Ты не знаешь, какою любовью
Я хотел всё, что есть, полюбить,
Ты не знаешь, какому злословью
Не далось это чувство убить.
Владимир
Жилкин
И вложи во уста Моя песнь нову,
пение Богу нашему.
XXXIX
псалом, 4
Словно сыч одинокий в
ночи, Я
всё башкой бесталанной
седел.
Всё сидел и сидел на
печи Я,
даже Муромца
пересидел.
От ухабов, ушибов,
уронов
Мне и разум, и сердце свело.
Но перо, аки жезл
Ааронов,
выводя письмена,
расцвело.
Вышней силой и
радостью пышет
и, десницу ведя за
собой,
Голубиную книгу Мне
пишет,
что повыслал Небесный
Собор.
И крылами сгребает все
сразу –
да за пазуху все за
Мою –
сладко-горькие вещие
сказы
птица знающая Гамаюн,
девы ликом смеётся Мне
яро:
«Знай и верь, грешная
борода:
Китеж-град не пропал
Светлояром,
за Непрядвою пала
Орда!
О псалмы иступились
дурманы,
коль молитва к мечам
задана,
отступились пока
басурманы,
обессилел пока сатана.
Расточились лукавые
чары,
не зарезана Песня, не
трусь,
воздыми Её, Божию
чару,
за Святую и клятую
Русь!
Чтобы девою с красною
вестью
по заречным лугам
босиком
побежала по жилушкам
Песня
далеко-глубоко-высоко.
Адов огнь и небесные
беги
воздымают до века
права.
Радости человеков и
беды –
всё лишь в Божию печку
дрова!»
Так крылами сгребает
все сразу –
да за пазуху все за
Мою –
сладко-горькие вещие
сказы
птица знающая Гамаюн.
2005