожиданно появилась передо мной в летнем платье вместо обычного халатика, с
сумочкой в руках и сказала буднично:
-Ну, я пошла.
-Куда?- тупо удивилась я.
-Мне пора.
Пора!.. До меня постепенно стало доходить значение
этого слова. Дина была глубоко беременна, и, похоже, пришел ее срок. В первую
секунду я искренне пожалела, что не пошла гулять с подружками и теперь должна
была что-то предпринимать. Несмотря на
то, что я была на два года старше, житейского и личного опыта у меня было
мало.
-Я провожу тебя до проходной, - пожалуй ничего
другого я и не могла бы предложить.
Наше общежитие - огромный студгородок, населенный
студентами из одиннадцати институтов, в просторечии зовущийся «Стромынка» по
названию улицы, на которую выходила одна из его сторон, представлял собой
неправильный пентагон, с четырьмя сторонами здания и пятой стороной -
металлической оградой забора. К проходной можно было пройти коротким путем
через дворик, но Дина выбрала коридор, и мы пошли длинным извилистым путем. Несмотря
на позднее время и каникулярный месяц, в коридоре, изгибавшемся как удав, было
людно. Кто-то курил, присев на корточках, кто-то, собрав слушателей, бренчал на
гитаре. За всю дорогу мне не попалось ни одного знакомого лица, чтобы разделить
со мной ответственность сопровождения. И я молча злилась на то, что не
сообразила позвать кого-нибудь из соседних комнат. На вахте я вызвала Дине «скорую», и мы присели на
стульях в холле в ожидании машины. Дина сидела тихо и внешне безмятежно, отчего
у меня, неопытной и по молодости
эгоистичной, не возникало и мысли произнести какие-то слова поддержки.
Моя соседка была одной из многочисленных жертв студенческой
любви. Дина приехала на учебу по направлению из Туркмении, и хотя
туркменкой не была, но восточное
воспитание наложило сильный отпечаток на
ее характер. В нашей бесшабашной комнате Дина держалась особняком, больше
общалась с двумя соседками – однокурсницами.
Беседу поддерживала редко, предпочитая помалкивать и сидеть, уткнувшись в
книжку, или вязать очередную кофту. Впрочем, в минуты общего веселья, смеялась,
как и любая другая девчонка,и бывала
чудо как хороша с припухлыми губами, правильным носиком и нежным цветом лица с
милыми конопушками. Стройная юная фигурка не была худой, скорее ее можно было
назвать аппетитной.
Наша большая
длинная комната разделялась системой старых шифоньеров на три части. Ближе к
окнам жили мы, три старшекурсницы, средняя часть отводилась младшим, в третьей
части слева от двери стоял стол со
стульями - тут была наша гостиная часть
комнаты, а направо за ширмой жила наша третьекурсница Марина. Она единственная
из всех нас была из ближнего Подмосковья
и часто уезжала домой, чем временами пользовались другие: кого-нибудь из
девчонок регулярно сражала жажда любви, а Маринкин уголок был уединен и отдален
от остальной жилой части комнаты. Над Маринкиной кроватью висела огромная
фотография: Маринка, возлежащая в ромашковом поле, в облегающем от ветра
платье, которое подчеркивало ее роскошное тело. А над фотографией- афоризм на латыни: «Beati possidentes» (счастливы
обладающие).
Как-то раз я сильно простудилась, а так как
Маринки, как всегда,в общежитии не
было, девчонки решили отселить меня, инфекционную, в ее уединенный угол. К ночи
мне стало хуже, и соседки вызвали «скорую». Моложавый врач вколол мне
жаропонижающее, но не торопился уезжать, а все пытался завести разговор. Лишь
когда он ушел, девчонки стали хохотать, объясняя, что он пытался сравнивать
роскошную диву на фото и меня, жалкую и измученную болезнью.
Вот на этом ложе, похоже, и произошло грехопадение
юной Дины. Никто не помнил, когда в нашей комнате впервые появился Гена. Он был
«не наш», не «стромынский», а пришлый, из института нефти и газа. По- своему
интересный мужской хищной красотой, краснобай и позер, Гена хорошо вписался в
нашу компанию. Мы любили поить его чаем и слушать его рассказы. Никто из
девчонок не выделял Геннадия, и он не выделял никого из нас. Так по крайней
мере нам казалось. Пока наши комнатные
малолетки не просветили нас на предмет Гениных отношений с Диной. При всей
своей внешней отрешенности Дина все-таки иногда делилась с однокурсницами своими
секретами. Мы немного удивились, поскольку «на людях» он ее никак не отличал,
но каждый был занят своей личной жизнью,
и Дину оставили в покое.
К весне Дина начала округляться, и вездесущие
малолетки сообщили нам, что Дина беременна, а Гена достает ей какие-то
стимулирующие уколы. Но крепкий девичий организм не поддался стимуляции
выкидыша, и Дина продолжала толстеть. Гена приходил все реже, и, наконец,
совсем пропал.
И вот теперь вместе с роженицей я ждала неотложку. Выскочившая
из автомобиля врач помогла Дине забраться в машину, а потом повернулась ко мне
со словами: «Вы сопровождающая?». Боже мой,ну зачем я кивнула и оказалась в
тесной машине, несущейся в темноте по незнакомым задворкам района?!! Позже я
сообразила, что на ногах у меня тапочки, а в кармане нет ни копейки денег.
Мы выехали на набережную реки Яузы. Я сразу
вспомнила, как пару месяцев назад забежала на наши «стромынские» танцы. Наш
студгородок был вполне самодостаточным поселением : со своими столовой,
медпунктом, кинозалом, библиотекой и внутренним прогулочным двориком. Здесь
можно было жить, не выходя за территорию общежития неделями, что частенько и
делали выгнанные за неуспеваемость студенты, славшие домой письма с просьбой
выслать денег,как лишившимся стипендии.
Был при студенческом клубе и танцевальный зал. На танцах я познакомилась с
первокурсником, поступившим в институт после армии. После нескольких танцев
парень предложил мне погулять. Мы вышли на набережную Яузы,прошли мимо одноименного кафе, и не спеша
побрели вдоль реки. Мой кавалер увлеченно рассказывал про армию, я украдкой
посматривала на него, прикидывая, нравится он мне или нет, «тот самый» он или
«ничего стоящего». Неожиданно я обнаружила, что мы идем уже довольно долго по
пустынной набережной, вдоль нескончаемого забора, тусклые фонари слабо освещали
путь, и я уже не знала, кого я боюсь больше,- своего нового приятеля или
появления возможных встречных людей. Поэтому, как только он прекращал рассказ,
я сразу же задавала новый наводящий вопрос про его срочную службу, и парень с
удвоенным увлечением пересказывал остроты своего бывшего командира. Примерно
через час мы добрались до признаков цивилизации, я с удовольствием плюхнулась
на сидение трамвая и расслабилась. Напряжение отпустило, я уже ничего не
слышала из его рассказа, да и позже больше с ним не встречалась…
И вот теперь я опять ехала вдоль ненавистной реки,
но теперь уже с другой стороны. Чем дальше мы удалялись от общежития, тем
тревожнее становилось у меня на душе, и в своем личном смятении я совсем
позабыла про Дину. Дина же начала проявлять признаки беспокойства, видимо
схватки становились все сильнее, она ерзала на сидении, крутилась и сгибалась
пополам. Но была верна себе и не проронила ни звука. Врач что-то тихо
нашептывала ей на ухо.
Наконец, мы подъехали к роддому. Дину быстро увели
куда-то вглубь коридора, мне велели присесть на стул в вестибюле. Минуты в
пустом полутемном помещении тянулись невыносимо долго. Стояла ночная тишина, и
только где-то вдали коридора время от времени были слышны чьи-то измученные
стоны. Мне казалось, что про меня забыли, и я даже прикидывала примоститься
подремать до утра на сдвинутых стульях. Но тут пришла медсестра и спросила
меня, где же вещи для ребенка. Я была совершенно не готова сказать что-нибудь
внятное.
-Понятно,- вздохнула она,- забери вот это. Тут ей
не место.
Медсестра отдала мне пачку хны, которую непонятно
зачем Дина прихватила с собой в роддом.
-Иди домой, она уже рожает.
Я так надеялась переждать в больнице до утра, но
медсестра вывела меня на крыльцо, показала, в какую сторону идти к метро, и ушла
назад в здание.
Я осталась одна в ночи в чужом и чуждом месте. С
трудом сориентировавшись, я вышла на набережную. Тусклый свет освещал ее
пугающую безлюдность. Хотя появление ночного прохожего испугало бы меня еще
больше. Я не нашла в себе силы выйти на
хорошо просматриваемую территорию набережной и свернула во двор длинного дома.
Стараясь идти дворами параллельно набережной, я выбирала темные места под
деревьями, внутренне примеряя, как буду швырять в лицо гипотетическому
нападающему хну из отданного мне пакета. Полчаса ходьбы мне показались
вечностью. Выйдя к метро, я увидела подходивший к остановке автобус, номер его
мне показался знакомым, и я поняла, что спасена. Через пятнадцать минут я уже
была дома.
Девчонки в комнате забросали меня вопросами о Дине,
но я была в состоянии только лепетать: «Боже мой, как же мне было страшно идти
в темноте…».
Мы смогли навестить Дину только через день. Я долго
плутала по дворам, вспоминая дорогу к роддому, а девчонки корили меня за
невнимательность, наконец, мы попали в справочную больницы, где нам сообщили,
что наша роженица родила здоровую девочку с отличным весом и ростом. Обогнув
здание, мы выкриками вызвали Дину в окно второго этажа, и она, непривычно
оживленная, прокричала нам, что рожала всего двадцать минут, и разрывов было
мало. Через день мы разъехались, и никто не видел, взяла ли Дина с собой дочку
или оставила в роддоме…
В конце августа все вновь собирались после каникул.
От Дины из Туркмении пришла телеграмма: «Встречайте, много груза». Она, как
всегда, везла дыни, арбузы и коробки с
виноградом. На Площади Трех Вокзалов нас подловил частник, который за оплату в
одну дыню доставил нашу компанию на
Стромынку.
В новой комнате (а в этом году нам досталась другая
комната, с выходом на улицу Матросская Тишина, а не на Стромынку) мы устроили
роскошный среднеазиатский пир. Всем не терпелось рассказать о своем
житье-бытье, а я жаждала услышать продолжение той драматической истории, в
которую была невольно втянута в июле.Посреди оживленного разговора я вдруг брякнула: «А дочку как назвала?» -
Дина на секунду смутилась. -«Светка».- «А ты ее у матери
оставила?» - «Да».
Иногда вопросы невольно задаются так, что проще
кивнуть в знак согласия, чем долго объясняться в ответ. Тогда мы не сразу
поняли, что Дина нам ответила неправду. Прошел месяц-другой, и мы с удивлением
обнаружили в нашей комнате пропавшего Гену, невозмутимо попивающего чаек из рук
Дины. Поскольку я считала, что их дочь Света сейчас живет у бабушки, я спросила
у Гены о его отношении к дочери, и не поверила своим ушам, когда он стал
объяснять мне, что их дочь родилась в июне, к сожалению, мертвой. Он
рассказывал это МНЕ, которая в ИЮЛЕ возила САМА Дину в роддом, и которой
доподлинно известно, что родилась ЖИВАЯ девочка.
У меня свело дыханье от изумления. Дина позеленела,
но сидела невозмутимо, не произнеся ни слова. Я не знала, что и предпринять в
такой ситуации. Я только интуитивно понимала, что любое мое слово может
разрушить очень хрупкое состояние восстановленных
отношений этой парочки. Я молчала и наедине с Диной, на меня невольно нападала
робость, какая-то неловкость, и я не
могла задать ей главного вопроса, где же ребенок.
Чуть позже она сказала одной из наших соседок -
своей сокурснице, что ребенка ей не отдали, так как у него были «отклонения».
Правда, другой нашей соседке-малолетке она поведала историю о том, что еще до
родов была договоренность отдать ее ребенка одной бездетной паре, и в роддоме
она отказалась от девочки в их пользу. Гена продолжал приходить к нам, и мы
постепенно привыкли к тому, что они с Диной - стабильная пара.
У нас, старшекурсниц, была своя ответственная пора,
надо было благополучно доучиться последний год и хорошо распределиться, а еще
лучше - постараться решить до диплома свою личную жизнь. Романы с москвичами
завершались - у кого свадьбой, у кого расставанием. Те, кто имел кавалеров в
родном городе, на каникулах ездили домой расписываться с женихами, в таком случае при распределении можно было вернуться к ним.
Вечерами мы иногда гуляли по Матросской Тишине.
Улица начиналась нашим общежитием, потом шла психбольница, далее простирался
комплекс тюрьмы, знаменитой «Матросской Тишины», потом - районная стоматология.
Далее шли двухэтажные деревянные здания, многие из
которых уже были отведены под слом, и из них выселили жильцов. Но иногда в
вечерних сумерках было видно, как на втором этаже мелькает неясное пламя свечи, и, хотя мы обычно гуляли большой
компанией, на душе становилось тревожно и боязно. В эти минуты я вспоминала
свой ночной путь из роддома, и мне становилось тоскливо…
В конце июня мы, выпускницы, обменялись адресами,
прощаясь с остальными нашими соседками. И вдруг – как гром среди ясного неба -
Дина объявила, что уезжает тоже! Гена окончил институт нефти и газа,
распределился в Сибирь, Дина едет с ним. Она бросает институт и выходит за Гену
замуж…И вот они уехали. Молодой муж, не обременяющий свою
совесть думами о мертвом ребенке, и молодая жена, знающая, что их общий ребенок
- больной или здоровый - живет в чужом
месте…
Прошли годы, десятилетия…
Сменился государственный строй, развалилась старая
страна. Иногда, читая о новых нефтяных магнатах, я невольно искала фамилию Гены, - а вдруг и мой старый знакомый заделался
олигархом? Но его имени среди любимцев удачи я не находила.
Главные телевизионные каналы состязались во
всевозможных ток-шоу на темы подкидышей,
а так же детей, перепутанных в роддомах, забытых родителями. Невольно и я примеряла
старую историю, участником которой была много лет назад, на формат такой
передачи. Иногда казалось, что вот
сейчас войдет в зал та самая Светлана, и встретится со своими родителями,
прожившими вместе долгую и счастливую жизнь…
Недавно, сидя в «Одноклассниках»,я стала запрашивать в «Поиске» фамилии друзей
юности. С некоторыми из них общаюсь регулярно, о других я не знала с института.
И вдруг, набрав фамилию Дины, я вышла на ее страницу, с фотографиями и
комментариями. На большинстве фотографий было изображено какое-то семейное
торжество. В женщине моего возраста я предположила Дину, в седом помятом
мужчине я с трудом узнала молодцеватого Гену, старая женщина в цветастом
восточном халате явно была Дининой матерью, рядом сидели молодой мужчина и юная
девушка. Из комментариев стало ясно, что это сын и дочь Дины. Свадебные
фотографии детей, фотографии с внуками. На разных фотографиях компания была в
разном составе, иногда к ним присоединялась Динина сестра. Было видно, что это
счастливое и дружное семейство. Хотя все
указывало на то, что это страница именно моей Дины - ее имя, двойная фамилия с
добавлением фамилии Гены, место рождения,я никак не могла найти в этой зрелой женщине черты той знакомой мне
студенточки. Прошло более сорока лет! Но вот, листая ее электронный альбом, я
наткнулась на старое фото: «Мне 16
лет». С фотографии на меня глянула та
юная Дина из моей московской молодости…
Я написала ей личное сообщение, напомнив о себе и
об общих соседках по общежитию,
рассказала о родившихся у них детях и о
своей судьбе. Было видно, что Дина редко заходит на свою
страницу, и я не ожидала быстрого ответа. Но, вспомнив о ней через некоторое
время, я обнаружила, что ее профиль для меня закрыт. Она не захотела мне
отвечать. Зачем ей призраки прошлого? Зачем ей то, что может напомнить о старой
тайне? Ее жизнь сложилась хорошо: крепкая семья, надежный муж, красивые дети,
сестра, мать в здравии. Да и сама Дина хороша в своем новом образе хозяйки
большого дома где-то на юге Краснодарского края…
Может, и у ее первой дочки Светки все хорошо? Может, в те далекие
времена ее все-таки взяли приемные родители и дали ей столько тепла, что его хватило бы на нескольких родных детей? И
она никогда не узнает, что все могло быть по-другому. У нее наверняка уже есть
свои дети. А может быть и внуки? Ведь прошло больше сорока лет!
У всех все хорошо…. За столько лет Дина, наверно,
забыла об ошибке молодости... Или старые тени иногда посещают ее, тревожа
воспоминаниями, которыми она не может поделиться ни с кем из близких?..
Отчего
же эта история не дает мне покоя?!!
Еще о жизни на "Стромынке" https://www.chitalnya.ru/work/2589446/