Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, И шестикрылый серафим На перепутье мне явился.
Перстами, легкими как сон, Моих зениц коснулся он. Отверзлись вещие зеницы, Как у испуганной орлицы!
Моих ушей коснулся он, — И их наполнил шум и звон: И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый! И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал, И бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей!»
Елена Чичерина 09.03.2015 01:37:32 Отзыв:положительный А Вы, Димочка, помните, при каких обстоятельствах родилось это стихотворение?
Я его очень хорошо знаю, но недавно снова искала материалы и ответы получила , послушав лекции В.М.Зазнобина о встрече Пушкина с Николаем Первым.... Очень интересно.