Цикл: Проба пера 2005

­­­­­­­­­­­ДАЛЬТОНИК.

– Случайно не подскажете, на какой свет
лучше дорогу переходить?
– Лучше, на «зелёный».
– Вы знаете, я дальтоник.
– Я тоже.
– А как же вы переходите?
– Как все. Смотрю, когда двинутся силуэты.
– А почему все идут быстрее и быстрее, а вы стоите?
– Да заболтался тут с вами.
Взгляните на небо – говорят, оно синее.

ОЧКИ.

– А почему вы видите, а я нет?
– Потому что у меня есть глаза.
– Но у меня по правде сказать, тоже есть эти... глаза.
– Они у вас в очках. Снимите их немедленно и разбейте вдребезги!
Можете носить пустую оправу, чтобы не выделяться в толпе.
Ну, и как нам теперь видится?
– Ни фига себе! Это столько в очках?
Нет, нет! Вон один в оправе – улыбнулся нам.
– Мы всегда улыбаемся при встрече, глядя в глаза.  
Солнце не бликует в линзах, и они не скрыты под тёмными стёклами.
Посмотрите.
– Это что, дерево? А это? А это? А это что?
Его, ни фига себе!
– Да, это собачье дерьмо.
– Ни фига себе! Какое оно.. оно.. оно..
– Какое?
– Не могу описать! Оно лежит, такое...
– Красивое?
– Да нет, это глупо! Это – где-то выше!
Надо же, собачье!
– Сейчас, я придержу вас за локоть. А вы, очень осторожно
поднимете голову и взглянете на небо. И попрошу вас. Очень попрошу.
Пожалуйста – воздержитесь от не нормативной лексики.
Ну-у-у-у...
– ОХ, И НИ УЯЖ СЕБЕ...

ДАВАЙТЕ ВСЁ!

– Сколько?
– Давайте всё!
– Всё, не могу. С чем я тогда останусь?
– Ну, тогда – половину!
– Половину нельзя.
– Почему?
– Потому что одна холодная, а другая горячая.
– Тогда – часть.
– А где вы здесь видите часть?
– А если целую например, взять и клонировать? Я заплачу.
– Мужчина... это – невозможно клонировать.
– И что мы будем делать?
– Не знаю... ждать....пока сама отпочкуется.
Потом, положи это – на дно своего Сердца.
И будь счастлив.

ХАЙМ ПРИШЁЛ ОТКРЫТЬ ОКНО.

– В чём дело, Хайм?
– Хайм пришёл открыть окно.
– Как объяснить девочке?
– Хайм объяснит девочке.
Девочка моя! – скажет Хайм – Я прожил жизнь и до сих пор жив.
И знаешь почему? Потому что живя жизнью нельзя умереть.
Можно умереть, не живя жизнью. Живя прошлым или будущим,
ты – застрял на обоих. Ты сильно влево, или вправо. Ау-ау!
Ау есть – нет людей. Они заблудились, ты потерялся.
Найди себя, и ты встретишь людей. Многие помогут.
Кто-то, навредит. Это – жизнь, девочка.

Хайм, не будет открывать окно.
Если захочешь, сделаешь это сама.

СВЯТОЕ МЕСТО.

Это место – запрыгали прыгалками. Забегали бегалками.
Его засмотрели глазами, и плюнули. Хорошо – на ходу.
Это – Святое место. Ему очень много лет.
Оно тонуло, и поднималось из океана несколько раз.
Ему очень много лет. Оно всё – помнит.
Если годы жизни – возвести в степень, и сложить наши жизни, сынок...
Когда утром идёшь на работу, обойди эту лужу.
Улыбнись и обойди. И Оно тебя наполнит.
А другим – напомнит.

ГЛАЗКИ.

– Доктор, не могли бы вы закапать мне?
– Мог бы. Куда вы предпочитаете?
– Давайте сначала в глаза. Там резь какая-то.
– Хорошо, откройте их. Угу, так-так... замечательно. Закройте.
А мы в курсе, что они у нас вставные?
– Ой, доктор! Нет доктор... я вообще-то такой с рождения!
А как мой диагноз звучит на латыни?
– О-о-о, на латыни он звучит очень красиво!  
Доктор произнёс его два раза подряд, а потом,
записав диагноз на листочке, протянул мне:
– Не потеряйте.
– Спасибо, доктор! Это так неожиданно...
Я прилягу у вас на кушеточке?
А вы всё-же, покапайте мне, покапайте...

СКОРО «ВЕРБНОЕ».

Я не влез, меня силой втолкнули в утренний автобус. Где битком, как..
Почему сразу: как сельди в бочке? Вы выбирайте выражения!
Где битком, как.

На запотевшем стекле, в струйках влаги, детский пальчик –
чертил загогулины, и протирал круглые окошечки во внешний мир.
– Ба, а ба!
– Ты уже съел мороженое. Конфеты получишь дома после ужина.
Дай рот вытру.
– Ба, а почему птицы летают?
Гвалт стоял страшный. Все говорили по мобильникам.
Те, кто с плеерами – посылали эс-эм-эски. Связь была, так себе.
Фиговая. Железный автобус глушил, кряхтя и проседая на поворотах.

Я заметил её сразу – она молчала. Неважно кто заметил первым.
Мы встретили глаза друг друга и всё поняли. Она улыбнулась
и не размыкая губ произнесла: «Аллах Акбар».
Я не знал, успею-ли...
Женщина отвела глаза и позволила мне прочесть «Отче наш».
И только после этого нажала на поясе кнопку.
Раз. И ещё раз. И, раз.

Двери с шипением открылись, и меня вытолкнуло,
вместе с выходящими пассажирами, на какую-то остановку.
В её сумочке резко зазвонил телефон. Двери начали 
со скрипом сходиться, и автобус тронулся.
Глядя на меня сквозь стекло, она вынула трубку
и нажала верхнюю зелёную клавишу.

Дальше, плохо помню...
Помню – крупные куски стёкол из сигаретной палатки
на асфальте... и подушечки «Орбита» в грязи, возле лица.
И пудель. Светло-коричневый и мелкий.
Как он – процокал, принюхиваясь...
Купированный хвост с шариком на конце.

Милая моя, скоро «Вербное»! Сколько детей у тебя остались сиротами.
Сколько сирот осталось с твоими детьми.
Господи помилуй!

ЦЕЛЫЙ МИР.

– Вы не подскажете, где выход?
– Везде. Впрочем, вас интересует выход из ситуации, или вообще любой?
– Откровенно говоря, меня интересует как это работает.
– Другими словами, вас интересует сам принцип выхода? –
доктор бросил на меня быстрый взгляд – Позвольте задать вам
ещё один вопрос – Вы знаете что такое – вход?
– Смутно догадываюсь – признался я.
Доктор доверительно наклонился и тихо произнёс:
– Я, вообще без понятия. Могу сказать только, что выход и вход тесно связаны
между собою. Они – одно целое. Может мы, люди, назвали это разными словами.
Температуру мерили?
– 36,6 доктор.
– А на Солнце, больше 60.000 градусов.

Мы смотрели в окно – на город наваливалась весна, топя, заливая его по крыши.
Смотрели на Солнце, подарившее нам радость. Друг на друга.
И чокаясь, пили воду из графина. Пыльного графина. Тёплую воду. 
Где уместился – целый Мир, вмещая нас с доктором.

Я ПОЛУЧАЮ, КОГДА ОТДАЮ.

Этим утром, я поднялся с постели и отправился на колхозный рынок.
Подойдя там к знакомому продавцу, я принялся не спеша выбирать себе зелень.

– Дарагой! Смотри какая груша – улыбнулся продавец.
– Мне, пожалуйста, вот этот помидор и кинзу – негромко сказал я.
– Дарагой, ты грустный сегодня. Не хочешь говорить?
Тогда, я скажу:
«Это вино, мой дед поставил пять лет назад. Смотри – полный стакан.
Из этого стакана пьёт весь рынок. Оно рубиновое с утра, и гранатовое на закате.
Это вино не отмывается с пальцев. Губы – остаются в нём надолго.
Им обоим нравиться это...

Посмотри, я весь седой, у меня щетина как у тебя.
Ты не бреешься – это модно, я – потому что устал каждое утро.
Я брился каждое утро и, однажды, отложил бритву и пошёл на рынок
за кинзой и помидорами. И вот я здесь, уже много лет...
Я налью тебе, ещё половину.

– Как вас зовут?
– Ты не поверишь дорогой, будешь смеяться!
– Вас зовут Гиви?
– Не поверишь, дорогой! Меня зовут...
Сегодня опять, не могу тебе сказать. Извини...
Придумай сам – какое-то название.

Кинзу с памидорами взял?
Грушу, забыл.

БРИГАНТИНА.

Крики чаек будут кружить надо мной,
Качаясь, крича, заново, знакомо:
"Прощай, прощай!" – тонкие и резкие крики на фффоне прибоя,
на ффоне шшшума, котоорый накатыфффает не мешшаая
и всё перемешшшифая в насссс…

Бригантина поднимает якоря.
Просмоленный канат под лебёдкой, в страшный натяг,
гулко резонирует во всём корпусе. На когтях якорей –
белый песок западных, вперемешку с чёрным, из восточных морей.
«Весёлый Роджер» встрепенулся на флагштоке.

Свою команду я набирал по всему свету, на всех континентах.
Среди отребья, с глазом прожигающим тебя ненавистью, другой –
потонул под чёрной повязкой, попадаются белозубые красавцы!
Их глаза пахнут, как утренний океан...

И те и другие убивают одинаково безжалостно.
У них отняли выбор.
В первую очередь, они убивают – сохраняя свои. Как иначе?
Во вторую – им нравиться битва, запах крови.
И только, в третью – из-за золота.
Им вернули выбор и они сказали: «Океан станет нашей могилой».

Кивнув, я даю команду боцману.
Он встаёт широко расставив ноги, к штурвалу,
рыжий и всклокоченный как закатное солнце, и бригантина…
Компас вырван с мясом ураганами и штормами.
Осталось латунное основание. На его стенках,
в чаше от компаса – ледяная роса!

И судно – дрогнув, качнувшись, вспенив волну,
отправляется в неизвестность. Мерцая, пропадает из виду...
Чтобы появиться когда-нибудь, где-нибудь, в какой-то точке
на карте океана, снова став бригантиной.
Сейчас – здесь.

Крики чаек будут кружить надо мной,
качаясь, крича, заново, знакомо...

ИНЬ И ЯНЬ.

– Знаете доктор, Инь и Янь...
– Знаю... Я видел Инь и Янь так же, как вижу вас сейчас.
– Вам повезло доктор. Не каждому дано видеть это.
– Каждому.
– А что для этого нужно?
– Да ничего не нужно. Для этого, всё уже есть.
– Доктор, я думал...
– Вот давайте с этим, поменьше. Прям, гомеопатия.
Чем больше разбавляешь, тем сильнее эффект.
Тысяча разбавлений, и там – даже молекул не осталось.
Один эффект.
– А если – 100.000 разбавлений? 
Доктор точил карандаш. Он посмотрел на его кончик,
сдунул, и начал заново.
– Оглянитесь вокруг – негромко сказал он – Всё это,
и есть – сто тысяч разбавлений.

КЛАВА.

Клава! Я вошёл с этим цветком прям в кабинет. Я вошёл к тебе.
Сестра милосердия, помнишь то весеннее утро? 
Годы. А я не забыл...

Я моряк, Клава. Я уйду и вернусь. Дождись меня – помахав платком.
Где-нибудь в Сингапуре, я плюну под ноги проституткам и выпью
пива с рогаликом. У них отсутствуют сушки, но пиво, Клава –
холодное, на всех континентах.

Я просолюсь в штормах, озверею от любви.
Ты чувствуешь, чувствуешь Клава? Вернусь к тебе,
слегка покачиваясь. В клешах – чёрных, как ночи экватора,
рваных снизу – как трепет крыла альбатроса, как ветер морей!
– Смени профессию.
– Не могу. Я Клава не могу, поменять себя на другого. На лётчика.
Я моряк! Я сгину в пучине – не растаю в небе.
Люби меня таким, изо всех сил, Клава!

Я вернулся – весь в наколках, и даже там.
Без сифилиса и с улыбкой на загорелом лице, и руках.
Они сожмут тебя и задушат. Ты спросишь: «Надолго?»
И я отвечу: «Это, навсегда».
– Привет сынок! Уже женился, уже стареешь?
– Пап, а ведь ты дед.
– Надеюсь, в честь моряка?
Давай за встречу... По полной.

СТРАЖИ ВРАТ.

– Посмотрите, они спят вповалку в жопу пьяные.
К ним не подступиться. К ним сейчас, лучше не подходить.
– Это воины Света?
– Угу... и воины тьмы. Новобранцы.
Глотнули по капле Сияния и мрака.
Закусить не успели. Теперь, спят...
– А если, внезапно грянет бой?
– Есть гвардия. Пьют – по полной, закусывая битвой.
Они рядом, за этой стеной из гранита.
Во-он за теми незапертыми Вратами.
Слышите, какая тишина? Они пьют – по полной...
К НИМ НЕЛЬЗЯ. Вам – нельзя.
– Почему, нельзя? А если, я тихо подойду и загляну?
– Тем более... Они видят сквозь гранит, как мы тут тихонько беседуем.
Они слышат, что твориться у вас. И не только в голове...
– А если я всё же решусь, и попробую?
– Попробуете что?
– Войти не крадучись. С чистым Сердцем и без страха?
– Пробуйте...

Видите двоих у Врат? Это Стражи.
Везде, где есть Врата, стоят Стражи.
Они похожи на статуи из бледного мрамора и чёрного обсидана.
Мрамор холоден, но под этой полу прозрачностью – тепло Жизни.
Обсидан горяч, и в его тёмном мраке – ледяное дыхание смерти.

Стражи были сотворены одними из Первых.
Они Хранители – Меры, Закона и Справедливости.
Стражи полны Милосердия. Поэтому всякого, преступившего Закон –
из любопытства, по неопытности, или чтобы испытать личную силу –
Убьют. Быстро и безболезненно.
Оставив всё в памяти. Без назидания.
Твой выбор – помнить, или забыть...

ЧИСЛО «ПИ».

Как-то, гуляя в парке, я набрал первые семь цифр числа «Пи» на мобильнике.
Трубку сняли сразу.
– Мир вам...
– Я хотел бы поговорить – произнёс я – У меня накопилось много вопросов.
– Но вы не слышите ответы? Похоже, вопрос неверно поставлен.
Переверните его. Возьмите и просто переверните. Ответ придет сам,
когда вопрос поставлен верно. Ветер дует, деревья качаются...

Я молчал. Удивительная теплота и покой наполняли меня.
На том конце трубки вздохнули.
– Сегодня, какое число? – услышал я.
– 18-тое.
– А год какой?
– 2005-ый.
– А время года?
– Похоже, весна – улыбнулся я.
– Вот видите, как вы запутались? 
– То есть, как? Я ведь отвечаю на ваши вопросы?
– Это не вопросы. Это ответы.
Когда ребёнок говорит – Папа, пойдём гулять! – он не обязательно хочет гулять.
Он ждёт, что папа возьмёт его за руку. Маленькая рука – в большой.
Возьмитесь за руку – я молчал...
– Извините – сказали на том конце – У меня параллельный звонок.
Перевожу вас на другую линию.

Экран мобильника ожил. На нём появилось объёмное изображение.
Я быстро захлопнул крышку. Спустя какое-то время, осторожно приоткрыл её.
Он смотрел мне прямо в глаза и терпеливо улыбался.
– Почему вы думаете, что я собираюсь вас обмануть? – задал он вопрос.
– Потому что у вас рога и хвост.
– Верно. Но вы забыли про копыта – добавил он – На корову я не похож, так?
– Совершенно не похожи – признался я – У вас глаза горят и вы разговариваете.
– Разве? – удивился он – Никогда не замечал за собой подобной привычки.
Нет, так мы окончательно заблудимся. Давайте лучше, пойдём от противного.
Я вам противен?
– Да, противны. До омерзения. Я вас боюсь и ненавижу.
– За что? – спросил он, с неподдельным интересом разглядывая меня.
– Сам не знаю – признался я – Это скорее, бессознательно происходит.
– Вы боитесь меня как что – змею, яблоко, или первый поцелуй?
– Как яблоко – ответил я.
– Вы боитесь того, что держит и не даёт развалиться – уверенно сказал он –
Вы боитесь центра. Равновесия. Мир устроен так, что стоит нам сдвинуть
всего один атом с его орбиты, как всё развалиться в долю секунды.
И появится нечто, совершенно иное.
– Неужели вы думаете, что я вам поверил? – улыбнулся я.
– Дело вовсе не в том, что вы думаете, бормоча себе под нос.
Дело в том – чего нет, не было и никогда не будет. Вот в чём дело.

Номер который вы недавно набрали, это внутренний, служебный номер.
Пожалуйста, звоните по нему в случае крайней необходимости.
Вас всегда ждут, внимательно выслушают и ответят на любой
правильно поставленный вопрос. Но готовы ли вы принять ответ?
Простой, как отражение неба в луже? Как поцелуй в щёку перед сном? –
короткие гудки...

Число «Пи», пробегая на мониторе, делилось и делилось...
Оно всё делилось — само на себя.

МАЭСТРО.

Заметили? – нет чистовиков. Всё от руки на листочках.
И даже, держит небрежно. Как-то – мято держит.
Сейчас, уже помедленней читает. Ведь приходит с одной скоростью –
рука не поспевает за тем что приходит. Много просто линий на бумаге,
среди пробелов. Раньше и читал так же. Раньше – раз! И где он?
Теперь, притормаживает, выравнивает скорость свою и публики.
Всё от руки.

Что происходит со знаками препинания? Это точка или тире?
Сам не могу разобрать, вот это – неразборчивое. Поэтому – паузы.
Всё от руки. Сам читает и сам же смеётся. Иногда отредактирует – 
на полном ходу. И рукою при этом, что-то – овальное, в воздухе.

Когда он читает улыбаясь, глядя чуть прищуренными глазами в зал –
очки на кончике носа – взгляд выше – выхватывая из того,
что недавно валилось на него – образы и обрывки предложений,
как угольки из костра голыми пальцами:
«Мадам, я попросил бы вас – немного слюны, после «вас» –
Войти в моё положение и оставаясь в этом положении...»

Голова, втянутая в плечи.
Иногда, опустив руки, показывает ладони с листочками, мол –
Извините! Я-то здесь при чём? И прям, всё время потеет
с ног до головы в этом костюме. И платком из кармана –
только лоб и губы. Шею – это вульгарно.

Рассудок сидит в зрительном зале и глядит перед собой.
Ему не за что ухватиться – кончик постоянно ускользает.
Иногда, он слышит смех и пытается думать. Ничего не получается.
Тогда, он тихо беседует сам с собой, чтобы не мешать окружающим.
И вдруг понимает, что мешает – себе.
Тогда, он долго сидит молча...

И он видит, как ладони на руках – хлопают у него перед грудью.
И его рот, не спросив разрешения, сам открывается и кричит: Браво!
Но этого ему кажется мало, и он начинает громко свистеть кольцом,
чувствуя на языке солоноватые пальцы.

Господин. Нет, товарищ. Что вы смеётесь?
Как вас там – по России?
Дамы и господа! Сегодня на ринге – гражданин, поэт, человек...
Мааэстр-о-о-о... Михааиии-л-л-л... Жжвввааа-неецкииий-й-й!

ХАЙМ ПРИШЁЛ ПРИСЕСТЬ.

– Хайм, ты пришёл сказать?
– Хайм пришёл присесть. Весь день на ногах везде на Земле.
Хайм сядет в углу.
– Ты голоден?
– Нет, меня накормили в пути. Мне кинули поесть.
– Ты говоришь о себе как о собаке – кинули, швырнули.
– Разве ты никогда не ел с земли объедков, стоя на четвереньках?
Попробуй. Понравиться, не то слово, это – просто слово.
Это надо пробовать, как воду из ледяного колодца, 
или тёплой лужи с головастиками...

Что ж, Хайм посидел в углу. Хайм поседел в дороге.
На его виске сухой листок дуба, и голова забыла что есть плечи.
Дождь трогал её, словно, гулко рябую тыкву. Первый дождь, тёплый, редкий.
Он был такой, я был такой. Мы поняли друг друга и, разошлись.
Он, не на шутку!
Я лежал на земле перемазанный глиной. Он пил, от меня валил пар.
Ночь укутала нас пением кузнечиков, червь полз, луна стояла – я был жив.
Я жив сейчас, я был жив, живу и буду.

– Спасибо, Хайм.
– Спаси Бог тебя, Хайм. Это, полная фраза.
Почему людии выкинули букву с конца? Почему вы выкидываете в самом конце,
когда остался всего один, нет – полшага? Почему падает с вашей ладони,
когда взяли уже, почувствовали? И как песок с ладони, как золотой песок
с ладони, струясь между пальцев...

Хайм уходит. Ты – остаёшься.
Один на один с собой. И с Ним.
В этом одиночестве, у тебя будет время чтобы сделать выбор.
Но помни – времени мало. Его, просто... нет.