Самородок
САМОРОДОК
Когда в России было крепостное право, в поместье барина Запрудского Аркадия Петровича жил крепостной мужичок Микитка.
Не имея никакого тяготения к крестьянскому труду, он, как птичка божья, порхающая, распевающая песенки, скоморошничал да балясничал.
Сельский люд о нём говорил: «Хоть он в деле несрушный – ни лапти не сплетёт, ни за сошкой не пройдёт, а народ честной веселить умеет».
Как-то до Петрова дня в село заехал учёный барин, говорят, он немецких кровей, но очень любящий русское слово.
Он всё прислушивался, как лячкают деревенские люди и всё услышанное записывал в книжицу.
Бурмистр Софрон Иванович, желая помочь учёному человеку, послал Микитку к нему, и тот наговорил три короба пословиц, сказок и прибауток.
Дивился и говорил собиратель народной мудрости бурмистру: «Во многих городах и сёлах бывал, но не видел такого краснословца.
А как сказ-то ведёт, словно заправский лицедей, то Кощеем Бессмертным представится, то Бабой-Ягой. Истинный самородок. Ему бы в театре служить и публику удивлять».
Отбыл учёный барин, а бурмистр сказал: «Нечего тебе, Микитка, без дела шататься, у нас тиятра нет. Старый пастух Пахомыч занедужил, вот и будешь пасти овец».
«Воля ваша, Софрон Иванович, – со смиреньем принимаю ваше веление», – насмешливо произнёс Микятка, лукаво изображая полную покорность.
«Попробуй не прими. Ты, говорун, работу крестьянскую прилежно исполняй и меня во грех не вводи, а не то будет у тебя тиятр на твоей спине», – в ответ проворчал почтенный управляющий.
Самородок нисколько не опечалился предстоящему занятию.пасти овец.
«Дело это, – рассуждал он, – совсем нетрудное, пригнал овечек на лужайку, и пусть они щиплют травку, а я буду под кустиком лежать и слушать, как поют птички».
Но оказалось, что труд пастуха тоже нелёгкий. Надо вместе с ясной зорькой вставать, надо стадо от волков оберегать, надо бестолковую скотину на посевы не пускать.
Утомившись от всех обязанностей, он однажды беспечно уснул, словно праведник, а вот проснулся грешником, потому что стада как не бывало. Волки-разбойники овец погрызли да разогнали.
«Ой, батюшки светы, что же будет со мной», – горевал он, когда бурмистр вёл его к барину на правёж.
Барин с попом в саду пили чай, закусывая баранками.
«В чём дело, Софрон Иванович, зачем привёл этого скомороха?» – спросил помещик, убирая чашку в сторону.
«По вашему приказанию я определил Микитку в пастухи, ружьишко дал, чтобы волков мог пугнуть, если они покусятся на вашу скотинку. Только толку никакого, уснул он, а серые злодеи овечек сердешных поразгоняли да поели».
Барин грозно взглянул на провинившегося, отчего тот стал похож на воробушка, выпавшего из гнезда перед кошкой.
Микитка в ответ ещё ниже склонил голову и проговорил: «Батюшка, кормилец добрый, солнышко меня припекло, истома тело охватила и в сон, как в златоверхий терем позвала. Не было сил сладить с ней, и тогда я слёзно попросил Бога постеречь овечек, ведь отец Афанасий говорил не раз, что, если истово помолиться, то господь наш не оставит нас без милости».
«И что же, Бог согласился поработать за тебя, пока ты, бездельник, дрыхнешь?»
«Да, батюшка, ясный сокол, я не услышал отказа, понадеялся на него и уснул».Аркадий Петрович человек был строгий, как и полагается главе хозяйства, но его стал забавлять этот плутоватый крепостной, и он, прикрывая лицо ладонью, чтобы не видели улыбку, иронично сказал: «Выходит, Микитушка, господь наш виноват, но он лицо не подсудное, да, к тому же, не его это дело
И придётся наказать и за то, что ты пытался переложить вину на него. Ну, как, понял? А теперь ступай, Гаврила тебя посечёт, но без ярости, для науки».
Разобравшись с крепостным, Запрудский, обращаясь к батюшке Афанасию, промолвил: «В театр надо его отправить, талантом он Богом наделён».
Когда в России было крепостное право, в поместье барина Запрудского Аркадия Петровича жил крепостной мужичок Микитка.
Не имея никакого тяготения к крестьянскому труду, он, как птичка божья, порхающая, распевающая песенки, скоморошничал да балясничал.
Сельский люд о нём говорил: «Хоть он в деле несрушный – ни лапти не сплетёт, ни за сошкой не пройдёт, а народ честной веселить умеет».
Как-то до Петрова дня в село заехал учёный барин, говорят, он немецких кровей, но очень любящий русское слово.
Он всё прислушивался, как лячкают деревенские люди и всё услышанное записывал в книжицу.
Бурмистр Софрон Иванович, желая помочь учёному человеку, послал Микитку к нему, и тот наговорил три короба пословиц, сказок и прибауток.
Дивился и говорил собиратель народной мудрости бурмистру: «Во многих городах и сёлах бывал, но не видел такого краснословца.
А как сказ-то ведёт, словно заправский лицедей, то Кощеем Бессмертным представится, то Бабой-Ягой. Истинный самородок. Ему бы в театре служить и публику удивлять».
Отбыл учёный барин, а бурмистр сказал: «Нечего тебе, Микитка, без дела шататься, у нас тиятра нет. Старый пастух Пахомыч занедужил, вот и будешь пасти овец».
«Воля ваша, Софрон Иванович, – со смиреньем принимаю ваше веление», – насмешливо произнёс Микятка, лукаво изображая полную покорность.
«Попробуй не прими. Ты, говорун, работу крестьянскую прилежно исполняй и меня во грех не вводи, а не то будет у тебя тиятр на твоей спине», – в ответ проворчал почтенный управляющий.
Самородок нисколько не опечалился предстоящему занятию.пасти овец.
«Дело это, – рассуждал он, – совсем нетрудное, пригнал овечек на лужайку, и пусть они щиплют травку, а я буду под кустиком лежать и слушать, как поют птички».
Но оказалось, что труд пастуха тоже нелёгкий. Надо вместе с ясной зорькой вставать, надо стадо от волков оберегать, надо бестолковую скотину на посевы не пускать.
Утомившись от всех обязанностей, он однажды беспечно уснул, словно праведник, а вот проснулся грешником, потому что стада как не бывало. Волки-разбойники овец погрызли да разогнали.
«Ой, батюшки светы, что же будет со мной», – горевал он, когда бурмистр вёл его к барину на правёж.
Барин с попом в саду пили чай, закусывая баранками.
«В чём дело, Софрон Иванович, зачем привёл этого скомороха?» – спросил помещик, убирая чашку в сторону.
«По вашему приказанию я определил Микитку в пастухи, ружьишко дал, чтобы волков мог пугнуть, если они покусятся на вашу скотинку. Только толку никакого, уснул он, а серые злодеи овечек сердешных поразгоняли да поели».
Барин грозно взглянул на провинившегося, отчего тот стал похож на воробушка, выпавшего из гнезда перед кошкой.
Микитка в ответ ещё ниже склонил голову и проговорил: «Батюшка, кормилец добрый, солнышко меня припекло, истома тело охватила и в сон, как в златоверхий терем позвала. Не было сил сладить с ней, и тогда я слёзно попросил Бога постеречь овечек, ведь отец Афанасий говорил не раз, что, если истово помолиться, то господь наш не оставит нас без милости».
«И что же, Бог согласился поработать за тебя, пока ты, бездельник, дрыхнешь?»
«Да, батюшка, ясный сокол, я не услышал отказа, понадеялся на него и уснул».Аркадий Петрович человек был строгий, как и полагается главе хозяйства, но его стал забавлять этот плутоватый крепостной, и он, прикрывая лицо ладонью, чтобы не видели улыбку, иронично сказал: «Выходит, Микитушка, господь наш виноват, но он лицо не подсудное, да, к тому же, не его это дело
И придётся наказать и за то, что ты пытался переложить вину на него. Ну, как, понял? А теперь ступай, Гаврила тебя посечёт, но без ярости, для науки».
Разобравшись с крепостным, Запрудский, обращаясь к батюшке Афанасию, промолвил: «В театр надо его отправить, талантом он Богом наделён».