Ч 9. мертвецы

Часть 9. МЕРТВЕЦЫ

* * *
Из бессолнечной вынырнув мути
посреди измождённой земли,
о, непразднично праздные люди
на Дворцовую медленно шли.

Это с краской спасительный тюбик
евразийской культуры. Ах да,
в колу сладкую брошенный, кубик
отыскался прозрачного льда.

Скомкав синий бумажный стаканчик,
рассмеялись: — Смотри-ка, и здесь
балаганчик теперь, балаганчик —
из тумана и окриков смесь.

* * *
Без дела живёшь в чахоточной
стране. Для чего? Бог весть.
Что если в бутылке водочной
какая-то правда есть?

Здесь жить хорошо преступнику,
а честный идёт на смерть.
Сто сорок каналов по спутнику,
а нечего посмотреть.

Зачем же ты машешь пультами
и пялишься на экран,
где мальчики с чиканутыми
девицами в ресторан

идут, а потом не парятся,
врубаются и секут?
Гляди, купола упираются
в непрочное небо тут!

* * *
— Куда ты лезешь-то, урод!
Ползи без рюкзака!
В окне автобуса билборд,
огромный, как тоска.

На нём красавица вопит
про магазинов сеть,
но люди мрачные в пути
хотели бы присесть.

Они сказали бы: «Жульё,
и впаривают нам»,
а тут панельное жильё
плывёт по сторонам.

В салоне жжёным сапогом
и топливом шмонит,
и жизнь напрасная кругом
отчаянно болит.

* * *
Одичавшие люди сидят за столом,
про десантников дикую песню поют.
А вокруг за ненужным и диким селом
дикий-дикий назрел мировой неуют.

Но людей не смущает ничто: наливай
водки дикой побольше, да режь огурец!..
«За Победу! За Родину! За Первомай!»
И глядит на них тихо угрюмый Творец.

У него в облаках тишина-синева,
а вот с этими, дикими, надо решать:
всех на свалку? Болит у Творца голова:
«Ну, не клеится с этой страной ни шиша!»

А могли бы не хуже Европы… Ордой
всё оправдывать? Купленной дикой ценой
той Победой? Погодой?.. «Э, лжёшь ты, постой!
Ни одной нет причины! Вообще ни одной!»

* * *
«У Бытия нет ни прошлого, ни будущего.
Бытие есть чистое настоящее».
Парменид

На кухне мать стерилизует банки;
папаша режет кабачки; портянки
на батарее сушатся; лежит
брат на кровати, делая уроки.
Папаша говорит: — Невзоров — жид!..
Всё кончено — стране подходят сроки
приобрести начальный капитал,
и более не плавится металл,
зато кругом бананы продаются.
А я сижу и сочиняю. Кровь-
морковь не зарифмуется боюсь я
и потому пишу: «Не прекословь
диктатору, когда такое время,
когда одна осталась теорема:
“Купить-продать и выручить бабла”».
А мать на кухне делает консервы,
пока отец по-прежнему бла-бла:
— Евреи виноваты! Бабы — стервы!..
И нет надежды что-то изменить.
«Есть Бытие!» — сказал бы Парменид.

* * *
Всё здесь похерено, пущено в переплавку —
мне остаётся только надеть удавку
и оттолкнуть табуретку… Но фиг вам, дудки!
Предпочитаю марши, стрельбу, побудки,
предпочитаю броситься в бой, в атаку,
а не, подобно старому шапокляку,
гнусно висеть на гвозде, трупаком воняя.
Азия, родина, что ж ты тиха, родная?

* * *
Все лгут: от мясника до Патриарха,
и сам себя пугаешься: «А вдруг?
Я тоже? Я, бессмысленного праха
затерянная горсточка?» Недуг
одолевает — язва моровая.
Слабеешь, а кругом такая дрянь,
загнившая, как плоть нетрудовая.
Ох, бесы! Б**, куда теперь ни глянь,
от Президента все и до мальчишки
обделывают тёмные делишки.

* * *
Год за годом, гад за гадом,
и такая тут разруха,
точно всё долбали «Градом»
два весёлых Винни Пуха.

* * *
Перемещается по МКАД
на идиллические дачи
чиновный люд, а там свинячий
шашлык и пламенный закат.

Гремит огромная страна
вдаль по этапу кандалами.
Из водки — бунт, из искры — пламя,
из конформизма — ни хрена.

Эй, бледный офисный гипрок!
Эй ты, московская непруха!
Очнись, пацан! Вставай, старуха!
Лети, весёлый матерок!

* * *
Вот что поняли мы, вот о чём разговор:
человек человеку — чиновник и вор,
металлический киборг, машина.
Но в лесу раскраснелась крушина,
а ещё за пригорком цветёт зверобой,
и ручей говорлив, и с небес голубой
проливается свет несказанный.
Видит мир человек благодарный
не таким, как его подают в новостях,
потому, что не всё — отвращенье и страх,
злая ложь, катастроф неизбежность,
но ещё и бескрайняя нежность…