О вреде гороскопов

Серый свет сырого январского полудня льется в большие окна диспетчерской. Туман прилип к окнам, отгородил здание от всего белого света. В комнате тепло, молчат телефоны, молчит щит сигнализации, молчит компьютер. Эльмира – энергодиспетчер комбината – заканчивает обед в обществе своей подруги Нины. Нина, собственно, уже допила чай и читает вслух пухлый «Астрологический календарь».

- О-о-о! Элька, слушай: «Неслыханно обаятельна, может каждому вскружить голову», - Ниночка легко вскочила, выпрямила спину, подняла остренький подбородок и походкой девочки, которая лет 20 назад с упоением занималась танцами, подлетела к зеркалу. Улыбнулась своему отражению, - Да, хороша!
Эля гороскопы не любила и не читала, но видеть Ниночку радостной было очень приятно. Обычно лицо подружки отражало либо тревогу за кого-нибудь из двоих сыновей-подростков, либо горькое недоумение по поводу неперечисленных алиментов, либо жестковатое «что приготовить – где купить – как подзаработать». А ведь действительно – хороша! Под сорок лет, двое детей – а сохранила фигурку подростка, волосы – густые, темные, хорошая стрижка, глаза светло-карие, лисьи, сейчас - еще и сияющие. И характер – легкий. Где же счастье твое, Ниночка?

А Нина продолжала читать, часто прерываясь на комментарии. Соглашаться или спорить с календарем доставляло ей огромное удовольствие.
-…безвольная, молчаливая, пугливая, при этом безмятежная и пессимистичная!... – Не-ет, это уж точно не про меня. Слушай, давай я про тебя почитаю! Кто ты у нас? Так… Кипарис.
Эля досадливо свела брови, но промолчала. Энергичную подружку не переспоришь, а обед подошел к концу, сейчас она кому-то понадобится и дурацкое чтение закончится естественным путем.
- О, да ты, оказывается, любишь «летние прогулки, животных и охоту» - это дачу в смысле? А охота там – на жука, да? – обе весело расхохотались. – Слушай, помочь тебе на сафари? Тут написано – ты любишь находиться среди многочисленной семьи и приятелей! Да… «кипарис - не сентиментальный, несколько грубоватый, но не лишенный душевного тепла».
- Вот я тебя сейчас несентиментально… - к звуку сигнализации с компьютера добавился телефонный звонок. Трубку – к уху. Руку – на мышь. – Четвертая, слушаю – а глазами уже нашла схему, - Отключилась линия 33, по второй секции шин – толчок на «землю»…
День покатился своим чередом.

Вечером в автобусе вспомнилось: «не сентиментальный, несколько грубоватый». Да, надо признаться себе, к сорока годам ты превратилась, конечно, в опору своей многочисленной семьи. С хозяйством справляешься. Более-менее успешно. Дети и мама твоим внимание тоже не обделены. Если что забудешь – они о себе напомнят и не раз, настойчиво. (Ощутила маленькие ручонки Богданчика, настойчиво тянущие за подол). А припомни-ка, дорогая, когда ты последний раз смотрела на мужа двадцатипятилетними своими безумно преданными глазами. Милый, милый… Помнишь ли меня молодой? Я до сих пор слышу твою тонкую ранимую душу. Если слушаю, - добавила безжалостно.
Автобус, натужно подвывая двигателем, карабкался по рытвинам раннего зимнего вечера, развозил смену. Люди, тесно набившиеся, молчали – усталые, раздраженные или довольные, слушали - кто плеер, кто боль своей спины, радостно предвкушали вечер отдыха или медленно перемалывали тяжести нерешаемых проблем. А у Эли в душе разливалось тепло упругого апрельского ветра. Не было напряженного дня и тяжести в голове, а было ощущение чуда – как разноцветный букет фрезий в январе – чуда, которого не надо ждать, которое она сама собиралась устроить. Нам ведь так немного надо для счастья. Немного внимания, просто понимающий взгляд среди водоворота обыденных дел…

Дом встретил как обычно ворохом неотложных (мама пришла!) детских проблем.
- Мама, что мне завтра одеть? И проверь алгебру, я спешу к Янке.
- Мама, я упал, слава Богу не жопой…
- Это грубое слово. Надо говорить «попой».
- …слава Богу, не попой, а головой!
- Ах ты, рыбочка моя…

… Миша пришел где-то через полчаса. Устало снял куртку, спустил сумку с плеча. Подставил колючую щеку для поцелуя, а глаза были еще на работе – хранили тень каких-то пережитых неприятностей. Элька приняла куртку (ох, милый…):
- Ужин подавать?
- Нет, не хочу, - молча прошел в комнату, сел вплотную к телевизору, включил первое, что попалось.
Эля тихонько подошла к мужу, присела возле него на пол. Посмотрела снизу вверх:
- Что случилось, я могу тебе помочь?
В лице мужа начала происходить хорошо знакомая перемена. В глазах стало появляться выражение боли и безысходности и разумней всего для Эли было мгновенно подскочить и исчезнуть, но проклятущее артритное колено отказалось быстро разгибаться (так, крокодилица, теперь ты у меня будешь ежедневно 40 раз приседать!), и пока женщина встала на ноги, мужа уже и след простыл. Если еще и дома достают, нет выхода, кроме как водки выпить.

Ни боли, ни досады. Почти. Привычный сарказм: «Ну что, сменила имижд? Довела семью до истерики?» Наверное, надо кому-то быть «грубым, не лишенным душевного тепла», спокойным (до тупости) громоотводом – для спокойствия Семьи.
Значит, так тому и быть.