Амалий и его лохматый друг, глава 23-24

Глава двадцать третья: Угомонилась

Подступает суббота. Синия по прежнему отдаёт тётушке Ве цацки свои керамические на продажу-обмен, но уже не ждёт, не ищет женских украшения, да и рабочий фанатизм заметно улетучивается. Амалий, устав от вниманий к её рукам, разгуливает на Ии в окрестностях города, уже здороваясь нередко с местными жителями благостно и фасонно, в подавляющем большинстве мужского пола. Грек-меняла, соотечественник тётушке Ве, никак не может угодить мальчику в приобретении свитков греческих авторов, переместившись на центральную ярмарку, так как для философов Амалий ещё не созрел, а легенды и мифы, не попавшие в библиотеку секретаря префекта, были на Палестине редкостью, но рядом с выходным днём Амалий сподобился за семь драхм (огромные деньги для большинства иудеев) купить труды Гераклита, да и засесть за мудреные эти работы, невзирая на жару душного дня и вечера, не в своей каморе, но в апартаментах префекта, чтобы Весиик ему помогал разобраться в сложностях стиля диалектика. Там он и заснул, очнувшись лишь субботним рассветом. Проснулся. Рядом Синия с лирой, двумя пальцами держа её за медные струны.
-Умойся прохладной водой, соня, на средиземной стороне Иерусалима готовятся выступить бродячие артисты. Что у тебя за свитки?
-Гераклит. Греческий философ. Голова чуть не лопнула от его премудростей. Сейчас сменю хламиду на новую тунику.
-Захвати серебро – фиников купим на спектакль.
-Ух, ты и жадная стала! Хорошо. Не обеднею. Иду.
Друзья попали прямо на анонс «Лисистраты». Артисты сплошь греки из Дамаска, поэтому зрителей было немного – греческое серебро в ходу у горожан, не язык. Оказывается, вариант этой комедии у Амалия был совершеннее, но финал её на спектакле был иной, интереснее, чем у мальчика. Лисистрату прекрасно играл юноша-грек с волнистыми волосами по плечи – женщина, да и только. Потом артисты декламировали белый стих Гомера, «Илиаду» которого почитали иерусалимцы. Синия слушала поэму с открытым ртом, Амалий, скучая, отбивался от ос. После представления бродячая труппа собрала медные деньги со зрителей, желая им попасть на Олимп. Уже во дворце, отложив лиру, Синия призналась Амалию, что летом работать не будет и к осени ждёт жениха знатного с острова Сицилия, поэтому мальчик всю ночь горевал, жалея, что скоро потеряет друга.

Глава двадцать четвёртая: Знакомство

На третий день после спектакля Амалий по официальной обязанности явился на балкон, чтобы выслушать поручение от Марулла или Лииса, но его там ждал сюрприз. Опершись на колонну, поигрывая соломенным веером, стояла статная, рослая, в то же время изящная женщина, достойная руки Праксителя, с глубоко посаженными огромными глазами и хорошо прочёсанными белыми, именно белыми, волосами, густыми и тонкими, почему-то коротко подрезанными. Это была женщина-врач, тридцати восьми лет, но выглядевшая лет на десять моложе, жена римского прелата, другими словами, нотариуса, по имени Валерия. Одета она была в красный пеплос, расшитый золотыми нитями, с золотыми же фибулами на боку.
-Отверзни око, отрок, - со смехом она выплюнула Амалию, после трёхминутного столбняка восхищённого мальчика.
-Как ты красива! Божественна. Афродита, да и только, - ответствовал уже влюблённый секретарь.
-Неплохо для малыша. Что ты тут делаешь?
-Я… я… Мне… Секретарь. Помощник Марулла, его секретарь.
-Аа, это тот юноша, что покорил не только префекта, но и царя Иудеи.
-Я Ирода Агриппу не встречал, не видел.
-Я тоже тебя не видела, но в Риме уже знают о новом секретаре Марулла, который получает жалование на уровне секретаря Калигулы.
-Я не виноват Я не просил царя об этом.
-Не огорчайся, кому надо знает о том, что ты такое жалование заслужил. Хотя бы… Ты, правда, вызубрил римское право?
- Не только выучил, но и разобрался в нём. Мне помогал Лиис, - показал рукой на входящего через проём референта возбуждённый Амалий.
-Годы, годы… Тебе сколько их? Пятнадцать? Надеюсь, ты хорошо считаешь?
-До тысячи. Потом десятками и сотнями. Скоро четырнадцать, - прибавил год радостный секретарь.
Да, радостный. Даже счастливый. Но не из-за того, что его уже знали при императорском дворе, а по причине, что такая красавица соизволила с ним беседовать так запросто, почти на равных. Когда вышел Марулл в бардовой хламиде с лавровым венком на лысеющей голове, Амалий скромно ретировался. В проёме остолбенел: Валерия вмиг заметила его уход, сразу крикнув вослед: я к тебе зайду после вручения грамот.