Глава шестая. Секрет Фагота.

Грэг. Записи из кожаного ежедневника со старобретонским девизом на переплете: " Сердце – даме, Жизнь – королю.".


Дача. Апрель. Сырость. Интернет ни фига не тянет, бросил заниматься попытками выйти в сеть, делаю перевод в блокнот, на листы, вечером фей старательно их переписывает. Побудем тут хотя бы с неделю, Мишка наивно уверен, что на свежем воздухе, в этой смородиновой, ежевичной дымке, Ланочке станет лучше, и поборет она свою вечную температуру.. Но она так хрупка, господи, что пульс ее дрожит серебряной ниточкой от любого шороха, вздоха – выдоха…

Бегаем с утра до вечера, с сайдингом, досками, гравием, стеклами.. Мишка затеял утеплить веранду и сделать в саду альпийскую горку с маленьким фонтаном. "Полный Версаль" – Нежно шутит фей, кусая в нетерпении губки, и что то почти беспрерывно вычерчивая бисерно в бесчисленных блокнотах, которые мы не успеваем покупать.
Она бегает вместе с нами, хлопочет о доме, устраивает все в комнатах, которые неуловимо, под руками ее и Анечки, преображаются гардинами, посудой, подушками, портьерами, букетами первоцвета и тальника, мать и мачехи, незабудковых, пышных листьев в вазах и портбукетах..

****
Убрали из дома все старые ковры, со следами моли, от прежнего хозяина, кругом - ворсистое, мягкое покрытие, внизу, в гостиной, – паркет и иранский плед на диване, Анины, знаменитые " баденские ламбрекены", севрский фарфор, александровский хрустальный сервиз, пастушки и ангелы и посреди всего этого, "портрет фейский" кисти погибшей подруги, прибывший из Парижа, в той злополучной посылке, вместе с тетрадью Виолетты, которую Ланушка перелистывает по вечерам, кусая карандаш, зачитывая какие то короткие куски, хмурясь, качая головой..
Прожитое Виолеттой, действительно, может потрясти кого угодно… Слишком много для одной судьбы.. Как в полонезе Огиньского. Столько горьких нот. И светлых - вперемешку.

- Ну, вот, смотрите, Горушка, ребята, что она пишет здесь, Господи, свЯтый! -обращается к нам со скрытыми слезами в горле фей, нетерпеливо перелистывая страницы тетради с нелепым арлекином на обложке:

" Я вчера долго не могла уснуть, черт! Опять мне чудились чьи - то шаги в гостиной, стоны, шорохи, всхлипы.. Мама, бедная, ведь жила еще несколько часов, после того, как…
И вот, чтобы не спятить совсем, я разговаривала с мышонком. Он сидел около кровати, такой маленький, с розовым, как в идиотском мультике про Тома и Джерри, брюхом, и уплетал сыр, который я ему бросала. И даже не смотрел на меня.Ну и пусть не смотрел. Я была все таки не одна в комнате.. И я рассказывала ему, рассказывала..
О парижских платьях мамы, о духах, о том, как она пела в последний раз, на вечере у Маргариты .. А Маргарита, фальшивка, все хохотала, жеманилась, как проститутка, и умильно так , льстиво, выпрашивала у мамы кольцо с темным рубином, в платине…Кольцо было на ее левой руке, на среднем пальце. Рубин считался фальшь – камнем, но он - настоящий, просто трещина – прожилка, как сгусток крови, гемматик, идет по всему камню, уменьшает переливы и вес, нарушает сохранность.. Господи, что я пишу, столько лет прошло… И рубин тот исчез с маминого пальца. Вместе с сапфирами Елизаветы… Остатками сапфиров.. Никто не знает, где они спрятаны… Формы для отливки мама успела передать Косоротому, а сами гарнитуры.. Фагот ведь никому не проболтается, где они. У Фагота перерезано горло…"


В этом месте Ланушка роняет увесистую тетрадь на пол и смотрит на нас огромными, влажными глазищами.
Мишка глухо кашляет, вертит головой, трясет остывшую турку, выливая из нее остатки кофе. Дети безмятежно и давно спят наверху, камин погас. А наш ужин, как всегда, затянулся.. Аня терпеливо сматывает в тонких пальцах маленький клубок. Мелькает спица. Она опять вяжет что то Ланочке. Очередные тапочки,  похожие больше -  на  пинетки, шарф, пелеринку? Не разобрать в неярком свете лампы бра.


***
- Фагот?  А кто это, Фагот? -Я поднимаю тетрадь и кладу снова на колени фея, осторожно обнимая Ланочку одной рукой, гладя волосы, пахнущие мокрой сиренью и жасминовым мылом.
- Собака. У них была собака.Бандиты ее тоже убили. Я помню его. Он всегда радовался мне, если Виолка вытаскивала меня потихоньку в сад, облизывал, царапал коленки лапами.
Виолка всегда меня в сад тащила, ей не терпелось то яблони показать, то малину… Мы крыжовник зеленый ели..

- Горушка, а можно, я буду тут есть крыжовник, если дождусь.. ну, зеленый?... – Ланушка, подняв голову  к верху, выжидающе смотрит на меня, и я, не удержавшись, со смехом, осторожно, бережно целую ее в висок, с синей, бьющейся прожилкой.. Она пленительно похожа на маленькую девочку, которая только и делает, что шалит, но шалости ее греют сердце.
- Конечно, ласточка моя… Все, что хочешь… Но почему зеленый то? Я пожимаю плечами, улыбаясь мягко. Не напугать ее. Успокоить. Моя вечная задача. – Спелый надо кушать.
- Не знаю. Зеленый вкуснее как то. – Ланочка прикрывает рот ладошкой, зевает.

- Голубка моя, все, хватит… Пойдем,уже поздно… Тебе надо лекарство еще принять, ванну . Пойдем…– решительно приподнимая ее с дивана, говорю я..

- Нет, Грэг! Еще только половина двенадцатого. Что же, спать в такую рань? – Фей возмущенно машет ручками. – Что ты, как с маленькой, со мной?! – Она снова усаживается на диване, смешно подвернув коленки, и пяточки ее трогательно свешиваются с краю.
- Ножки то ведь устали, милая! – улыбаясь, медленно киваю я на ее слегка припухшие стопы.. - Ты целый день бегаешь, не слушаешь меня, потом пишешь, согнешься, по три четыре часа кряду, так нельзя.. У тебя режим. Должен быть, по крайней мере – обреченно вздыхаю..- Ань, будь добра, пусти в ванной воду. Уже согрелась наверное?

- Миш, так здорово ты сделал все в ванной, как будто волшебное озеро, правда, мой хороший! - мгновенно брызгает улыбкой Ланушка на по - ребячески довольного Ворохова. - И лебеди кафельные, и светильник.. Никушенька вчера и вылезать не хотела. Она хочет плавать научиться. В бассейн ее записать, что ли? Грэг, можно же это?

- Можно, конечно. Но лучше учиться плавать на море.– Я подмигиваю Мишке. Удобный момент начать атаку на фея, давно задуманную нами. -Давай, поедем на море, сокровище мое? Мне тут мсьё Ворохов предлагает такую аферу: ты, я, Никушка, Лешка.. На две недельки? Поедем, поживем на скалах? Как скалопендры. У Мишкиного друга там хибара какая то есть, в безлюдье,под Судаком. Может, твоя температура прошла бы, ласточка, морской бриз, соли, тебе полезно…
- Горушка, а лекции, группа? – Ахает нежно, журчаще, фей - Нет, нет, ребята, Вы что! Не могу бросить курс, нельзя…

- Чепуха, моя королева! - Мишка энергично трет ладони. – За две недели не помрут твои студиозисы. Ну, я возьму часть лекций, Анюта… Езжайте, а? Плахотину жуть как твоя иммунка не нравится.
- Да ему все во мне не нравится! – Обреченно, крушительно бормочет наш фейкин, прикладывая к щекам ладошки. – Нет, Горушка, Мишенька, не могу я! И не из – за лекций. Не только. Нас комиссар Перье просил помочь перевести дневник, а как мы сможем ему звонить, если уедем в скалы? К скалопендрам? – Фей, запрокинув головку, тихо, серебристо смеется. - Как я, знаешь же вот, на дачу приехала в первый раз, и сверчки там, кузнечики, а я смеюсь: "Алло, дача. Я слушаю". – и кулачок к уху, и Горушка хохотал… А тут, что, как :" Алло, прием, скалы и скалопендры?.. А вдруг не сработает? Неудобно подводить человека же!

- Любовь моя, ты неподражаема! – Хриплю я, давясь смехом.. – Хорошо, не едем. Сколько же нам времени надо, чтобы перевести Виолкин дневник, и понять, что там? Месяц, два? Бретонский этот, потом еще на креольском что то… Откуда она это знала?
- Бабкина выучка. – вздыхает фей. У нее бабушка жила в Париже с мужем. Тот был какой то антиквар, рантье, поверенный в делах какого то князя Фелициано.. Не поймешь. У них квартира была в Париже, своя, как у Мережковских.. А у этого рантье, на Корсике, родня жила, они туда ездили, и Виолкина бабушка креольский выучила по слуху. Она пела хорошо. Агния Мстиславовна в нее горлом уродилась.
- А ювелиры у них были в семье?.Прадеды там, ну?.- Мишка с любопытством смотрит на фея.
- Кто то был. ..Я не знаю.. – Фей пожимает плечами. – Об этом в семье вообще мало говорили. Какой то брат прадеда, кузен, что ли.. Он был даже в Египте, у арабских мастеров, на обучении ..- Фей подходит к окну, приподнимает портьеру. В стекла, тотчас, кащеевым, недреманным, оком, хищно светит луна, и все бледно - серебряно в ее лучах, с фосфорически - изумрудной прозрачностью…
***
Чуть позже, уютно примостившись на моем локте, нежно отвечая на поцелуи, сонный фей, смежив ресницы, тянет на себя одеяло и бормочет:
-Холодно… Я замерзла.. Милый, это,наверное, в том месте, где была его цепь… Столбик круглый, как Лукоморье…
- Любимая, ты о чем…?Сокровище мое! – Я изучаю губами паутинку жилок на ее плече и мне не до Лукоморья. – Иди ко мне, я тебя согрею.. какая ты сегодня.. пух капризный… мой пух…мммм, иди же сюда…
- Чш –шшш.. тише, сердце мое! - она осторожно обводит пальцем контур моих губ и, подтянувшись, легко и нежно целует меня в левый глаз, щеку, ощущая на спине, в ямке,под лопатками нетерпеливо – хранительную тяжесть моей руки.- А ты все такой же.. нетерпеливый.. Нежный, как в первые дни, тогда..
- Я был нетерпеливый? Разве? – Приподнимаю двумя пальцами ее мягкий подбородок, целую прелестный нос. – Моя королева ни слова не сказала… Ей все нравилось.. Да? Тебе же нравилось, бесценная, правда? – Мои пальцы осторожно сжимают ее бедро, проникая внутрь, с трепетом совершенно мальчишеского порыва, на который она отзывается - тотчас же, уткнувшись губами в мое плечо:
- Хулиган! Разбойник…Укушу… Все мысли спутал…- Откинув головку назад, она колдует над моей душой нежным серебряным смехом, и вдруг шепчет мне на ухо, обдавая, не прошенно  жаром тела, сердца, и легким ароматом фиалок и мяты.

- Горушка, я же знаю, где секрет.. Я подумала..
- Да. Тут, внутри у тебя, моя любимая.. Такой красивый, будто бы из шелка или бархата.. Только тебе нужно расслабиться немножко… Девочка моя..Обожаю тебя..  Всю, с головы до ног...
- Нет. Сумасшедший, я не про…. Он убьет меня. Не тебя, а меня Виолка писала про Фагота.. Секрет не во Франции.. Он в Алябьево, в их саду.. Столбик, Лукоморье..Надо туда ехать..

- Куда же , голубка моя? Что ты!  Не морочь голову. Давно же ни сада нет, ни дома.. Все растащили же,милая, ты сама мне говорила. - Осторожно протестую я, продолжая согревать ее дыханием, поцелуями, легкими касаниями. Пульс неслышно пробивается отовсюду и даже в мочке нежного ушка, под завитком волос, еще пахнущим мятным шампунем и фиалками.


- Там столбик, где был Фагот привязан.. Под столбиком - секрет- Зевает она легко, как ребенок.. Я даже и сплю когда, я вот слышу, как ты меня целуешь. Да. Тепло так. Поцелуй еще.. Вот сюда? Она сонно чертит пальцем по щечке, и приникает ко мне, как хрупкий стебелек повилики. У нее опять - аритмия.. Мерцающая.. Или – мерцательная? Черт бы их побрал, все эти благородные названия! Я тянусь, затаив дыхание, за жаккардовым одеялом, чтобы осторожно окутать ее, безмятежно дышащую, в лунном сиянии, и словно бы соткавшую хрупкостью выдохов и вдохов волшебные, невидимые силки. Для моего сердца. Невесомее паутины. Но из них - не вырваться…