Отшельник

Отшельником он был всегда: с самого детства, чуть ли не с рождения.
Когда его сверстники собирались толпой играть в мяч, он удалялся за стол что-нибудь рисовать, ибо это занятие ему было гораздо интересней. Либо шёл в палисадник изучать букашек, ведь там было так тихо и спокойно, вдали от людской суеты. И тишина нарушалась лишь едва слышным гудением беспечных насекомых, которые, слава Богу, не знали извечных проблем человечества.
Он не любил людей, точнее, большого их количества; не выносил шума и болтовни. Когда в компании становилось более трёх человек, включая его, он умолкал почти навсегда, храня молчание даже тогда, когда его о чём-то спрашивали, и крайне редко отвечал на вопросы, нехотя.
Вопросы он ненавидел. Любопытство он считал пороком. Со своей стороны, ни к кому никогда не лез, не навязывал своё мнение, а люди, подлые люди всячески унижали его по поводу и без него, пытаясь стереть его индивидуальность.
Он никогда не следовал моде, которая непостоянна — сегодня одна, а завтра другая. Однако люди не понимали этого, как не понимали и иного.
У него был свитер, который он проносил десять лет. И свитер не был модным изначально, но отшельник стирал, гладил и подшивал его, пока вещь вконец не износилась. Потому что он умел беречь то, что имел, и не понимал, как можно покупать самые дорогие вещи, одевать новое каждый день и выбрасывать в урну, ибо лень постирать.
Он не лез драться, но лезли драться к нему, поскольку людей задевала его независимость, словно это грех, что у человека есть своя голова на плечах, и он не отчитывается ни перед кем за свои действия. Их бесило, что он не такой, как все, как эта безликая серая масса.
Зависть ела и «друзей», и врагов, потому что в школе отшельника ставили в пример за его учёбу и поведение.
Как мужчина он был холоден к спорту в целом и к футболу в частности, предпочитая коротать досуг какой-нибудь полезной книгой из коллекции шедевров мировой классики, и окружающие крутили пальцем у виска, так как отшельник, по их понятиям, остался в далёком 19 веке, а современную жизнь игнорирует.
Как мужчина он не любил смотреть по телевизору боевики, ибо не выносил насилия; не видел смысла в том, чтобы лицезреть все эти бойни. Вместо этого отдыхал за документальным кино про флору и фауну.
Многие старались, как могли, сломать упрямца: подначивали, откровенно смеялись, угрожали, били в туалете, рвали его рисунки, но всё без толку — он был неисправим.
Пока сверстники деградировали, впервые пробуя травку, спиртное и сигареты, считая это неким достижением, отшельник увлёкся астрономией и географией, то рисуя карты, то наблюдая за Вселенной, а в душе искренне презирал всех этих бестолковых людей, которые умудряются писать «тыща» вместо «тысяча», и путают при написании буквы «и» и «у». Разные, как небо и земля. Один совершенствовался, занимаясь саморазвитием, другие падали всё ниже и ниже, руководствуясь низменными, аморальными инстинктами и рефлексами. Первый являлся блюстителем нравственной чистоты, все прочие спускались в пропасть.
Он огорчался оттого, что никто, совсем никто не берёт с него пример. Но пожимал плечами и уходил делать свои дела дальше. И пока один уже создавал свой первый фэнтэзи-мирок, другие, как малые дети, продолжали играть в Counter Strike и GTA.
Многие шли пить пиво — отшельник демонстративно заказывал апельсиновый сок. Некоторые делали тату — отшельник гордился чистотой своего тела, свободного от позорного клейма, которым считалось тату с древних времён.
Люди шумно праздновали застольем даты — отшельник-индивид ограничивался кусочком рулета перед телевизором при нуле гостей в квартире.
Люди делали себе пирсинг — отшельник про себя кривился от брезгливости.
Люди делали селфи — отшельник посчитал это очередной забавой, которая пройдёт так же быстро, как мода на клёш.
Люди-глупцы ели молочный шоколад, ибо вкусно, и убегали после к стоматологу. Отшельник знал, что сахар пагубно действует на зубную эмаль и с возрастом провоцирует диабет, и избегал сладкого.
Люди налегали на острое, и катались по полу с язвой желудка. Отшельник кушал сметану.
Люди слушали либо психоневроз в виде тяжёлого металла, либо клоунов в виде рок-музыки, либо воров-шансонье и рэпперов-уголовников, либо поющие трусы а ля «туц-туц», «ынц-ынц», «ммм-кхх-ммм-кхх», а отшельник окунался в эмбиент. И неприязнь была взаимной: любители модных веяний опускали отшельника, как только могли, плюс дежурное «а почему ты такое не слушаешь», а индивидуалиста раздражал имидж любой из субкультур; он находил всё это ребячеством, детским садом.
Люди тащились от новой версии Айфона, а отшельнику хватало самого простого телефона. Который, представьте себе, будил, звонил, оправлял смс и проверял почту в Опере. Или этого — мало?
Люди обожали перемывать друг другу кости, разводили сплетни, а отшельнику всё это было совершенно параллельно, неинтересно. Ему было абсолютно плевать, что та-то родила от «кобеля», тот-то уехал отдыхать в Турцию, этой-то «олигарх» купил шубу за 80 тысяч евро, те-то дом продали, да баба Таня больше у подъезда семечками не торгует.
Парни смотрели порно, и ждали солидарности, но отшельнику такие сцены были чужды. Лично он считал, что ЭТО должно быть некой тайной между ИМ и ЕЙ, а выставлять всё это напоказ, жить сексом и ради секса, даже сочетаться узами брака из-за только лишь полового влечения есть самый что ни на есть блуд. Нет, христианин из отшельника был отвратительный, но заповеди — это, прежде всего, морально-нравственные устои, которые не увядают со временем, как цветы в вазе. Это то, что не выбросишь в окно без раздумья; то, без чего твоя жизнь как бы не так ценна, что ли.
Люди хвастались новой машиной, новым домом, но отшельник прекрасно знал и даже невольно видел, что всё это — на кредит, а потом ещё один кредит и так по кругу, пока долгами не люди не обрастут. Отшельник не доверял никому, а банкам — и подавно. Поэтому он набирался терпения, потихоньку откладывая. Так он приобрёл компьютер, чудо-печь и ещё по мелочи. Экономить он умел. К тому же, он ведь не тратился на сигареты, спички, алкоголь. Закрытый образ жизни подразумевал отсутствие гостей; значит, и стол накрывать можно только на одну персону. Опять же, деньги не на ветер. И никогда не тратил их на всякую ерунду.
Людей манили ювелирные украшения, а ему цветные камушки и цепочки были безразличны. Зачем напяливать их на себя? Наденешь кольцо на палец, а оно мешает. Нет, всё должно быть свободным от всего.
В общежитии он был, словно в аду. У него всегда было всё своё, а тут делиться со всеми. «С какого это перепугу? Вы это заработали? Это — моё». Но эта наглость, и применение силы на его упорство заставили отшельника выселиться. Он стал подрабатывать, чтобы оплатить проезд до дома, до своей такой родной комнатки. «Мой дом — моя крепость», и это не его слова. Зато можно спокойно делать уроки, учить лекции, никто над ухом не гудит, весь этот хаос, шум и гам аннулирован. Наконец-то!
Отшельник любил играть в города, в морской бой, в шахматы, но мир слишком изменился, и на смену полезным играм, развивающим память и мышление пришли сначала тамочи, PlayStation и тетрис, а затем и вовсе всякое УГ. Интеллектуал недоумевал.
Он чётко знал, чего хочет добиться в жизни, посему выучился и нашёл неплохую работу; такую, где он сможет выложиться, раскрыться полностью. А его знакомые переженились, завели детей, но по молодости поторопились, так как почти сразу же и разбежались. А он был не дурак, ему не нужна была какая попало. От курящих и немного выпивающих девушек от бежал, как чёрт от ладана, потому что понимал, что мамами нормальными для его возможных чад быть они не смогут — здоровье родителей сказывается на здоровье детей. Да и вовсе все они, эти крашенки какие-то уж ветреные, несерьёзные, хотят побольше денег и надеются на помощь своих родителей, хотя сами уже взрослые дылды. И поэтому он не торопился.
И сыграла зависть людская в этой истории последнюю скрипку: напали в тёмной подворотне однажды на отшельника какие-то незнакомые злые лица с ножом, отобрали деньги и мобильный телефон. Превратился в инвалида, навечно прикованного к креслу. Свалились сразу энцефалопатия, анемия, депрессия, ангиопатия, астения, дистония, тремор к уже имеющимся сколиозу и астигматизму. Возможно, эти болезни зародились раньше, но отчётливо проявились только теперь.
Тогда сломался отшельник, и великой ненавистью возненавидел род людской, к которому он и так не питал особых чувств ввиду различий в образе жизни. Не прошло и года, как один из нападавших скончался от непонятных симптомов, а другого закрыли на 9 лет, ибо всплыли и другие злодеяния, в том числе убийство. Возмездие свершилось, небеса отомстили за искалеченную судьбу.
Долго, очень долго не мог прийти в себя отшельник. Ранее он достаточно стойко переносил удары судьбы — отец бросил, сверстники травили и издевались, бабушка повесилась, дедушку, дядю и ещё одного дядю убили, в Германию родственники не забрали, оставив гнить в Казахстане, от девушек невзаимность, гранта чуть не лишился из-за ненавистной алгебры...
Но последние события его доконали. Не уехал — что ж, нашёл себя здесь. Не повезло в отношениях — от этого не умирают. Папа бросил — Бог ему судья. Окружающие обижали — теперь они сидят на стакане, давясь сплетнями. Но теперь, когда инвалидность второй группы, руки опустились.
Стал тогда писать книги. Много написал. А потом половину удалил, ибо сие есть графомания. Затем попытался писать лучше, и связался с издательствами. Но куда уж — всё платное теперь.
Стал сочинять и музыку. И продолжил рисовать. И сладка была месть, когда узнавал он, что все враги один за другим катились по наклонной — кто сел, кто сдох, и кто спился. «Наверное, так им и надо», думал про себя отшельник, мучаясь от боли и выпивая лекарства горстями. Вспоминая, что всю жизнь никто его не понимал по-настоящему, не ценил, не уважал, а ведь было за что. Да, эгоист, но бывало, что и выручал. Всегда всем советовал не тратить свою драгоценную жизнь впустую. «Зачем убивать самого себя», спрашивал он у общества, подразумевая вредные привычки. А теперь сам чуть не наложил на себя руки, да верёвка порвалась...