Прощание Славянки

Он следовал всегда императиву,
без явной перспективы на потом.
(за мысли вслух имели в хвост и в гриву
начальники, что правили полком.)

Не плакался ни чёрту и ни Богу -
победе отдавая всё сполна…
Зашёл приплызд – свинтил осколок ногу,
на третий день, как кончилась война.

Она прошлась по жизни серповищем,
поискромсала душу на ремни…
Родной посёлок встретил пепелищем
и братскою могилою родни.

Бездомный, за разваленным перроном,
обрёл в шинке ночлег и скудный стол –
за то, что ублажал аккордеоном
любого, кто в рыгаловку зашёл.

Держа обиду под ранимым сердцем –
легко снимал с души бронежилет.
Делил, со всяким - разным страстотерпцем,
бухло и свой дежурный винегрет.

И угорая в выхлопах притона,
без церемоний, скинув политес –
в три дырки крыл комдива-мудозвона,
который обещал ему протез.

Шипела, как змея, шинкарка-ведьма:
"Дождёсси – заметут тебя, глупо́й".
В ответ дрожали, опалённой медью,
медальки возмущённою волной.

Горгона, западая на железо,
перекрестив клешнёю стоматит,
до рвоты пошло, в грязный лифчик лезла –
щипнуть «рванья», чтоб выделить кредит.

Солдат тащил к столу кого попало -
пока не увели аккордеон.
Старуха из шинка его прогнала –
Кузьме с гармошкой скинув опцион.

Он долг вернул зажравшейся лысухе –
спустив жиду в ломбард «иконостас».
И крякнул от сомнительной сивухи -
что подсудобил рыжий пидарас.

Вокзальный мент оформил труповозку.
Спел отходняк священник-фронтовик.
Кузьма… Шинкарка… Рваная гармошка…
Прощание Славянки…

… И кирдык.