В тихом воздухе не спеша
Со снежинками Ангел кружит,
О Младенце болит душа
Нарождённом январской стужей.
В искупление наших зол,
В послушании воле Отчей
Он с предвечных высот сошел
Путеводной звездою ночи
Озаривой небесный свод -
Той звездой, что и днём не гаснет!
Был ли кто-то бедней Его
Во Вселенной, Ему подвластной?
Среди сборища языков
Под Отцовским неспящим оком,
Среди сонма учеников -
Был ли более одиноким?
Воин, смертью поправый смерть,
Хоть прижизненно был не понят,
Сотворивый и эту твердь,
Что качает Его в ладонях,
Не заложник смертельных уз,
Но измучен по-человечьи.
Авва, слишком жестокий груз
Возложил Ты Ему на плечи!
Нынче мир неказист на вид
И сейчас до вертепа сужен...
О Младенце душа болит
Нарождённом январской стужей.
* * *Таясь овечьими закутами,
Сестра окоту и отёлу,
Рождественская ночь окутала
Молельни, кирхи и костёлы.
Охвачены всенОщным бдением,
Вселенной силятся поведать
Всей драмы жизни зарождение
С посмертною её победой.
Пришельцев не ковчегом золота,
Не ладаном соборных сводов -
Встречает жгучей смирной холода
Европа в эту пору года.
Попав сюда по воле случая,
Я созерцаю понемногу
Органов серебро колючее
И Матери Твоей тревогу.
Она склонилась с рук сложением
Здесь - коронуемой особой
На материнское служение
От колыбели и до гроба.
Мы ж, эти пастыри и странники,
Обречены по воле рока
В угоду стилю и избранию
Барахтаться среди барокко.
Влекомая звездою Запада
По древним улочкам и плацам,
Я пОдолгу скиталась заполночь,
Не зная, как к Тебе прорваться.
Дозволь мне в этой снежной слякоти
К вертепу подобраться тИшком,
И наготу Твою оплакать, и
Закутать в старое пальтишко.
Слезами стылыми задушена,
Я упаду перед святыней:
Поймёт озябший в равнодушии
Того, кто мёрзнет на чужбине...
Пинком под зад юродство сброшено!
Над ним глумится мир жестоко.
Но мне открылось: Ты, хороший мой,
Зарёй забрезжил от Востока:
Рождество Твое, Христе Боже наш,
возсия мирови свет разума,
в нем бо звездам служащии
звездою учахуся
Тебе кланятися, Солнцу Правды,
и Тебе ведети с высоты Востока.
Господи, слава Тебе!