Глава двадцать вторая. Разговоры Ники. "Мама на воскресенье"

Глава двадцать вторая. Разговоры Ники. "Мама на воскресенье".

- Ну - ка,солнышко, повернись! Вот так, еще.. Молодец, моя принцесса! – Мишка едва успевает нажимать на кнопку цифровика, то выдвигая объектив, то поворачивая его в разные стороны и фотографируя Нику в сложных ракурсах, поворотах, нюансах освещения, движения: с шарфиком, без, с куклой и мишкой, в дуэте с Лешиком, и лающим и урчащим Рэмом, с букетом рябины и корзинкой яблок., На дорожке, и на скамейке. …
Девочку немного утомляет эта неожиданная. стремительная, как сам Ворохов, фотосессия, но все дни, что она у нас, ей совершенно не приходит в голову сопротивляться тому теплу и заботе, которымее окружили все мы, включая восьмилетнего Лешика,
И Лешику тоже, похоже, нравится осознавать свое взросление так же, как Нике нравится ее новое вишневое бархатное платье и лакированные сандалики, и замшевые сапожки, и смешные тапочки утята, теплые, из желтого меха, и фартучек в клетку, который ей сшила Анечка, с синичкой на кармашке.
Правда, роскошному бархату выходных платьев, купленных в лучшем детском магазине города, девочка явно предпочитает потертые джинсики "с ноги" Лешика и удобный нежно – зеленый кашемировый свитер, в котором бегает по дому, старательно помогая фею и Анечке накрывать на стол или собирать игрушки, но наше всеобщее обожание, вероятно, к чему то обязывает ее.. Хотя не должно. Совсем – не должно!
Ника умудряется не мешать никому.Она всегда занята чем то. Рисует. Пришивает пуговицу к кукольному платью. Осторожно расставляет на обеденном столе чашки и блюдца. Приносит мне или фею подушки и плед, если мы усаживаемся на диване, чтобы посмотреть телевизор. Проверяет есть ли свежая еда в миске Рэма. Не зачерствел ли хлеб в специальной корзинке, что стоит на кухне.
Очень наблюдательная, она сразу улавливает, кто есть кто, в доме..
К фею она относится с нескрываемым обожанием и трепетом, пытаясь трогательно ухаживатьи оберегать: отодвигает стул, приносит шаль или тапочки. Напоминает о забытом лекарстве., просто держа таблетки на вытянутой ладошке. Она чаще молчит,Ника. Ее глаза говорят больше, чем губы. Мишке она старательно и серьезно надув щеки помогает смешивать краски и разбирать по размеру кисточки. Или смешно наморщив лоб слушает его рассказы про картины и каких нибудь старинных художников За Аней она ходит по пятам, принюхиваясь к ее рукам, пахнущим ванилью и кардамоном, и часами сидит на кухне, наблюдая за тем, как Анюта печет пироги или варит варенье или режет яблоки для сушки и компота.
Разгадавпричину частыхи шумных ссор четы Вороховых, она умудряется прятать от Ани сигареты и спички и аккуратно выбрасывает по одной сигарете из пачки в день, чтобы Аня курила меньше. В хитроумный секрет "перевоспитания" Ани малышкой, посвящен только я, но мое перемигивание сНикушей за столом никомуне понятно до конца. Разве что - только моему невероятному фею?
Ко мне Ника относится - сверхпочтительно, с бережной осторожностью, будто бы я - стеклянный илисделан из сусального золота. Когда я спрашиваю ее, почему она меня так воспринимает, она отвечает совершенно серьезно.
- Вы очень добрый. Сильный. И очень любите фея. Такие, как Вы, очень ранимы. Их нужно беречь и слушаться. Вот я и делаю это. Вы с дядей Мишей меня вытащили из мусора.А могли и не заметить ведь…
- Что ты?! Как это так - не заметить?! – Я развожу руками, вытирая испарину на лбу. - Можно ли так?
Ника пожимает плечами.
- Можно.. Почти все так и делают. Почему - нет? Однажды папа меня побил, я убежала, два дня бродила по помойке в поселке, все шли мимо, никто не спросил, кто я, и почему в мусоре сижу.. А Вы меня у себя дома даже оставили. Разве мне трудно Васслушаться теперь? Совсем нет. Застегните куртку, а то фей расстроится, что простынете… Пожалуйста… Когда любишь, совсем нетрудно слушаться, правда же? – И Ника тянет полы моей джинсовки, пытаясь соединить замок…
- А кто мама фея? Вы ее знаете? Она какая? Тоже - маленькая? Как фей? Волшебная? Как ее зовут? – задает мне торопливые вопросы золотоволосый земной и печальный ангел, пока мы застегиваем куртку на сентябрьском ветру.
- Мама фея? Да. Я знаю ее. Она обычного роста, но тоже - волшебная, потому что - добрая… Она старенькая сейчас. И много болеет. Очень любит цветы. Всякие. Особенно гладиолусы. Кормит птиц и всяких зверюшек бездомных, хотя сама, для виду, ворчит на них, что они грязные и неухоженные. Она живет в маленьком городе, далеко отсюда. Очень скучает по фею. Но приехать не может. У нее артрит. Косточки болят. Ей тяжело ходить. Когда можем, мы посылаем ей с проводником посылки, даже цветы.. Ее зовут просто Таня. Бабушка Таня, мама Таня… Так вот. Фей похож на нее. Очень! Сердцем. Душой.
- А почему фей такой маленький? Из –за того, что он – Ангел?
Я пожимаю плечами удивленно, сгребая в кучу листья с освободившейся от мусора овощной грядки, бросаю их в костер.
- Ты знаешь, я не думал, как то над этим.. И мне часто фей не кажется маленьким.. Наоборот, очень большим иногда… больше, чем иные великаны… Высота человека зависит от его сердца, ведь правда?
Ника кивает. И внимательно посмотрев на меня, как то чуть исподлобья, вдруг берет за руку и тихо - тихо произносит:
- Не бойтесь. Она поправится. Вы же с ней..
Ваше сердце сильнее этих всех, злых.. Только Вам и надо быть с ней все время. На расстоянии тени. Вы же знаете это. Не бойтесь, не слушайте никого. Даже если Вам скажут, что ее нельзя любить, не стоит, это все – все - неправда… Она же настоящий Ангел, ей Небо дает защиту, очень большую, сильнее смерти даже, но ей еще же и Ваша любовь нужна, чтобы дышать. Не разбросайте то, что говорит Вам сердце. Никуда. Любить.. это же - как дышать.. Как воздух пить свежий. Вот мама моя и папа свою любовь растворили, раскидали. В водке. И что такое они наделали?- Ника опять пожимает плечами и бросает в костер новую горсть сухих томатных стеблей… - Я же знаю, что мама моя от этого умирает, что пила, а папа .. его в тюрьму посадят тоже, наверное… А меня… в детдом увезут. Там хорошо, конечно, иеда есть и много деток, и рисовать можно, но как то - не хочется….Дома лучше. И не от игрушек вовсе там или платьев каких то…
Я кашляю, натужно и резко, и притягиваю девочку к своим коленям, обнимая ее, гладя по спине:
- Ты не попадешь в детдом, я обещаю тебе. Никогда, слышишь!
Девочка удивленно смотрит на меня.
- Как это? Вычто, меня купите у этой Маргариты, что ли? Которая – с папкой на замке? – Ника фыркает, прикрыв рот ладошкой. _ Так она не продаст. Вот папа, тот бы продал, может… Вы спросите у него? Вдруг продаст? К Вам я – согласна продаться. Совсем даже. Навсегда.
Я улыбаюсь растерянно и горько:
- Папа любит тебя. Не думай о нем плохо. Не надо. Но, если вдруг получится так, что папа не сможет быть с тобой, мы с феем просто можем взять тебя к себе. Ты не против?
- Нет. Знаете, когда я ночью не сплю, то иногда мне мечтается про маму… такую, как фей. И папу, как Вы.. Ну вот , бывает же так, что у детей две бабушки, два дедушки, и папы иногда бывают два.. А вот мамы – редко. Ника вздыхает обреченно.- Вы спросите фея, может быть, она мне согласится быть мамой? Хоть на воскресенье пусть, а?
- Как это - на воскресенье? Так не бывает, что ты! – я низко наклоняюсь к костру, ворошу угли, вдыхаю дым, чтобы как то скрыть смятение.
- Бывает, знаете же, это когда приходят только по воскресеньям. Навещать. Или берут на выходные к себе… Так, чтобы не надоел сильно ребенок.. А я -не надоем.. Я буду тихо - тихо сидеть возле нее и смотреть, какВы расчесываете ей волосы. Или сама расчешу. И нарисую ей картинку для сказки. Я сумею уже. Мне дядя Миша показывал, как нужно. И тетя Аня показывала и говорила, как хорошо смотреть за ней..Я все буду делать, и смотреть, чтобы она отдыхала и не огорчалась.. А Вы тогда не станете торопиться с работы домой, и звонить так много по телефону, раз пять за два часа, и спрашивать, как она: не упала ли, и поела ли, и не ходит ли босиком…
- Все то ты знаешь про нас, стрекоза! – я шутливо треплю золотистые волосы девочки и целую ее в макушку. – Беги – ка ты лучше к дяде Мише, скажи ему, чтобы жимолость немного вырезал возле забора, густая сильно! – Девочка стремглав летит по тропинке к воротам, я смотрю ей вслед В Нике нет детской беспечности и никто не сможет дать или вернуть ей это. Никогда. Слишком высокая цена за постижение мудрости жизни. Все закономерно. Но нужна ли такая мудрость ребенку неполных пяти лет? У Бога – не спросишь.. Он не ответит. Я уже пробовал. В Сен _ Шапель и Нотр – Дам, в Санта Мария дель Фьоре, и в церкви святой Женевьевы, на площади Panteon… Все напрасно. Бог не любит мудрых вопросов,а может быть и мудрых вопрошателей.. Безыскусная простота жизни выраженная в золотистом свечении тонкой осенней листвы на неярком сентябрьском солнце, в дымке поволоке от костра ссухой терпкостью ботвы и прелых сучьев со спиленного ствола старой, вымерзшей антоновки, перемешанных с охапками чабреца, повилики, чистотела и полыни, нравятся ему больше. Чтобы понять это, не нужно много мудрости. Пожалуй, напротив, нужна лишь любовь к краскам жизни, ее мгновениям, горьким или сладким, пряным или соленым, неожиданным или заранее известным, не в этом суть… Суть в умении принять их и осознать и как данность и – одновременно – как подарок.. Это не каждому дается. Ибо – есть искусство. Редкое и простое. Подвластное только тем, у кого открыты сердца. Детям. Ангелам. Старикам. Влюбленным. Художникам. Поэтам… И маленьким феям. Один из которых стоит сейчас на крыльце, вытирая руки о пестрый передник с красной оборкой изнаками подзывает меня к себе. Для чего? Выясняется, что лишь для того, чтобы туже намотать на мою шею чуть истертый шелк мягкого кашнэ, потрогать мой лоб в поисках несуществующей температуры ивсунуть мне в рот пастилку противоревматической плацебо, той,что я так благополучно забыл принять утром…