* * *
Стёрло время
славное
Позолоту старую,
Кружева на столике,
Низенькую дверь.
Расписные коврики,
Гипсовые слоники
Милыми наивными
Кажутся теперь.
Там вдали останется,
С доброй сказкой сплавится
Прошлый незатейливый,
Неприметный быт.
Всё, что было светлого,
Доброго, заветного,
Что любовью славится,
Память сохранит.
Как мечта высокая –
Детство синеокое,
В старом ветхом домике
Жизнь моя текла.
Расписные коврики,
Гипсовые слоники –
Милое далёкое,
Сколько в нём тепла.
* * *
Фолианты
древних манускриптов
Ожидают свой заветный час –
В тайных знаках неистлевших
свитков
Мудрецов пророчественный глас.
Сбудутся ль пророчества иные,
Или канут в Лету на века,
Лишь утёсы ведают немые,
Да седые в небе облака.
Слышится в
глухих раскатах грома
Вещий зов кочующих племён.
Непреложных истин аксиома
В этом эхе из былых времён.
И назло сказаниям былинным,
Нам сулящим смерть, а мы живём! –
Полыхает красная калина
Молодым, порывистым огнём.
ПРИТЧА О ПАДАЮЩЕМ ДЕРЕВЕ
Гранитные скалы, покрытые мхами,
Под северным небом угрюмо стоят
И, дремля в обнимку с шальными
ветрами,
Молчание в гордом покое хранят.
На сгорбленных склонах бесплодной
породы,
Среди валунов нескончаемых груд,
Как будто назло грозным силам
природы,
Деревья на камнях упрямо
растут.
Склонившись, осокорь над
пропастью гнётся,
Под натиском ярых, холодных ветров,
Он, видно, устал с непогодой
бороться
И
рухнуть в стремнину потока готов.
Зачем на страданье просыпалось
семя,
Которое вихрем несло и несло;
В расщелине скал,
затерявшись на время,
Оно здесь осталось и здесь
проросло.
Зачем ему жизнь, если рос он на
гибель,
Зачем ему свежего утра глоток,
В неравном бою, обречённый
воитель,
Зачем ему жить, если мир так
жесток?
И вот, когда сил для борьбы не
осталось
И мох подступил к обнажённым
корням,
Услышал он голос пичуги:
смешалось
В том ропоте боль, и надежда, и страх:
«Ах, милое дерево, слышишь, не
падай,
Гнездо я свила у тебя меж ветвей,
Погибнут птенцы, моей жизни
отрада,
Не падай и деток моих пожалей».
Вдруг словно бы шелест прошёлся
по веткам,
То ветви сплотились, дрожа всей
листвой.
И солнце, прищурив усталые веки,
Метнуло сквозь тучи свой отблеск
живой.
И дерево, споря со всеми ветрами,
Роняя листву на холодный гранит,
В иссохшую почву вцепилось корнями,
Вцепилось упрямо – да так и
стоит.
*
* *
Я уже не думаю о том,
Что мой путь по жизни бесконечен,
Я на склоне, скользком и крутом,
Уж не столь наивен и беспечен.
Мне с годами
многое видней
И хоть мир не кажется тревожней,
Но к мерцанью призрачных огней
Отношусь намного осторожней.
Я живу в сомнениях томим,
Шумной славой путь мой не
отмечен,
Но небесным ангелом храним,
С тихим счастьем в юности
повенчан.
Солнце или звёзды на до мной,
Тем теплом душа моя согрета,
Пусть мне ветер звонкою струной
Пропоёт про многоцветье лета.
Буду слушать песенный мотив,
Мне ещё не хочется покоя.
Ничего, что снова загрустив
Я теперь подумал про другое.
Лишь бы
знать, что будут впереди
Радости, сомненья и тревоги,
Только бы осенние дожди
Не размыли горные дороги,
Только бы
метель и холода
Не мешали песенному слогу,
Только б путеводная звезда
Освещала долгую дорогу.
Жаль, что всё проходит, ну и
пусть,
Посидим, подумаем немножко
И опять вперёд – заветный путь
Пусть укажет лунная дорожка.
* *
*
Тот ливень
лил, как из ведра
И небо тучами чернело.
Водой залило полдвора,
А я в окно смотрел несмело.
Потоки шумные
воды
Рождали брызги, с крыш слетая,
И в этом буйстве красоты
Блестела зелень молодая.
Я в ту минуту счастлив был,
Пусть лишь на миг, пусть на
мгновенье…
Но видит Бог, я сохранил
Минуты этой впечатленье.
А струи
тёплого дождя
Терзали листья, били в стёкла,
Беседка грузно, как ладья,
Средь луж до жёрдочки промокла.
Я в изумлении застыл:
Казалось жизнь продлится вечно,
А голос разума твердил,
Что в этом мире всё конечно.
А дождь всё
лил, как из ведра
И не было ему предела.
Ах, эта жизнь, что так щедра,
Мне б никогда не надоела!
*
* *
Предосеннюю грусть не скрывая,
Что уже ни к чему суета,
Дождь идёт, мерно ритм отбивая
По упругой мембране зонта.
Серый дождь, окажи мне услугу,
Спрячь за сумраком синюю даль,
Я тебе, словно давнему другу,
Доверяю свою печаль.
Я шагаю по листьям примятым,
По слежавшейся мокрой траве.
Морося над зонтом покатым,
Грустный дождь словно вторит мне.
Он, конечно, со мной согласен,
Слышу явственно в шуме дождя
Подтвержденье тому, что напрасен
Был итог прежней веры в себя.
Гордой веры в упрямую силу,
Непокорную хлёстким ветрам,
В ту, что ныне с годами остыла
И сменилась хандрой по утрам.
Ну и пусть, ни о чём не жалея,
Я устало бреду по меже,
Об одном лишь подумать не смея,
Что весну не воротишь уже.
*
* *
Все ныне ропщут, время проклиная,
И прибавляют, горечь затая,
Что раньше жизнь была совсем иная
И были благодатнее поля.
Да! Что-то в этом мире происходит,
Взираем мы на прошлое из тьмы.
До нашего сознанья не доходит,
Что виноваты в этом только мы.
Должно быть мы и сами измельчали
И голос наш от страха тих и глух.
Мы в иступленьи властно лишь
кричали
На немощных , убогих и старух.
Мы торопились, даже не скрывая,
На рай мещанский душу променять,
На подлость шли за ломоть каравая
И не хотели главного понять.
Вот он стоит, всевластвуя над
нами –
Слепой кумир, влекущий нас во тьму.
Мы сами ему гимны воспевали,
Мы сами славу создали ему.
Перед людьми в ответе, перед
Богом,
Не веруя ни в Ад ни в Благодать,
Склонились мы в смирении убогом
И свой мирок боимся покидать.
Вовек мы не избавимся от страха,
Пока не осознаем эту суть.
И разве могут звёзды Зодиака
Нам указать прямой и верный
путь?!
Решает каждый сам на этом свете,
Какой дорогой к счастью он
пойдёт.
И важно только не стоять на месте
–
Лежачий камень ряской порастёт
* * *
Как к слогу – слог, к строке –
строка,
В соединении непрочном,
Но чистом, светлом, непорочном,
В
твоей руке моя рука…
*
* *
Назло житейским мелким бедам,
Презрев судьбы слепой удар,
Поэт останется поэтом,
Пока горит в нём Божий дар.
Размах весны и зрелость лета
Поэт стремится передать.
И он останется поэтом,
Пока он верит в благодать.
Пока в нём бродит навожденье
Про страстный жар влюблённых уст,
Пока приходит с ним в движенье
Вся глубина ярчайших чувств.
Но ощущает он при этом,
Что жизни свет задует смерть.
И он останется поэтом,
Пока в нём есть чему болеть.
До той поры, по всем приметам,
Чтоб душу далями терзать,
Поэт останется поэтом,
Пока он знает, что сказать.
ВЕСНА ЖИЗНИ
И вновь природы пробужденье,
Повсюду гомон, шум и звон,
Земля очнулась от забвенья,
Прошёл тяжёлый зимний сон.
Да. Что земля, я сам, как будто
Проснулся, ожил после сна,
Со мною маленькое чудо
Свершила дерзкая весна.
И тонет грусть в весенних лужах,
Подруга холода и тьмы,
Что накопилась в наших душах
За время сумрачной зимы.
Пока размытые дороги
Ещё разбиты и грязны,
Пока сады ещё убоги,
Но всюду признак новизны.
Всё к новой жизни пробудилось,
Мир ждёт метлы весёлый взмах,
Смести всё то, что накопилось
В сердцах и душах и умах.
Промчит гроза, стук капель мерный
Пройдёт по пыли и золе,
Чтобы очистилось от скверны,
Всё то, что живо на Земле.
И солнца тонкие волокна
Согреют ветви тополей,
А люди трут и моют окна,
Чтоб стало чище и светлей.
* * *
Чем чаще всуе думаем о смерти,
Тем жажда жизни крепче и сильней
И прошлое в житейской круговерти
Вплетается в узор грядущих дней.
Завидуя порой пернатым стаям,
Им смотрим с грустью пристально
вослед.
И в этот миг чуть- чуть
приоткрываем
Мы счастья неразгаданный секрет.
Живу лишь только светом ожиданья,
Лишь только этим жизнь моя полна,
Пройдёт пора мятежного скитанья,
Рассеется сомнений пелена.
И я во след несбывшимся надеждам,
Махну слегка усталою рукой,
Наперекор житейским мелким бедам
Вновь обрету смиренье и покой.
И в этот час подскажет робко
сердце,
Что ты опять поверила в меня,
Что вновь тебе так хочется
погреться
У моего спокойного огня.
СТРОЧКИ НА МАНЖЕТЕ
Я не художник, вовсе нет,
Рука окрепнуть не успела,
Но профиль Ваш, Ваш силуэт,
Выводит кисть легко и смело.
Пусть в этот миг раздастся гром!
Чтоб донести Вам строчки эти –
Горящей искрой, как пером,
Пишу поспешно на манжете.
Сентиментальность не при чём,
Но к тайнам грёз открыта дверца
И образ Ваш, он как лучом,
Впечатан в трепетное сердце.
Пусть грянет град, пусть дождь
рекой,
Лишь мы одни на целом свете.
Горящей, яркою строкой
Слова пылают на манжете.
КОЛОДЕЦ
У старых верб заброшенный колодец,
Просевший и заросший лебедой.
Он как заблудший в поле
богомолец,
Последнею поделится водой.
Он старожил покинутых селений,
Забытых троп и заводей глухих;
Немой свидетель смены поколений,
Он помнит прежних жителей своих.
Над ним ночами стонет ветер глухо
Дождливою и сумрачной порой,
Он помнит, как скрипел, трещал и
рухнул
Себя изживший, сгнивший
домострой.
Но не забыть, как билась цепь по
срубу
Под звонкий смех девичий по утру,
Как в знойный день тянулись жадно
губы
К наполненному влагою ведру.
Теперь к нему тропа уже не
вьётся,
И всё-таки, поверьте, неспроста
В покрытом мхом, заброшенном
колодце
Вода по-прежнему прозрачна и
чиста.
* * *
Багряный октябрь догорел и затих,
Земля отдохнула от зноя
И в сердце звучит отдалённый мотив,
Мотив тишины и покоя.
Отрадная радость, грустить ни о
чём
Под музыку листьев шуршащих;
А осень последним, прощальным
лучом,
Напомнит о днях уходящих.
Мне радостно вспомнить о
светлом былом –
Промчалось весёлое лето,
Летят журавли, машут белым крылом
В лазури осеннего света.
А с ними, быть может, вдогонку,
вослед
Печали мои улетали
В прекрасный и дивно далёкий
рассвет,
В бескрайние синие дали.
Торопимся жить, чтобы больше
успеть,
А много ль нам в жизни осталось!
И только напомнит осенняя медь,
Что нужно нам самую малость.
* * *
Я отцвёл, отлюбил, отпылал,
Словно яркие блики рассвета,
Но в лугах шелестит астрагал,
Что последняя песня не спета.
А глаза вновь загадку таят,
Я украдкой любуюсь тобою
И ловя каждый жест, каждый
взгляд,
Насыщаюсь опять синевою.
И не жаль ни тебе и не мне,
Что под музыку грусти несмелой,
В этой дивной лазурной стране
Стало зябко от проседи белой.
ЛОШАДЬ
Больничный двор отрада для поэта,
Не встретишь здесь беспечных,
светлых лиц,
Здесь даже в дни безоблачного
лета
Почти неслышно щебетанья птиц.
Рабочий стол мой от окошка с краю,
К нему я поднимал усталый взор;
Из года в год я с грустью созерцаю
На этот тихий неприметный, двор
Но что всего отраднее бывает,
От дел насущных душу веселя,
Смотреть на то, как лошадь
проезжает
С поклажею больничного белья,
Не сетуя на доводы прогресса,
Как, видно, не пора ей на покой.
И я смотрю на лошадь с интересом,
Отвыкший от экзотики такой.
Когда ж она в сторонке отдыхает,
Уставшая, наш гость из дней иных,
Она понуро шею опускает,
Любимица здоровых и больных.
Как отзвуки мелодии прощальной,
Как строчки, что знакомы
наизусть,
Так вид её задумчиво-печальный
Наводит на лирическую грусть.
И столько в ней доверчивости
милой,
И мудрости, доступной только ей,
Что многих нас она заворожила
Безропотной покорностью своей.
И верю я, для всех нас лошадь эта
Средь бурь и гроз житейской
суеты,
Как островок, как добрая примета
И воплощенье кроткой доброты