Прощённое Воскресение

     Прощённое воскресенье

Вот он, главный день перед постом,
Время покаянья и прощенья.
Млеет площадь ярким лоскутом
В масленичное воскресенье.

Млеют души в сытности блинов,
В звоне чарок, в блеске самовара,
Серость драпа, красочность обнов
В вихре бесшабашного угара.

Но над этой пёстрою толпой
Веет дух Всевышнего сознанья
И вселяет в праздный непокой
Робкие крупицы состраданья.

Вдруг заноет гордая душа
Под напевы праздника святого,
И в сумбуре мыслей чуть дыша,
С губ сорвётся праведное слово.

Засияет радость в блеске глаз,
Кротко отзовутся струны – нервы,
Прорастёт сквозь фальшь банальных фраз
Доброты росточек самый первый.

Значит, стоит знак от неба ждать,
Значит, знает нищенка седая,
С верой в неземную благодать
Как прожить, о ближних сострадая.

С думой о чудесной стороне,
Будоража сердцу дорогое,
С чаяньем о будущей весне,
В знак приобретённого покоя.

И во имя веры во Христа,
Ради нас принявшего мученья,
Оживут блаженные уста
В возгласе взаимного прощенья.


                  ***
Должно быть, мир сошёл с ума
И одичал от пессимизма,
И опрокинулись дома
В лихую замять терроризма.

Огни пожарищ тут и там,
В руинах с рвущимся металлом
И смерть за нами по пятам
Бредёт с холщёвым покрывалом.

Не скрыться за глухой стеной,
Когда любовь и та в упадке,
Когда огромный Шар Земной
Трясёт в смертельной лихорадке.

Не спрятать голову в песок,
Боясь расправы и расплаты,
Мы в том, что камни бьют в висок,
Возможно, сами виноваты.

Что толку от фальшивых фраз,
В истории так много «изма».
И вот опять, в который раз,
Сгорает мир от фанатизма.

Фанатикам досталась власть
И им, конечно, нет прощенья.
Нам только бы самим не впасть
В слепую ярость отмщенья.



                         ***
Вновь гитара грустит про голодных волков,
На себя примеряя потери.
Для забывших уют и родительский кров,
Плачут струны о загнанном звере.

Дорогие черты затерялись во мгле,
Нет заблудшим ни сна, ни покоя.
И гитары поют о добре и о зле,
Часто путая то и другое.

В чём истоки и корни российской души?
Без скитаний она одинока.
И в январскую ночь,
В бесприютной глуши
Слышен зов одинокого волка.

Застонала душа, замерев на бегу,
После душного мрака неволи,
Оставляя следы на глубоком снегу,
На ветру обжигаясь до боли.

Стынь бескрайних равнин и чащоб бурелом
Для того существуют на свете,
Чтоб зажмурить глаза и идти напролом,
Невзирая на холод и ветер.

Пусть удары судьбы бьют наотмашь опять,
Сердце рвут, всё равно я не струшу.
Нам дано волчью жизнь на себя примерять,
Что бы выстрадать русскую душу.


                     ***
С душой обветренной и чистой,
Как в дни далёкой старины,
Кружат заезжие артисты
По всем окраинам страны.

Талант не меряя копейкой,
А быт житейской суетой,
Комфортно им под телогрейкой
В сей непрактичности святой.

Не ждёт их блеск столичной сцены,
(Лишь в веке раз «парад планет»),
Все люди к сожаленью тленны,
Но их дела и мысли – нет.

Для счастья им так нужно мало,
Артист всему безмерно рад,
Их дом - гримёрки и вокзалы,
Да общежитий душный смрад.

Но вот, порывисто, речисто
Звонок на сцену вновь зовёт.
И снова блеск в глазах артиста,
И лишь театром он живёт.

                         ***
Играет ветер налегке вечерним платьем,
Сюжет замешен на грехе с коротким счастьем.
И дни и ночи напролёт грешу и каюсь.
Возможно, это всё пройдёт, а я останусь.

И отольются все дожди, терзая память,
И уж маячит впереди метелей замять,
Осенний ветер в окна бьёт, опущен парус,
Возможно, чувственность уйдёт, а я останусь.

Всё изменяется вокруг, лишь я в надежде,
О том, что самый верный друг со мной, как прежде.
Забудут гнев мои враги, изменят статус,
Уйдут обиды и долги, а я останусь.




      Пир во время чумы

Как известно, бытует в народе
Опасенье сумы и тюрьмы,
Перед страхом расплаты приходит
Час прозренья во время чумы.

Плотны ставни и крепки запоры,
Пьют и спят под столами в повал,
Аферисты, мздоимцы и воры,
Неизбежный предвидя финал.

Льётся зелье в стаканы рекою,
Но угрюмы они не спроста,
Не дождаться ни сна, ни покоя,
Если совесть давно нечиста.

Пьют без меры уставшие гости,
Захмелели от яств и вина,
Страх и мысли о скорбном погосте,
Заглушает хмельная волна.

То стучат себя в грудь отупело,
То рыдают у кромки стола,
Льнут к кресту, опасаясь за тело,
Позабыв, что душа умерла.

Всё в одно – свальный грех и причастье,
Пьяный бред и святые псалмы,
Запоздалые слёзы о счастье,
На застолье во время чумы.


                     ***
Сказал мудрец, что твердь земная
Покоится на трёх китах.
Ему видней, но мы то знаем:
Мир держится на ч у д а к а х !

Они в неистовстве фатальном,
Бредя тернистою тропой,
В своём упрямстве гениальном
Толкают Землю пред собой.

Казалось бы, неотвратимо
Уходит время чудаков,
Но их слова звучат незримо
Потомкам из глубин веков.

И многих бездарей тщеславных
Снедает зависть в наши дни,
Что гениям не будет равных,
Хоть ныне в редкости они.

И на костёр не ради славы,
Те чудаки на муки шли,
А потому, что были правы
И истину познать смогли.

Смогли узреть в лучах рассвета,
Что смыслом жизнь наделена,
И то, что круглая планета,
И то, что вертится она.


                        ***
Боль утраченных грёз не измерить строкой,
Радость прожитых лет не вернётся.
То ли иволги плачь над уснувшей рекой,
То ли песня печальная льётся.

Сколько веры в сердцах, столько горя и слёз
Пережито, знакомо до боли,
То, что дорого было, попало под снос,
Затерялось в непаханом поле.

Снова всадник в седло и нога в стремена,
И в спираль закрутилась эпоха,
И привстав на дыбы, вдруг рванулась страна,
Да в аллюр, не предвидя подвоха.

Вновь порывистый конь закусил удила
И помчался, не видя дороги.
Говорят, если тройка гнедых «понесла»,
То уже не помогут и боги.

И беда подступила: на полном скаку,
Увязая в снегу по колено,
Конь хрипит, оступаясь на каждом шагу,
С губ сметая кровавую пену.

Заблудились в степи, сколько плётка ни жгла,
Уж не ждать ни тепла, ни подмоги,
Воют волки вдали, а вокруг только мгла,
А вокруг ни тепла, ни дороги.

И лихой конь устал, и в крови удила,
А вдали то ль гульба, то ли тризна.
Ты, конечно, такого конца не ждала,
Моя милая сердцу отчизна.



 Поколение семидесятых

Итог отчаянной борьбы,
Финал мучительного спора:
Мы отыграли у судьбы
На право жизни без укора.

Теперь другим настал черёд
Испробовать своё уменье
И хорошо, что дождь идёт,
Когда нисходит час прозренья.

Он как прощения слеза,
Тот дождь, что сыплется над нами,
Когда туманятся глаза
И свет горит в оконной раме.

И ждёт «святая простота»:
Дождь отшумит и станет звёздно.
И снова с чистого листа
Начать игру ещё не поздно.

Но думать так мешает стыд,
Нам, ошибавшимся и правым.
Усталый взгляд едва скользит
Из - под пластмассовой оправы.

Но и того, что отцвело,
Что отзвучало и отпело,
Нам провожать не тяжело,
И смотрим мы на юных смело.


                       ***
Я мальчишкой всегда на ответы был скор,
Размышлять не хватало терпенья.
И, когда возникал неожиданный спор,
Никогда не менял точку зренья.

И, чеканя слова о «добре» и о «зле»,
Говорил я улыбчивой маме,
Об извечной борьбе этих сил на земле,
Что добро быть должно с «кулаками».

Я с годами постиг много истин земных,
Много праздных сомнений оставил.
И немало видал «правдолюбцев» иных,
Много знал исключений из правил.

И я видел, как люди идут напролом,
Как ликует корыстная зависть,
Как добро неизменно становится злом,
Если правит слепая ненависть.

Знаю точно, добро будет вечно в цене,
В рьяном споре с шальными ветрами,
Но теперь я уже не уверен вполне,
Что добро быть должно с «кулаками».