Смерть поэта

Александр, здесь как раз вопросов и возмущений не должно быть.
Переименовали правильно.
Вернули историческое название.

Дата открытия станции:
15 мая 1935.
Проектные названия: «Красноворотская»
Прежние названия:
«Красные ворота», «Лермонтовская»
Архитекторы станции: И. Фомин, соавтор Н. Андриканис
Архитекторы вестибюлей: Н. Ладовский
Инженеры-конструкторы: А. Денищенко
2 выхода расположены по обе стороны Садового кольца. Вестибюль, выходящий на площадь Красные ворота, стилизован под раковину (архитектор Н. А. Ладовский), другой — построен в 1954 году в высотном здании (архитектор А. Н. Душкин).
В облицовке пилонов станционного зала использован красный, серый, белый и желтый мрамор.
В 1938 году на Международной всемирной ярмарке в Париже проекту станции присуждена Гран-при.

Красные ворота. Открытка начала XX века.

В сквере напротив высотного здания (внешний выход на Садовое Кольцо из метро Красные Ворота) в 1965 году был поставлен памятник М.Ю. Лермонтову работы скульптора И. Д. Бродского и архитекторов Н. Н. Миловидова, Г. Е. Саевича, В. М. Моргулиса.

Я считаю очень удачный.

Сквер небольшой, но уютный.
У меня с ним связаны романтические воспоминания... )

Виктор!
О каком историческом имени может быть речь? Метро построено, когда Красные ворота уже были снесены. Я понял бы, если бы их восстановили, а потом переименовали бы станцию.
Второе - я повторяю, что переименование двух станций было первым переименованием "перестройки" Горбачёва. Я отлично помню это время. О восстановлении исторических имён власти тогда и слышать не желали. Да и вторая переименованная станция до этого никогда не называлась "Выхино". С Лермонтовым место связано не только памятником Бродского. Если приглядеться к Вашей фотографии, за аркой Красных ворот видно здание, в котором родился Лермонтов. Это здание тоже было снесено.

Красные ворота
1900/2006 годы

Вид Садового кольца у Красных ворот в сторону Мясницкого проезда.

1900: храм Трёх Святителей с колокольней, Триумфальные Красные ворота и трамвайные пути на Садовом кольце.

2006: вид площади без снесённых ворот и церкви. Слева - арка наземного вестибюля станции метро "Красные ворота". Авто едут с Садово-Черногрязской на Садово-Спасскую улицу (слева-направо). Справа - не вошедшая в кадр "сталинская" высотка. Позади фотографа - здание Министерства путей сообщения (МПС) и Новая Басманная улица.
ПреКрасные ворота

Название площади Красных ворот происходит от одноимённой Триумфальной арки, сооружённой для торжественного въезда Елизаветы Петровны в Москву на коронацию в Кремль. Построенные в 1742 ворота первоначально были деревянными. В 1748 они сгорели, и в 1753-1757 по проекту Д.В.Ухтомского были перестроены в камне. Архитектор, сохранив форму и элементы прежнего строения, улучшил общую композицию, увеличил до 26 м их высоту, украсил богатой лепниной, росписью, бронзовыми фигурами. Красные ворота были украшены 8 золочеными статуями, символизировавшими Мужество, Верность, Изобилие, Бодрствование, Экономию, Постоянство, Меркурия и Милость. Наверху ворот была бронзовая статуя Славы (Фамы), держащая в руках пальмовую ветвь и трубу.

С середины XVIII в. арка получила название Красных ворот - через них проходила дорога на Красное село (ворота стояли поперёк нынешнего движения на Садовом кольце). Первые деревянные ворота москвичи называли "красными" - красивыми. Со временем название "Красные" стало восприниматься в прямом смысле, и в конце XIX в. ворота действительно покрасили в красный цвет, хотя изначально они были белыми - как деревянные, так и каменные. При реставрации в 1926 воротам вернули прежнюю окраску, побелив их. Тогда по этому поводу по Москве ходило четверостишие:

Была белая Москва -
Были красные ворота,
Стала красная Москва -
Стали белыми ворота.

С появлением в Москве трамвая одна линия пролегла сквозь арку Красных ворот, что вызвало протесты среди тогдашних ревнителей старины. Триумфальная арка часто украшалась портретами правителей России. Уже в советское время на них вешали плакаты с Лениным. В 1926 году арку отреставрировали, затратив немалые средства на восстановление лепнины и бронзовых украшений. А уже в 1927 были потрачены ещё 27 000 руб. на ... снос Красных ворот. Их уничтожили как "мешающие проезду городского транспорта". Та же участь постигла в 1928 и церковь Трёх Святителей у Красных ворот.

Этот храм был известен деревянным с конца XVII в. Каменная же церковь Трёх Святителей была построена в 1699. В 1814 в этом храме был крещён М.Ю.Лермонтов. Любопытно, что отец будущего поэта хотел назвать сына Петром, но бабушка настояла на имени Михаил. Дом, где родился Миша Лермонтов, находился совсем рядом. На его месте в 1949-1953 архитектором Душкиным было построено высотное административно-жилое здание, на нижнем этаже которого был устроен второй, северный выход из метро "Красные ворота".

Первый же выход из метро "Красные ворта" был сооружён в 1935 архитектром Н.А.Ладовским как раз недалеко от места снесённой церкви (на месте храма - "пятачок" перед входом в метро). Южный вестибюль был выполнен в необычной форме - в виде раковины. Павильон расположен по оси разобранных Красных ворот. В 1952 в вестибюле был установлен первый турникет. С 1962 станция называлась "Лермонтовской", а в 1986 стала первой станцией московского метро, которой вернули историческое название.

http://www.retromoscow.narod.ru/moscow_back-to-the-future_069.html

Вид Садового кольца от арки метро "Красные ворота" в сторону Новой Басманной.

1910: в центре - триумфальные Красные ворота (1753-1757). Слева - 3-этажный с балконом угловой дом Голиковой (перестроенный дом Толя, где в 1814 родился Михаил Лермонтов). На дальнем плане, сквозь арку Красных ворот виднеется колокольня храма Петра и Павла (1705-1723), построенного по рисунку-чертежу Петра I. На заснеженном Садовом кольце - трамвайные рельсы, пешеходы и сами трамваи. Справа - здание бывших царского хранилища провианта/одежды - экс-ЗапАсного Дворца (1750е), перестроенного (1901-1906) в Институт благородных девиц с 2мя домовыми храмами при нём.

2006: слева - угол "сталинской" высотки, построенной в 1953 на месте старых домов, в одном из которых родился Лермонтов. Машины едут по Садовому кольцу с Садово-Спасской улицы на Садово-Черногрязскую (слева-направо). Трамвайные провода уступили место троллейбусным. На месте, где стояли снесённые в 1928 Красные ворота, теперь просто поворот на Н.Басманную улицу. По центру виден зелёный сквер с монументом (1965) Лермонтову ("кто ж его посадит - он же памятник!"). Вдали, у начала Новой Басманной видна отреставрированная Петропавловская церковь. Справа - бывший Запасный Дворец/Девичий Благородный Институт, радикально перестроенный в 1932-1936 для НКПС (Народный Комиссариат Путей Сообщения). И сейчас знаменитый дом-"паровоз" с его башней-"трубой" с часами наверху занимают "Российские Железные Дороги".

"При перестройке бывшего Запасного дворца у Красных ворот на одной из стен найдена каменная доска, из надписи на которой, сделанной славянской вязью, видно, что здание перестроено в царствование Ивана и Петра Алексеевичей и что когда-то здесь было отделение Монетного двора..."
"Новости Дня", 1903 год.

Освящение нового института.
"Вчера состоялось освящение домовой церкви нового дворянского института имени Императора Александра III в память Императрицы Екатерины II. Новый институт помещается в зданиях бывшего Запасного дворца, что у Красных ворот. Запасной дворец, где до сих пор помещались провиантские склады, переделан почти заново, с соблюдением всех требований учебно-воспитательной и строительной техники."
"Русское Слово", 7 ноября (25 октября) 1906 г.

НКПС (Народный Комиссариат Путей Сообщения).

"- Запасный дворец, - заметил Ипполит Матвеевич, глядя на длинное белое с зеленым здание по Новой Басманной.

- Работал я и в этом дворце, - сказал Остап, - он, кстати, не дворец, а НКПС. Там служащие, вероятно, до сих пор носят эмалевые нагрудные знаки, которые я изобрёл и распространял."

"12 стульев", Илья Ильф и Евгений Петров, 1928 год.
http://www.retromoscow.narod.ru/moscow_back-to-the-future_086.html

--??? и что ? Значит "душители свобод" коммуняки - назвали именем свободоносца !? А Свободные демократы - стёрли с лица Метро - потому что Метро -это каждый день - миллионы людей -читают.. Мерзко ! и грязно!

Александр!

Если приглядеться, то здание, где родился М.Ю.Лермонтов на фотографии моего 1-го поста в этой теме
никак не разглядеть.
Это здание можно рассмотреть на фотографии, приложенной к моему посту чуть выше.
Находилось это здание с внешней стороны Садового Кольца, где теперь стоит сталинская высотка.

Виктор.

Я на пост ещё чуть выше и отвечал. Там та же фотография.

-- Не просто не согласен, а усматриваю в этом скверный признак..

Это поразительно! Найти бы того чудика, кто придумал это переимнование и задать ему вопрос в лоб - на кого работаем?!

Да, и заодно найти того чудика, который придумал название метро "Войковская".

О деяних, в т.ч. и заслугах тов. Войкова не вполне в курсе. А вот с творчеством тов. Лермонтова немного знаком! :-)

Лермонтов мой любимый поэт.
И хорошо, что в Москве есть такой уютный скверик с такой замечательной скульптурой
Михаилу Юрьевичу Лермонтову.

Огромнейшее спасибище за такой достойнейший исторический экскурс!!!
Знать бы всем так историю Отеческих гробниц!

ПЯТИГОРСК

Машук. За ним - Большой Кавказ.
Целебный воздух. Санатории.
И поэтический Парнас,
И грань алмазная истории.
Вольнолюбивый горный дух
Настоен вечностью Эльбруса.
Двуглавый, он стоит за двух:
За горца и равниноруса.
Когда здесь Лермонтов сличил,
Что независимость - честнее,
Ответ смертельный получил
Не от Кавказа, от Расеи...
Он зря ни с кем не воевал, -
В горах с войною шутки плохи.
Он предугадывал обвал
Нелепо слепленной эпохи.
Виденье видимым зело
В стихотворенье "Смерть Поэта",
Но провидение вело
Его в расстрелянное лето.
Его мятежная душа
Ушла в немыслимые выси...
И даже демон не спеша
Идет в музей и прячет мысли.
Почти два века с той поры
Молчит Машук перед Эльбрусом.
И нет печальнее горы
В таком молчании нерусском.

МАШУК

Машук, состарясь, облысел,
Наверно, глядя на Бештау.
Но Пятигорск не обрусел,
Впитав от Лермонтова славу.

Незабываемый Поэт,
Обязанный музейным стенам,
Вновь говорит,- покоя нет
Пока Кавказом правит демон...

И никуда он не пропал,
Когда слехстнулись лжемиссии.
Берет билеты за Провал
И за терпение России.

Саша, а демократам все равно, в чью честь название, лишь бы переименовать. Следы заметают.

Не любят они русскую поэзию.

Согласен. И тогда было ясно, что Красные ворота не при чём. Со временем могут и в белые переименовать.
А вот нелюбовь, пожалуй, дальше поэзии заходит.

-- Эта поитическая юлита ненавидит и Пушкина, и вообще всё что талантливо.. иначе их инописи ведь читать только как жёлтые газетёнки .. ни уму ни сердцу .. Они вдруг сами стали суть - чужеродным телом, занозой - в теле страны и народа ..

"О роковой дуэли Лермонтова и Мартынова."
Анна Колчеева.
http://lermontov.niv.ru/lermontov/bio/o-rokovoj-dueli.htm

"В статье Игоря Таранова "Промах майора Мартынова". Автор излагает собственную версию причин и последствий дуэли между М.Ю. Лермонтовым и Н.С. Мартыновым (желание помочь другу-поэту выйти с военной службы в отставку вследствие ранения). Эта версия, как и множество других, имеет право на существование. Однако аргументы, приведённые автором статьи, мне представляются недостаточно убедительными. Предлагаю иной вариант трактовки событий, произошедших в июле 1841 года в Пятигорске.

Сведения об обстоятельствах поединка и о личности убийцы, дошедшие до нас, противоречивы. До сих пор исследователи не могут однозначно назвать ни причины (ссора на балу в доме генерала Верзилина могла быть только поводом), ни состав секундантов (двое или четверо их было, и кто из них ассистировал Лермонтову, а кто Мартынову), ни условий (подлинное расстояние между барьерами, установленное число выстрелов и т.п.), ни точного места дуэли (памятник в Пятигорске установлен в стороне от места поединка).

По одной из версий, распространённой в советские времена, причиной роковой дуэли стала банальная ссора между поручиком Михаилом Лермонтовым и отставным майором Николаем Мартыновым, за спиной которого стояло ближайшее окружение императора Николая I, пожелавшего таким образом избавиться от поэта-вольнодумца.

Но это слишком простая, удобная трактовка.

Стоит обратить внимание, что дуэль произошла во время второй ссылки Лермонтова на Кавказ. Её причиной на этот раз послужили не обличительные поэтические строки, а очередная дуэль опального поэта. 18 февраля 1840 года Лермонтов сначала на шпагах, а затем на пистолетах выяснял отношения с сыном французского посла - Эрнестом де Барантом из-за княгини М.А. Щербатовой. Поединок закончился лёгким ранением Лермонтова и примирением противников. По приговору суда за запрещённый способ выяснения отношений поэт был сослан на Кавказ.

В работах исследователей, изучающих биографию и творчество Лермонтова, упоминания о поединках с участием поэта встречаются довольно часто. Возникает ощущение, что для поэта дуэль была привычным способом выяснить отношения с обидчиком.

Ранняя смерть матери, конфликт бабушки со спивавшимся отцом, рассказы о самоубийстве деда на новогоднем балу в Тарханах - всё это не могло не отразиться на характере подрастающего поэта, а следовательно, и на его творчестве. В одном из черновых набросков 1831 года он писал: "Я сын страданья. Мой отец/ Не знал покоя по конец,/ В слезах угасла мать моя;/ От них остался только я,/ Ненужный член в пиру людском,/ Младая ветвь на пне сухом..."

Вот описание внешности поэта, данное И.С. Тургеневым: "В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое; какой-то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно тёмных глаз. Их тяжёлый взор странно не согласовывался с выражением почти детскости нежных и выдававшихся губ. Вся его фигура, приземистая, кривоногая, с большой головой на сутулых плечах, возбуждала ощущение неприятное, но присущую мощь тотчас сознавал всякий".

Самое удивительное, что среди современников, кроме бабушки, пожалуй, только Мартынов отзывался о Лермонтове доброжелательно. "Он (Лермонтов) был добрый человек от природы, но свет его окончательно испортил. Все хорошие движения сердца, всякий порыв нежного в себе он старался так же тщательно заглушать и скрывать от других, как другие стараются скрыть свои гнусные пороки" - писал он в своих воспоминаниях.

Со своим будущим убийцей и его семьёй Михаил Лермонтов был знаком, по крайней мере, с конца 20-х годов XIX века. Обучаясь в Москве в университетском пансионе, он часто посещал дом Мартыновых и пользовался симпатиями сестёр Николая Соломоновича Юлии и Натальи Мартыновых (последней посвящено стихотворение "Когда поспорить вам придётся" (1830). В 1832-1834 гг. вместе с братьями Михаилом и Николаем Мартыновыми Лермонтов обучался в Петербурге в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. В период ссылок на Кавказ поэт тесно общался с Николаем Мартыновым, добровольно поменявшим службу в столичной гвардии на казачий полк.

Сослуживец по Кавалергардскому полку В.А. Бельгарт так характеризует Мартынова: "Он был очень красивый молодой гвардейский офицер, высокого роста, блондин с выгнутым немного носом. Он был всегда очень любезен, весел, порядочно пел романсы и всё мечтал о чинах, орденах и думал не иначе, как дослужиться на Кавказе до генеральского чина". И действительно, Мартынов за 7 лет сделал довольно успешную карьеру, получив уже в 1841 году при выходе в отставку чин майора (Лермонтов одного с ним года выпуска был только поручиком).

В феврале 1841 года Мартынов неожиданно вышел в отставку "по домашним обстоятельствам" и из весёлого, изящного светского молодого человека сделался каким-то дикарём: отрастил огромные бакенбарды, ходил в черкесском костюме, с огромным кинжалом, вечно мрачный и молчаливый. Его однополчанин Я.И. Костенецкий считал, что "причиной такого странного образа действий было желание играть роль Печорина, героя тогдашнего времени, которого Мартынов, к несчастью, и действительно вполне олицетворял собой".

Правда, иные современники полагали, что Николай Мартынов послужил прообразом юнкера Грушницкого. Сам Мартынов такое сравнение воспринимал как оскорбление. Сестра Наталья стала прообразом княжны Мэри (знавшие её непременно вспоминали красный платок её и княжны). Это вызывало досаду у Николая Мартынова. Кроме того, "демон" русской литературы (как назвал Лермонтова Ф.М. Достоевский) на протяжении всей совместной службы на Кавказе изводил Николая эпиграммами и остротами. Обращался к нему не иначе как "Мартышка". Мартынов всё прощал обидчику и лишь иногда в письмах намекал поэту на один его неблаговидный поступок, который мог обесчестить поэта, будь он известен в офицерской среде.

Речь идёт о событиях лета-осени 1837 года. Тогда на лечение в Пятигорск приезжал отец Николая - отставной полковник Соломон Михайлович Мартынов (1774-1840) вместе с женой и дочерьми. Взаимности одной из них - 18-летней Натальи - добивался Михаил Лермонтов, но, увы, безрезультатно. Через Лермонтова Мартыновы передали Николаю пакет с письмами (по некоторым сведениям - и с личным дневником Натальи). Однако письма до адресата не дошли. Отдавая другу при встрече 300 рублей, Михаил объяснил, что это деньги взамен тех, что ему передавал отец, а пакет у него украли в дороге. Вскоре выяснилось, что 300 рублей в пакете действительно были, но Лермонтова об этом никто не предупреждал. О них можно было узнать, только вскрыв пакет. Чтение чужих писем?! По тем временам это был бесчестный поступок. Стань он известным в офицерской среде, неминуема позорная отставка. Такой поступок - несомненный повод для дуэли. Тем не менее Мартынов не стал доводить дело до поединка.

Даже после оскорбительного для него выкрика: "Горец с большим кинжалом!" - прозвучавшего в доме Верзилиных, он сделал шаг к примирению. После оскорбления (которого уже по счёту!) просил поэта "оставить свои шутки" и не настаивал на дуэли. Однако Лермонтов спровоцировал вызов.

Лермонтову, по всей видимости, было неприятно "заступничество" Николая Мартынова в деле со вскрытым пакетом и письменные напоминания об этом. После вызова на дуэль Лермонтов сказал одному из секундантов А.И. Васильчикову: "Нет, я сознаю себя настолько виновным перед Мартыновым, что чувствую, что рука моя на него не поднимется". Намекал ли тут Лермонтов на вскрытые письма, постоянные свои колкости или на нелепость своей выходки у Верзилиных, осталось неизвестным.

Практически во всех работах лермонтоведов почему-то отсутствует упоминание о таком факте, что отличный фехтовальщик и опытный стрелок из ружья Николай Мартынов на предстоящей дуэли должен был держать в руках пистолет третий раз в жизни.

Лермонтов, его близкий товарищ, однокашник и сослуживец, знал это и, возможно, именно поэтому во время поединка держал паузу, дав возможность противнику стрелять первым (кроме того, по негласным правилам, право первого выстрела предоставлялось лицу, считавшему себя оскорблённым). Кстати, у версии, что поэт разрядил свой пистолет в воздух, нет точного подтверждения; кроме того, данный поступок означал отнюдь не великодушие, а, напротив, - согласно дуэльному кодексу, выражал презрение к противнику. Скорее всего останется тайной и долгое промедление Мартынова с выстрелом, прозвучавшим только после оклика секунданта: "Стреляйте же, или я вас разведу". Что это, тщательное хладнокровное прицеливание или смятение?

После того, как роковой выстрел всё же прозвучал, и поэт был сражён наповал, Мартынов подбежал к Лермонтову и поцеловал уже бездыханное тело. Как этот порыв не вяжется с образом хладнокровного убийцы!

Родственник и близкий друг Лермонтова А.А. Столыпин (Монго), считавшийся в офицерской среде воплощением чести и благородства, негласный (скрытый от следствия) его секундант (кстати, ассистировавший поэту и на первой дуэли с Э. де Барантом), отнёсся к Мартынову с большим сочувствием. Об этом свидетельствуют его письма на гауптвахту, где содержался дуэлянт. В окружении Лермонтова было мало людей более порядочных и терпимых, которые бы так много ему прощали и всегда вели себя столь благородно, как Мартынов. До конца своей жизни он глубоко страдал оттого, что оказался виновником смерти поэта.

В 1869 году на просьбу редакции "Русской старины" рассказать правду об обстоятельствах поединка, Н.С. Мартынов ответил: "Злой рок судил мне быть орудием воли Провидения в смерти Лермонтова, я уже считаю себя не в праве вымолвить хотя бы единое слово в его осуждение, набросить малейшую тень на его память".

Версия, изложенная в статье Игоря Таранова "Промах майора Мартынова", представляется маловероятной.

Михаил Лермонтов действительно мечтал оставить военную службу и посвятить себя целиком литературной деятельности, но ему не нужна была "отставка любой ценой". Он мог выйти в отставку по собственному желанию или по "семейным обстоятельствам" - как это сделал в феврале того же 1841 года Мартынов. Но ему нужна была именно отставка почётная - вследствие награждения орденом или ранения, полученного в бою. Лермонтов мечтал вернуться в столь ненавистный ему "свет", а это было возможным только при наличии хорошей репутации.

Поединок при любом его исходе не мог способствовать достижению этой цели. Лермонтов как человек, уже раз подвергшийся наказанию за дуэль, за одно только участие в новом поединке должен был подвергнуться весьма жёсткому наказанию.

Кроме того, ранение, полученное на дуэли, состоявшейся на театре военных действий, рассматривалось равнозначно членовредительству. Выдать же полученное ранение за пулю горца - "злого чечена" вообще не представлялось возможным в условиях тылового Пятигорска и при существовавших в то время понятиях офицерской чести. Это могло повлечь вообще лишение офицерского чина и продолжение службы на том же Кавказе, но в качестве рядового солдата.

Подобное или даже ещё более суровое наказание ждало бы его и в случае убийства или хотя бы ранения противника, стань об этом известно начальству. Так что встать к барьеру Лермонтова могли вынудить только чрезвычайные обстоятельства. Это во-первых.

Во-вторых, отделаться лёгким ранением, даже с помощью очень опытного стрелка, было весьма и весьма проблематично. Лермонтов, человек маленького роста и хилого телосложения, находился к тому же в позе дуэлянта - стоя вполоборота к противнику, подняв пистолет над головой. Тем самым представляя собой даже с десятиметрового расстояния трудную мишень для исключительно "лёгкого ранения".

В-третьих, отсутствие врача во время поединка можно объяснить, с одной стороны, уверенностью всех участников дуэли (прежде всего - секундантов, в чьи обязанности и входило обеспечение присутствия эскулапа) в мирном её исходе - примирении противников, а с другой, возможно, в случае трагического исхода - сам факт дуэли предполагалось скрыть. Вспомним описанные Лермонтовым и характерные для того времени результаты дуэли Печорина с Грушницким, представленные не иначе как в качестве несчастного случая - падения последнего со скалы. И подобное вполне могло произойти на этой дуэли, не явись Мартынов с повинной.

Более вероятным представляется версия об определённой заинтересованности обоих персонажей этой драмы в состоявшемся поединке. Оба они были разочарованы в жизни, и в боях с горцами искали либо славы, либо героической смерти. Для обоих понятия чести и доброй репутации были весьма значимы. Его Величество Случай, "злой рок" решил исход поединка самым трагическим для русской литературы образом."


Лермонтов в сюртуке офицера Тенгинского пехотного полка.
1841. Художник К.А. Горбунов.

«Эта версия, как и множество других, имеет право на существование».
С этим не согласен категорически. Думать всяк волен как угодно, но предавать гласности версии, бросающие тень на честное имя, можно лишь при стопроцентной их доказанности. Слишком много версий «имеющих право на существование» состряпано и про Лермонтова, и про Пушкина, Горького, Шолохова, Александра Матросова, Зою Космодемьянскую, Юрия Гагарина… Скажите, осталось ли в России хоть одно славное имя, не обляпанное «версией»? Какая-то слишком производительная фабрика «версий» в стране работает неустанно. Да и в «Избушку» её продукция поставляется регулярно. Рассматривать всерьёз версию, будто Лермонтов с друзьями устроил самострел, нет оснований. Подобную продукцию следует возвращать производителю не распечатывая.

Судя по всему Вы распечатали и прочитали 1-й абзац, после чего разразились филиппикой.

Прочитал я и Ваше мнение о недостаточной аргументированности версии Таганова, но отвечал только на то, что процитировал. Подобные версии не имеют право на существование. Их надо разоблачать, когда они выдвигаются, но самим распространять не следует.

А какие версии на Ваш взгляд следует распространять?
И подтверждать какими источниками?

Этот вопрос каждый для себя решает сам. Я думаю, что любую версию, прежде чем ее распространять, следует хорошенько обдумать и оценить, достойна ли она распространения. В нашем случае речь идёт не о чистом распространении. В том, что версия Таганова прозвучала на форуме вместе с Вашим критическим разбором её, ничего плохого нет. Худо то, что прозвучала она вместе с фразой о праве на существование. Я не упрекаю Вас лично. Нас долго приучают к "толерантности" и весьма в том преуспели.
Но, когда бросается тень на наши духовные ценности, нет места толерантности и вероятностному подходу.
В отрывке из Таганова есть ещё одно утверждение клеветнического характера: «Самое удивительное, что среди современников, кроме бабушки, пожалуй, только Мартынов отзывался о Лермонтове доброжелательно».
Это даже комментировать нет желания.

Александр, Вы крайне не внимательно читаете сообщения в Вашей теме.
Фраза, которая Вас крайне потрясла своей не толерантной беспринципностью и поставила крест на всем
представленном материале о деталях дуэли Лермонтова и Мартынова принадлежит не Таганаву,
а его критикессе Анне Колчеевой, перу которой и принадлежит статья.

P.S.
Повторяю свой вопрос, какие версии дуэли следует распространять на Ваш взгляд и подтверждать какими источниками?

Да, не разобрался, кому какая версия принадлежит. Но теперь мне неясно, зачем Вы этот отрывок привели? Ваше то отношение какое? К тому же и версия Анны Колчеевой изложена слишком туманно. Получается, дуэль была попыткой суицида с обеих сторон. Совсем дикая версия!
А на вопрос я Вам ответил. Вообще не понимаю, зачем распространять версии, к которым собственное отношение не сформировалось?

Для того, чтобы сформировать свою версию об этой дуэли надо прочитать множество источников.

Нужно ли каждому формировать свою версию?
Что известно достоверно? Мартынов вызвал Лермонтова на дуэль и убил его. Это факт, не опровергнутый никакими другими фактами. Версии о мотивах, толкнувших Мартынова на убийство поэта, меня мало интересуют. Но любые версии, без очень веских оснований перекладывающие вину на самого убитого, я считаю клеветническими. Тем более не только веских, но и сколь-либо весомых оснований за подобными версиями видеть не приводилось.

Интересно, а почему бы вдруг сразу исключается "Примтивная версия" с "участием" Николая Палкина? за ним подобные штучки водились, избыточной щепетильностью Палкин никогда не страдал. Вот все остальное - как раз "ненужные подробности". А фраза Коли Палкина-Романова дорого стоит - "Туда ему и дорога. Вычеркнуть из списков" - в ней ответ на все сомнения.

"Примитивная версия" не исключается, но документального подтверждения не имеет. К сожалению, тут много из области сплетен, в том числе и знаменитая фраза.

Сплетни - сплетнями, но Лермонтова много раз представляли к орденам и повышению звания - а кто вычеркивал? пушкин? Да нет же - Палкин!

Насколько я знаю, Лермонтов с Николаем I лично не встречался.
1837 25 февраля - высочайшее повеление: «...корнета Лермонтова за сочинение стихов перевесть тем же чином в Нижегородский драгунский полк».
1837 11 октября отдан, высочайший приказ по кавалерии о переводе «прапорщика Лермонтова в лейб-гвардии гусарский полк корнетом».

Вся первая ссылка за стихотворение "Смерть поэта" длилась меньше года включая дорогу и лечение на минеральных водах. Очевидно, большого зла за "крамольные стихи" Николай не таил.

1840 апрель На докладе по делу Лермонтова рукой Николая I написано: «Поручика Лермонтова перевести в Тенгинский пехотный полк тем же чином».
Известно, что Николай не одобрял дуэли, но едва ли дуэль с Э. де Барантом могла сама по себе сильно разозлить царя.

Поводом для слухов об участии Николая в организации убийства поэта послужил мягкий приговор Мартынову и секундантам дуэли. Аргумент слабоват для столь серьёзного обвинения. Более вероятно участие двора. Переплетение родственных связей и знакомств в дворянской среде было весьма замысловатым, что создавало возможность интриг от Кавказа до Петербурга и обратно. Опять же по слухам на новогоднем балу в Дворянском Собрании в 1840 году Лермонтов что-то "дерзнул" в отношении великих княжон. Однако всё это слухи и догадки.
О Лермонтове очень много противоречивых сведений.

Уже не припомню где, но лет 35 назад приходилось прочитать версию, что Лермонтова вообще убили сзади - в затылок, а Мартынов точно так же стрелял в воздух.

В том то и дело, что ни Вы, ни я и никто досконально не знает, как убили Михаила Лермонтова.

Это не означает наложить "табу" на попытку прояснить истину и попытаться из мозаики различной информации
и мнений исторических свидетелей уяснить для себя, как было на самом деле.

Алексеев Д., Пискарев Б. "Я хотел испытать его..." // Дуэль Лермонтова с Мартыновым: (По материалам следствия и военно-судного дела 1841 г.): [Сборник]. — М.: Русслит, 1992. — С. 76—93.


«Я ХОТЕЛ ИСПЫТАТЬ ЕГО ...»

...Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок.

А. С. Пушкин

15 июля 1841 года в семь часов пополудни в Пятигорске у подножия горы Машук отставной майор Н. Мартынов убил на дуэли своего давнего и хорошего знакомого М. Лермонтова...

С момента гибели поэта минуло полтора века, но причины и обстоятельства его ссоры с Мартыновым в доме генеральши Верзилиной и по сей день остаются неясными. Правда, роковое объяснение случилось без свидетелей и биографам Лермонтова остается только теряться в догадках. Действительно, трудно поверить россказням Мартынова, что, мол, поводом для поединка послужили всего-навсего насмешки, эпиграммы и карикатуры Лермонтова или же та давнишняя, еще 1837 года, история с пропавшими якобы по вине поэта дневниками и письмами сестер Мартынова. Увы, следует признать, что ответы на эти загадки противники унесли с собой в могилу.

Много спорного и неясного и в событиях самой дуэли, однако все попытки проникнуть в ее тайны упираются в недостаток достоверных сведений и неопровержимых доказательств. Да, в так называемом «дуэльном досье» накопилось за минувшее столетие предостаточно материалов и документов, весьма, впрочем, далеких от исторической истины. В самом деле, вся эта пестрая мозаика из фрагментов подлинных фактов, искусного вымысла, мистификаций, преданий и мифов составилась по воспоминаниям, письмам и устным рассказам современников поэта, которые сами не были очевидцами пятигорской трагедии. Тут мы можем посетовать на то, сколь велики провалы исторической памяти, а читатель вправе задать резонный вопрос: неужели не осталось свидетельств участников поединка?

Да, такого рода документы существуют. Мы дотошно проследим за всеми обстоятельствами их появления на свет и таким образом извлечем двойную пользу из наших разысканий: уясним значение этих свидетельств, а затем с их помощью попробуем обосновать новую «следственную версию» событий дуэли.

При императоре Николае Павловиче о смерти опального поэта упоминать в печати строжайше запрещалось. Достаточно сказать, что и тридцать лет спустя после дуэли всех воспоминаний о Лермонтове едва набралось на книжицу небольшого формата. А когда в начале шестидесятых годов, уже в эпоху царя-«освободителя», с имени поэта и его произведений сняли, наконец, печать забвения, то оказалось, что из пяти участников дуэли в живых осталось лишь двое: Мартынов и один из секундантов, князь А. Васильчиков.

Мы не станем доискиваться, какие были между ними отношения в первые два десятилетия после поединка, поскольку не располагаем необходимыми сведениями. Важно лишь то, что вскоре после событий, о которых еще пойдет речь, бывшие соучастники сделались непримиримыми врагами, что называется, до гробовой доски. Взаимная ненависть быстро развязала им языки. Мы воспользуемся «плодами» этой вынужденной откровенности, дабы попытаться пролить новый свет на события дуэли. Разумеется, мы не беремся окончательно решить эту сложную задачу, а лишь предложим вниманию читателей несколько догадок, которые кажутся нам верными. А теперь возвращаемся к тем событиям, что разыгрались после поединка.

Уже 16 июля пятигорским комендантом Ильяшенковым было наряжено следствие и дело к производству принял Окружной суд. Гражданское правосудие, отдадим ему должное, твердо вознамерилось установить истину: два раза — 17 июля и 13 сентября — обвиняемым было предложено письменно ответить на весьма каверзные вопросные пункты, а стряпчий Ольшанский с пристрастием расспрашивал Мартынова.

Совершенно очевидно, что дотошная следственная комиссия пыталась выяснить «...пал ли Лермонтов от изменнической руки убийцы, прикрывавшегося одною дуэльною обстановкою, или же был убит на правильном поединке с совершенным уравнением дуэльных случайностей». Возможно правосудию и удалось бы докопаться до сути, а биографам поэта не пришлось бы на протяжении вот уже ста с лишним лет ломать копья, но дело повелением Николая I было передано в судное отделение штаба отдельного Кавказского корпуса с категорическим предписанием — окончить его немедленно и представить в Петербург на высочайшую конфирмацию.

Военный суд длился четыре дня и свелся к пустым формальностям. 3 января 1842 года дело доложили августейшему монарху и тот повелеть соизволил: «...Майора Мартынова посадить в крепость на гоубтвахту (т. е. гауптвахту — прим. авт.) на три месяца и предать церковному покаянию, а титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной им в сражении тяжелой раны».

Вообще-то секундантов было четверо, но участие в поединке князя С. Трубецкого и близкого друга поэта А. Столыпина-Монго от суда утаили. Как и поэт, они были в опале у Николая I. Прежде чем расстаться, пять соучастников дуэли дали, как утверждал впоследствии Васильчиков, «...друг другу слово молчать и не говорить никому ничего другого, кроме того, что ... показано на формальном следствии». Мы не будем гадать, чем они скрепили свой договор, но из этих слов князя видно, что тщетно было бы считать за истину материалы судного дела. Правда, извлечь кое-что из него все-таки возможно: выяснить, например, что же именно хотели утаить обвиняемые от суда, чем мы в дальнейшем и воспользуемся.

Прошли годы... И чем выше вставала из забвения звезда поэтического гения Лермонтова, тем невыносимей становилась жизнь Мартынова. «Гнев общественный всею силою своей обрушился на Мартынова, — писал его современник И. Забелло, — и перенес ненависть к Дантесу на него; никакие оправдания, ни время не могли ее смягчить. Она преемственно сообщалась от поколения к поколению... В глазах большинства Мартынов был каким-то прокаженным». В старости он делил свое время между домом в Леонтьевском переулке и крупной карточной игрой в Английском клубе. Стал мистиком, занимался в своем кабинете вызыванием духов и, как вспоминал князь В. Голицын, учившийся с его сыновьями, «...как нельзя лучше оправдывал кличку «Статуя командора». Каким-то холодом веяло от всей его фигуры, беловолосой с неподвижным лицом, суровым взглядом...».

Все смелее осуждают его в газетах и журналах. Каждый год в день дуэли отправлялся он в один из окрестных подмосковных монастырей замаливать свой смертный грех, уединялся там и служил панихиду «по убиенному рабу божьему Михаилу».

Вряд ли убийца поэта поддерживал какие-либо связи с другими участниками поединка и вообще питал к кому-либо из них дружеские чувства после всего, что они все вместе содеяли. Шрамы взаимных счетов и обид не исчезают. Должно быть, испытывал Мартынов некое удовлетворение, когда в могилу один за другим сходили свидетели его преступления. Первым погибает в 1847 году на Кавказе М. Глебов, в 1858 году умирает в далекой Флоренции ближайший друг поэта А. Столыпин-Монго, а год спустя — «тишайший» и незаметный князь С. Трубецкой. Правда, здравствовал еще князь Васильчиков, но он предпочитал пока что помалкивать...

Здесь судьбе было угодно властно вторгнуться в размеренную московскую жизнь Мартынова и спокойное сельское бытие князя Васильчикова. Событиям свойственно развиваться непредсказуемыми путями и поначалу ничего вроде бы не предвещало грядущего жестокого столкновения между двумя соучастниками дуэли. Но тлеющие угли подспудного конфликта только и ждут, когда кто-нибудь их разворошит, дабы вновь разгореться ярким пламенем.

В 1867 году выходит книга А. Любавского «Русские уголовные процессы», где в одном из очерков впервые излагалось существо дела «О предании военному суду отставного майора Мартынова, корнета Глебова и титулярного советника князя Васильчикова, за произведенный первым с поручиком Лермонтовым дуэль, от чего Лермонтов помер». Автор как опытный юрист добросовестно привел два варианта описания дуэли, воспользовавшись для этого соответственно ответами Васильчикова и Мартынова на вопросы следственной комиссии.

Васильчиков показал, в частности, следующее: «...Дуэль была назначена на расстоянии 15 шагов, но от барьера в каждую сторону отмерено было еще 10 шагов, где противники должны были первоначально стать. Особого права на первый выстрел по условию никому из них дано не было; каждый мог стрелять или стоя на месте или подойдя к барьеру. Когда Лермонтов и Мартынов стали на крайних точках отмеренного между ними расстояния, то один из секундантов подал знак рукою, и они по сему знаку сойдясь к барьеру, остановились. Первым выстрелил Мартынов и нанес Лермонтову рану в правый бок навылет (курсив авт.), от которой Лермонтов мгновенно умер, не успев даже выстрелить...».

Ответ Мартынова был приведен в книге почти дословно: «...По условию дуэли каждый имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру. Он, Мартынов, первый подошел на барьер, ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок (курсив авт.)».

Любавский воздержался от каких-либо комментариев показаний обвиняемых, но наблюдательный читатель приходил к заключению, что они двусмысленны и неполны. Еще раньше в обществе ходили разные темные слухи, что, мол, Лермонтов был убит с нарушением негласных правил дуэли, и вот теперь они находили свое подтверждение. В самом деле, у тогдашнего читателя, хотя он и не знал о сговоре обвиняемых, а в деле видел абсолютную истину, все же возникали после сопоставления подчеркнутых нами фраз недоуменные вопросы: так остался все-таки Лермонтов на месте после сигнала секунданта или же подошел к барьеру, как и Мартынов, и целился ли вообще поэт в своего противника? Ответы повисали в воздухе и возбуждали интерес у многочисленных поклонников поэта, литераторов и историков.

Итак, публика заговорила в открытую об этом историческом поединке. И с этого момента события вокруг Мартынова и Васильчикова начинают стремительно нарастать...

Два года спустя после выхода в свет книги Любавского, известный историк и публицист М. Семевский обращается с письмом к Мартынову, где велеречиво просит его рассказать общественности о дуэли и искренним признанием облегчить душу. Одновременно Семевский проделывает такой коварный ход: помещает свое письмо в журнале «Вестник Европы» и таким образом оно становится достоянием гласности.

Откровенно говоря, сей поступок трудно было назвать благородным, но, увы, таков был вообще образ действий милейшего Михаила Ивановича, которого его современники не стеснялись называть «...вертлявым господином, ловко умеющим ловить рыбу в мутной воде». Семевский не стеснялся в средствах добывания для своего журнала «Русская старина» интересовавших его сведений, и недаром М. Салтыков-Щедрин относил его к фельетонистам-историкам, которые «...не задаются в своих трудах никакою идеею и тискают в печатные статьи нимало не осмысленные материалы, открытые где-нибудь в архивах или частных записках».

Мартынов в ответном послании заявил, что, мол, «...злой рок судил быть ему орудием воли провидения» и посему говорить о Лермонтове он не вправе, а «принять же всю нравственную ответственность этого несчастного события на себя одного не в силах...». В конце письма он предложил Семевскому адресоваться к князю Васильчикову, ибо тот «...вероятно, не откажется сообщить о дуэли все подробности, а равно и об обстоятельствах, ей предшествовавших».

Это был уже открытый вызов князю и пронырливый Семевский незамедлительно им воспользовался: в 1870 году он помещает письмо Мартынова в своем сборнике «Материалы для биографии Михаила Юрьевича Лермонтова». Михаил Иванович не удержался и похвалился своим читателям, что располагает еще и воспоминаниями друзей поэта Л. Арнольди, Д. Столыпина и А. В-ва. Семевский фамилию этого человека не назвал, но она была секретом полишинеля: под аббревиатурой «А. В-в» скрывался князь Васильчиков.

Как впоследствии выяснилось, Семевский действительно побывал у князя и взял у него «интервью», которое и было обнаружено уже в наше время в архиве журнала «Русская старина». Каким образом Михаил Иванович заставил Васильчикова разговориться, мы не знаем. Возможно, он намекал князю на некие признания Д. Столыпина — брата уже умершего секунданта А. Столыпина-Монго, или показывал еще не опубликованный ответ Мартынова. Так или иначе, но Васильчиков кое-что о дуэли сообщил — об этом мы еще скажем — оговорив, правда, требование не оглашать в печати свою фамилию.

Но не один только Семевский решил заняться частным расследованием событий последних дней жизни поэта. По следам Лермонтова в Пятигорск отправился и писатель П. Мартьянов, которому было суждено стать своего рода «катализатором» будущего конфликта Мартынова и Васильчикова. Уже в октябрьском номере журнала «Всемирный труд» за 1870 год, т. е. всего несколько месяцев спустя после выхода сборника М. Семевского, он сообщил публике о своих встречах и разговорах со старожилами Пятигорска, в частности, с отставным майором В. Чилаевым, в доме которого квартировали летом 1841 года Лермонтов и Столыпин-Монго. «Желая, по возможности, осветить мрак, окружающий последние моменты жизни поэта», Мартьянов высказал сомнение в том, что смертельно раненный поэт скончался на месте поединка, и, кроме того, поведал об одном местном предании, которое заслуживает, чтобы его привести полностью...

«... Мартынов, подойдя к барьеру, — пишет Мартьянов, — и видя, что Лермонтов опустил пистолет, закричал ему: «Лермонтов, стреляй, а не то убью» — Я не имею обыкновения стреляться из-за пустяков, отвечал презрительно Лермонтов. «А я имею обыкновение», возразил Мартынов и выстрелил». «...Рассказу этому, — продолжает Мартьянов, — может придать значение показание самого Мартынова. На суде он показал, что «...первый пришел на барьер, ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок». Очевидно, что события дуэли в этом, как выразился Мартьянов, «характеристическом анекдоте» уже смахивали на убийство, ибо Мартынов стрелял в поэта, выказывавшего свое явное нежелание драться, но Мартьянов, по-видимому, сознательно сгустил краски в своем рассказе, желая произвести впечатление на Васильчикова и Мартынова. Двенадцать лет спустя, в своей книге «Дела и люди века» он жаловался, что редакция «Всемирного труда» побоялась опубликовать все его разоблачительные материалы при жизни Мартынова и Васильчикова.

Нет необходимости говорить, как со все возраставшими вниманием и беспокойством следил за этими публикациями князь Васильчиков. Настойчивые и энергичные поиски Мартьяновым новых фактов и сведений о дуэли его весьма тревожили. Бог знает, до каких нелепостей он еще докопается! Ведь вот в своей статье он раскрыл секрет полишинеля Семевского, написав, что «...причины, послужившие поводом дуэли, будут разъяснены с выходом в свет более подробных сведений, доставленных издателю сборника некоторыми из друзей поэта, как-то г.г. Л. Арнольди, князем А. Васильчиковым и Д. Столыпиным». И теперь все взоры в России обращены к Васильчикову. Князь прекрасно понимал, что его упорное молчание после публичного вызова Мартынова современники и потомки могут расценить как желание скрыть правду о дуэли. По-видимому, он уже раскаивался в том, что позволил себе откровенничать с Семевским, который поставил его в нелепое положение. Во всяком случае заметки Михаила Ивановича никогда света не увидели, а князь решился действовать самостоятельно. Обстоятельства требовали поспешать. Ведь среди «информаторов» Семевского числился Д. Столыпин и Васильчиков мог только гадать, что таилось в его записках. А как знать: завтра на столе у Семевского могли оказаться мемуары и Глебова, и Трубецкого, и даже Мартынова, подлинность которых могла и не интересовать Михаила Ивановича. Как известно, он не гнушался помещать в своем журнале и мистификации. Итак, дальнейшее промедление грозило обернуться блестящему аристократу и известному ученому грядущим бесчестием.

В 1872 году Васильчиков нарушает данный им тридцать лет назад «обет молчания» и помещает в солидном журнале «Русский архив» короткую заметку под названием «Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. С. Мартыновым», где приоткрывает завесу над потаенными подробностями трагического поединка. Князь, не отказываясь от своих показаний на суде, признал, что Лермонтов не целился в Мартынова и после сигнала Глебова к началу поединка остался стоять на месте боком к своему противнику, заслоняясь рукой и пистолетом по всем правилам опытного дуэлиста. «...Я молчал бы и теперь, если бы Мартынов не вынудил меня говорить, — заявил Васильчиков впоследствии первому биографу поэта П. Висковатову, — ...я имею полное основание думать, что он сам некоторым лицам сообщал подробности, несогласные с действительностью или, по крайней мере, оттеняя дело в свою пользу». Это утверждение князя, как мы увидим из дальнейшего, соответствовало действительности. Правда, Васильчиков решительно отверг предположения Мартьянова, что во время поединка противники якобы обменивались какими-то репликами.

Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что Мартьянов оказался в сущности прав, когда предугадал поведение Лермонтова во время дуэли, а в повествовании Васильчикова прозвучала непрекрытая угроза в адрес Мартынова. Так князь надеялся заставить чересчур болтливого убийцу поэта держать, что называется, язык за зубами, как бы говоря ему словами одного из героев шекспировской трагедии: «...я правду о тебе порасскажу такую, что хуже всякой лжи». И вместе с тем он бросает Мартынову в лицо такую фразу: «Если в подробности вкрались ошибки, то я прошу Мартынова их исправить...».

Можно себе представить, как возмутился Мартынов на сей выпад князя. И мертвый поэт торжествовал над ним! Незамедлительно отправляет Мартынов в «Русский архив» копию одной из тех записочек, что посылали якобы ему во время следствия Глебов и Васильчиков. Желание у него одно: оправдаться, во что бы то ни стало оправдаться! В этих самых записочках-«шпаргалках» секунданты настойчиво указывали Мартынову, что и как отвечать на письменные вопросные пункты следственной комиссии. В сопроводительном письме редактору журнала
П. Бартеневу Мартынов утверждал, что, мол, «...эта переписка света никогда не видела, но способна пролить немалый свет на темные стороны дуэли».

Известно, что Бартенев симпатизировал убийце поэта и всячески старался обелить его в общественном мнении. Но при всем желании оказать ему услугу, решился обнародовать эту самую записочку (к тому же и не полностью) только после смерти и Мартынова, и Васильчикова. Необходимо отметить, что происхождение записочек секундантов и других, так называемых, «лермонтовских бумаг» в архиве Мартынова темно и загадочно, поэтому мы прервем наше повествование и поближе с ними познакомимся.

Скажем сразу: переписка секундантов с Мартыновым бесследно исчезла... Мы знаем о ней только из публикации «Русского архива» в 1893 году, и, стало быть, провести техническую экспертизу этих документов, т. е. установить кем и когда они написаны, увы, уже невозможно. А вот мартыновские черновые, предварительные ответы на вопросные пункты следственной комиссии (17 июля) и Окружного суда (13 сентября), откуда, между прочим, исследователи и почерпнули перечень «подлинных», как они полагают, условий дуэли, сохранились и попали в Пушкинский дом. Правда, за истекшие почти семьдесят лет никто их тщательно и не обследовал...

Конечно, у нас нет пока оснований заподозрить Мартынова в фальсификации, но вот на что следует обратить внимание. Хорошо известно, что он страстно желал оправдаться перед судом истории в своем преступлении и выбрал, надо сказать, единственно «верный» в его положении способ защиты, который, по его мнению, отчасти снимал с него вину за содеянное: везде представлял себя «орудием провидения» и несчастной жертвой интриг секундантов — они, мол, «раздули ссору». «...Мартынов всегда хотел, чтобы мы его обелили, — вспоминал Васильчиков. — Это было заметно во время следствия над нами, когда Мартынов боялся все, что мы недостаточно защитим его...»

Но слова — словами, а Мартынову нужно было запастись вещественными доказательствами зловещего вмешательства секундантов и в его ссору с Лермонтовым, и в ход поединка, и в правосудие. А записочки и черновые «правдивые» ответы на вопросные пункты как нельзя лучше свидетельствовали в его пользу: черновые ответы — о искреннем раскаянии Мартынова и желании помочь правосудию, а записочки — о вынужденном подчинении грубому давлению секундантов, угрозами, заставившими его изменить показания. Разумеется, все сказанное — пока что только предположение. Важно лишь то, что Мартынов придавал этим документам большое значение и тщательно их хранил.

Бартенев, как мы уже сказали, опубликовал одну из записочек только в 1885 году, четыре года спустя после кончины князя Васильчикова и десять лет спустя после смерти Мартынова. Но тут сразу же возникает вот какой вопрос: что же помешало редактору сделать то же самое, скажем, в 1872 году, сразу же по получении записочки Мартынова и, так сказать, «по горячим следам» статьи князя? Почему, наконец, Мартынов предложил Бартеневу не все записки сразу, а сперва лишь одну?

Рискнем предположить, что та первая записочка была как бы пробным его «шаром»: сойдет или не сойдет она за подлинную. Очевидно, Бартенев — старый опытный литературный делец — заподозрил неладное. Мы не знаем, показывал ли он записочку Васильчикову, но можно утверждать, что князь признал бы ее за подложную. Разумеется, Бартенев вовсе не горел желанием стать участником скандала или, не дай Бог, судного процесса и напечатал записку, когда все заинтересованные лица уже переселились в мир иной.

Но вот тут возникает еще один вопрос: почему же всем другим бумагам из архива Мартынова, в том числе и его незаконченным воспоминаниям о поэте, пришлось ждать публикации в «Русском архиве» еще долгих восемь лет? Неужели же родственникам Мартынова не хотелось побыстрее «реабилитировать» его и они попытались сделать это только в 1893 году, уже после выхода в свет в 1891 году первой фундаментальной биографии поэта П. Висковатова, где солидное место было отведено Васильчикову и его воспоминаниям, и сенсационных статей П. Мартьянова в 1892 году и год спустя его книги «Дела и люди века»? Мы не будем строить догадки, но вот одна любопытная деталь: князь Д. Оболенский, автор публикации бумаг Мартынова, наотрез отказался показать их Мартьянову, у которого был, что называется, нюх на литературные мистификации особенно там, где это касалось биографии и творчества Лермонтова. Оставим пока загадку бумаг Мартынова — она еще ждет своего исследователя — и посмотрим, чем же закончилась заочная ожесточенная полемика между Мартыновым и князем Васильчиковым.

В 1875 году Мартынов умирает, так и не сумев при жизни печатно отомстить своему врагу. А вскоре Васильчиков делает сенсационное признание «для потомства и истории» П. Висковатову, пояснив при этом, что «...в печать проскочило кое-что из сведений не в пользу Лермонтова», и поэтому он больше «...не считает себя обязанным молчать, и что поведение Мартынова снимает с него необходимость щадить его».

Князь был человеком умным и дальновидным и прекрасно понимал, что после всего случившегося между ним и Мартыновым и вслед за вмешательством прессы, ему выгоднее поведать маститому биографу близкую к истине версию дуэльных событий.

В противном случае всегда отыщутся «очевидцы» и проворный журналист, которые быстро заполнят легендами и мифами эту лакуну.

И все же Васильчиков — он скончался в 1881 году — не был до конца откровенным и не решился из предосторожности раскрыть ту тайну, что связывала секундантов с Мартыновым. Он только весьма прозрачно намекнул Висковатову на два преступления, которые они утаили от суда, а потом пытались всеми силами скрыть от общественного мнения и упорно хотели переложить друг на друга. Здесь мы и предложим читателю обещанную ранее догадку, а для этого необходимо восстановить подробности роковой дуэли. Но прежде чем приступить к этому, поясним, почему мы воспользуемся в основном воспоминаниями князя Васильчикова.

Увы, как это ни прискорбно признать, но все иные свидетельства о дуэли и с юридической, и следственной точек зрения сомнительны и противоречивы. По ним хорошо писать романы и повести, а не вырабатывать версии. В большинстве своем — это письма современников поэта с пересказом из вторых и третьих рук слухов и домыслов, бытовавших в тогдашнем обществе, или же сообщения разных лиц (либо со ссылками на таковых) из пятигорского окружения Лермонтова, пристрастных, разумеется, в своем отношении к поэту. Сразу же после дуэли «водяное общество» разделилось на два противоположных лагеря: одни — их было большинство — резко порицали Мартынова, другие — не менее горячо его оправдывали, и подобное «противостояние» не могло не породить самых противоречивых мнений, которые кругами расходились по России и порождали уже вовсе нелепые, но устойчивые мифы и «предания». К тому же некоторые воспоминания появлялись на свет много лет спустя после событий 1841 года, вслед за статьями Васильчикова, Мартьянова, Висковатова, и время, естественно, внесло свои коррективы в оценки и суждения их авторов.

Как было бы просто нарисовать совершенно неуязвимую от критики картину поединка, сопоставив воспоминания всех его участников. Но, увы, Глебов, Столыпин и Трубецкой не оставили нам ни единой строчки. Конечно, не каждый образованный человек середины XIX века доверял свои мысли, сомнения, переживания дневнику или испытывал неодолимую потребность к писанию мемуаров, но такое объяснение вряд ли будет в данном случае убедительным. Ладно бы секунданты, но и их родственники хранили по поводу дуэли совершенное и красноречивое молчание, которое еще ждет своего осмысления. Ведь взять вот Мартынова: он так и не решился поверить бумаге историю ссоры и дуэли, но щедро зато делился «воспоминаниями» о минувшем со своими родными и доверенными людьми. Впрочем, все они оказали Мартынову плохую посмертную услугу: в повествованиях господ Бейтлинга из Ардатова и Пирожкова из Ярославля, которые были напечатаны в журнале «Нива» в 1885 году, и в рассказе сына Мартынова — он появился в 1898 году и не в «Русском архиве», а в каком-то «Русском обозрении»! — подробности поединка настолько баснословно различны, что у любого непредвзятого читателя исчезают последние сомнения относительно «искренности» Мартынова и его услужливых посредников. Впрочем, во всех своих рассказах Мартынов продолжал твердить одно: что, мол, «приятели раздули ссору», сами назначили жестокие условия дуэли, Лермонтов в него целил, а он «вспылил» и спустил курок — «ни секундантами, ни дуэлями не шутят...». Но оставим Мартынова и перенесемся в прошлое, в летний вечер 15 июля 1841 года...

...Было шесть с половиной часов пополудни, когда противники и секунданты съехались вместе в четырех верстах от Пятигорска и выбрали место для поединка на дороге, ведущей в селение Николаевское. Собиралась гроза. Мартынов был мрачен и зол. Столыпин обратил на это внимание Лермонтова, но тот только пожал плечами и презрительно усмехнулся.

Секунданты начали необходимые приготовления к дуэли. Кто-то из них воткнул в землю шашку, сказав: «Вот барьер». Глебов бросил фуражку в десяти шагах от шашки, но длинноногий Столыпин, делая большие шаги, увеличил дистанцию. «Я помню, — говорил князь Васильчиков, — как он ногою отбросил шапку, и она откатилась на некоторое расстояние. От крайних пунктов барьера Столыпин отмерил еще по 10 шагов, и, как пишет князь, «...разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на десять шагов». Дуэлянтов поставили на скате дороги, около двух кустов: Лермонтова лицом к Бештау, следовательно, выше, Мартынова ниже, лицом к Машуку, и вручили им заряженные дальнобойные пистолеты знаменитой оружейной мастерской братьев Кухенройтеров. Лермонтов расстегнул сюртук, Мартынов снял черкеску...

Здесь надобно еще раз прервать повествование и пояснить читателю о значении и месте дуэлей в жизни тогдашнего общества.

В России дуэли между дворянами были запрещены законом вплоть до 1896 года. Уже воинский устав Петра I карал смертной казнью сам выход на поединок. Правда, столь жестокое наказание ни разу не применялось и служило исключительно средством устрашения. В царствование Николая I участники дуэли, как и всякого «умышленного смертоубийства», подлежали лишению всех прав состояния, наказанию шпицрутенами и ссылке в каторжные работы. И тем не менее дуэли процветали: согласно сословным понятиям и предрассудкам того времени поединок считался действенным и благородным средством удовлетворения оскорбленной чести.

Поединок считался честным и одобрялся светом, если отвечал следующим непременным требованиям: проводился по заранее утвержденному между противниками соглашению, в соответствии с бытовавшими правилами и обычаями и с полным «...уравнением всех дуэльных случайностей». Дуэльное соглашение и правила должны были неукоснительно исполняться и дуэлянтами, и секундантами, в противном случае поединок, независимо от его исхода, рассматривался как бесчестный поступок или «изменническое убийство». Нарушителям грозило нечто большее чем преследование по закону: позорное изгнание из благородного общества, что было равносильно гражданской смерти.

О правилах дуэли следует сказать особо — эти сведения помогут нам в расследовании. В России, в конце тридцатых и сороковых годов прошлого века, правила регламентировались сложившимися к тому времени национальными обычаями, на которые уже оказал свое влияние кодекс графа де Шатовиллара, выпущенный во Франции в 1836 году. Интересно, что в разработке этого авторитетнейшего в своем роде документа участвовало сто самых родовитых французских аристократов. Кодекс определял степень и тяжесть нанесенного оскорбления, правила и порядок выработки секундантами соглашения между противниками, организацию самого поединка, обязанности и права секундантов и дуэлянтов, разновидности дуэлей на шпагах и пистолетах и, наконец, наказания за нарушения условий поединка.

На Кавказе, где уже длительное время велись боевые действия, дуэли происходили на более суровых условиях, а мелкие формальности во время поединка соблюдались не столь строго, как, скажем, в Петербурге. Вспомним хотя бы дуэль Печорина и Грушницкого в романе «Герой нашего времени». Так, по правилам, секундантам надлежало выбирать для поединка ровную местность, а противников расставлять только по жребию. Из рассказа Васильчикова следовало, что Лермонтова и Мартынова секунданты развели по местам по своему усмотрению и к тому же площадка на дороге была покатой, что вроде бы нарушало изначально принцип равенства для противников. Правда, это утверждение документально не подтверждается: в специальном акте следственной комиссии, осматривавшей 16 июля 1841 года место поединка в присутствии арестованных секундантов, о неровностях площадки ни словом упомянуто не было.

Как мы знаем, все обвиняемые об условиях поединка на следствии показали одинаково кратко, предусмотрительно не вдаваясь в детали. Вот что сказал Васильчиков: «Об условиях стрелять ли вместе или один после другого не было сказано, по данному знаку сходиться — каждый имел право стрелять, когда заблагорассудится». Между тем, в уже упоминавшихся нами черновых ответах Мартынова на вопросные пункты условия поединка якобы были следующими. «...1-е — каждый имеет право стрелять, когда ему угодно, стоя на месте или подходя к барьеру.
2-е. Осечки должны были считаться за выстрелы. 3-е. После первого промаха противник имел право вызвать выстрелившего на барьер. 4-е. Более трех выстрелов с каждой стороны не было допущено...».

Последний пункт в этом списке гласил, что поединок мог возобновляться на прежних условиях до трех раз, а все пункты вместе нарочито подчеркивали жестокий характер поединка, навязанный якобы стараниями секундантов. О их происках красноречиво свидетельствовала записочка, якобы написанная Глебовым и адресованная в тюрьму Мартынову: «...Я должен писать, что уговаривал тебя на условия более легкие, если будет запрос. Теперь покамест не упоминай об условии трех выстрелов...». Но вернемся к рассказу Васильчикова.

Противники начинали сближение друг с другом по команде «сходись!». Особенного права на первый выстрел по условию никому не было дано. Каждый мог стрелять, стоя на месте или подойдя к барьеру, или на ходу, но непременно между командами «два» и «три» (курсив авт.). Это чрезвычайно важное свидетельство нуждается в отдельном пояснении, которое поможет лучше понять суть разыгравшейся минуту спустя трагедии.

Кодекс и обычаи гласили: противники обязаны беспрекословно подчиняться всем приказаниям секундантов, а те в свою очередь должны неукоснительно придерживаться выработанных ими же условий поединка. В частности, строжайше фиксировать промежуток времени — не более 10—15 секунд — между счетом «два» и «три». И никоим образом — момент чрезвычайно важный! — не подавать заранее не оговоренных команд. Противники не имели права стрелять ни на секунду раньше счета «два» или секундой позже команды «три», после которой дуэль безоговорочно прекращалась или же возобновлялась на прежних условиях.

Правило обмена выстрелами охранялось кодексом и обычаями чрезвычайно строго: нарушитель публично объявлялся совершившим бесчестный поступок, а противник или секунданты последнего имели право расправиться с ним немедленно, вплоть до расстрела на месте.

Вернемся на место поединка, которым командовал Глебов.

«Сходись!» — крикнул он. Мартынов пошел быстрыми шагами к барьеру, тщательно наводя пистолет. Лермонтов остался неподвижен. Взведя курок, он поднял пистолет дулом вверх, заслоняя правый бок согнутой рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлянта. «Раз!.. Два!.. Три!..» — считал между тем Глебов. Мартынов уже стоял у барьера, продолжая целиться. Он медлил: видя, что Лермонтов выказывал явное нежелание стрелять в него. Вот что рассказал В. Стоюнин в некрологе Васильчикова по этому поводу: «Когда Лермонтову, хорошему стрелку, был сделан со стороны секунданта намек, что он, конечно, не намерен убивать своего противника, то он и здесь отнесся к нему с высокомерным презрением со словами: «Стану я стрелять в такого дурака», не думая, что были сочтены его собственные минуты...».

Прозвучала команда «три!». По правилам дуэль закончилась. Лицо поэта приняло презрительное выражение и он, все не трогаясь с места, вытянул руку вверх, по-прежнему направляя кверху дуло пистолета.

И вот в этот момент в ход поединка, как свидетельствует Васильчиков, вмешивается Столыпин. «Стреляйте! — закричал он. — Или я разведу вас!» В следующее мгновение Лермонтов разряжает свой пистолет в воздух. (Это подтвердил, правда иносказательно, и убийца поэта, когда на вопрос следственной комиссии: «Не заметили ли вы у Лермонтовского пистолета осечки или он выжидал вами произведенного выстрела...», ответил: «...Хотя и было положено между нами считать осечку за выстрел, но у его пистолета осечки не было...»). Следом гремит выстрел Мартынова и поэт падает. «Мы подбежали, — говорит Васильчиков. — В правом боку дымилась рана, в левом сочилась кровь...». Улыбка презрения, как пишет князь Н. Голицын в воспоминаниях о похоронах Лермонтова, сохранилась на губах поэта и после смерти.

Экспертиза тела убитого поэта, которую сутки спустя провел врач И. Барклай-де-Толли, подтвердит, что выстрел Мартынова застал Лермонтова стоящим с высоко поднятой вверх правой рукой.

И вот мы подошли наконец к той догадке, что проливает свет на тайну гибели Лермонтова. Оговоримся еще раз: все наши дальнейшие рассуждения будут предположительны.

Уже говорилось, что кодекс и обычаи обязывали противников подчиняться секундантам, строго соблюдать условия обмена выстрелами, а секундантов — не подавать не оговоренных дуэльным соглашением команд, если они к тому же хоть в малейшей степени подстрекали противников к продолжению поединка после его окончания. Иными словами, запрещалось делать именно то, что и совершил в данном случае Столыпин. Ради справедливости от

Алиса, статья выставленная Вами на Форуме должна быть интересна Всем на форуме.
Обстоятельства дуэли Лермонтова и Мартынова, говорят о том, что это было преднамеренное
убийство с очень сложной предысторией и историей.

Лермонтов. Автопортрет. Акварель. 1837.

В 1837-1838 годах Лермонтов создаёт свой автопортрет. Он изобразил себя в мундире Нижегородского драгунского полка: в черкеске с газырями на груди, наброшенной на плечо бурке, с шашкой на поясе, на фоне гор. Это один из лучших и достовернейших портретов поэта.

Спасибо, Виктор, за понимание.

Только вот я думаю, что интерес возникнет у немногих.
Большинству интересно своими экскрементами побросать в оппонентов.
Ну, примерно, как мартышки в зоопарке - в незадачливо-беспечных посетителей.
"Гениям" это особенно по вкусу. Они впадают в раж от собственной величественной дури -
и кайфуют до изнеможения. Это у них называется - быть яркими. Пускай тешатся.

Приятно, что есть и другие. А в целом, получается забавный карнавал.

Алиса-Сан!
Ну зачем так себя возвеличивать и сравнивать других с мартышками в зоопарке? Кто чтит Лермонтова, тому подобные сообщения интересны. Да и это же история наша.

Виктор Бурцев!
С возвеличиванием себя - это не ко мне.
Кто у нас страдает подобной манией - все знают.

-- А что - слабо не просто возмущаться ,а собрать петицию - подписи ?!

О чём петицию и кому? Что-то вроде тополевского "Возлюбите Россию, Борис Абрамович"?
Не возлюбят Лермонтова те, кому он, как кость в горле.

-- Вот так с вами.. "мы подождём" .. Я же не предлагаю Абрамовичу её подписывать .. этот народ вряд ли подписывает что-то..

Так что подписывать то? О чём петиция?
Если о наименовании станции метро, то поезд ушёл давным-давно. Я в те годы много чего подписывал, пока не понял, что писали мы тем, от кого всё исходит. Дело ведь не в имени, а в самом факте переименования. Обратным переименованием мало что исправляется.
А о чём ещё петиции можно сочинять, ума не приложу.
Могу предложить только такой текст петиции:
"Господа! Имейте совесть!"

-- Да.. сейчас писать тоже можно - будет наша благоларность великому сородичу .. хоть так заслужим..

На 29.07.2011 10:01:09

Согласен, Александр.
Сие для них - мирозренческая заноза.
Отсюда и безотчётное стремление принизить "странноватыми деталями", иль "вполне справедливыми и естественными" домыслами, типа "что плохого в стремлении объективно разобраться во всём", сгребая в кучу и сортируя весь мусор, как истинный, так и мнимый.

А Истина на поверхности: в Истории остался именно Поэт Лермонтов, а не человек принимавший пищу и посещавший туалет, как и все прочие.

И судить этого Поэта дОлжно лишь по тому, из чего, собственно, он и состоит - по его оставшимся ПРОИЗВЕДЕНИЯМ!

Сергей, наивно и грустно. Кому мы со своей культурой сейчас нужны?

-- Народу, для него пишем, для него работаем - он и есть Родина.

Не "боись" Виолетта. Только мы и нужны :)

Жисть покажет. Всё покажет, со временем... Если надо, то и самым неожиданным и причудливым образом,... но покажет...

Вот ещё по теме:
24 июня 2011 года 18:53
В Ставропольском крае полиция оштрафовала группу молодых людей, танцевавших лезгинку на месте дуэли Михаила Лермонтова в городе Пятигорске.

Как рассказали «Комсомольской правде» в пресс-службе городского ОВД, сообщение о том, что молодые люди - парни и девушки в возрасте от 18 до 20 лет - танцуют лезгинку под громкую музыку в памятном месте, поступило на пульт дежурного около шести вечера. Прибывшие на место полицейские факт танцев подтвердили. Нарушителей задержали и оштрафовали. Свое поведение студенты объяснили тем, что не знали о запрете на танцы.

С начала года пятигорские полицейские задержали более сотни нарушителей тишины и спокойствия – в основном это приезжие из соседних республик.
http://svpressa.ru/society/news/44894/

При советской власти имя Лермонтова ассоциировалось с борьбой против царского самодержавия.
В наше время борьба за свободу народа нежелательна.

Белла, Вы, как всегда, в своих абстрактных суждениях желательны на Форуме.

Виктор, неужели ваше суровое сердцe смягчилось по отношению ко мне?:)

У меня смягчилось к Вам не только мое суровое сердце...

Оссподи, что ещё может у админа смягчиться, кроме сердца?:)))

Начитался Бурцова, на смягчения потянуло... Ты прекращай волчара, мои темы убирать, не то подсознанию подсказку дам, тебя убрать.

Не поминайте подсознание всуе, Бурцов: оно таких шуточек не воспринимает. Враз пройдёт команда "отбой!" - и нет вас.

Алиса! Чудеса да и только! Моими словами говоришь. Я же вчера про это, тему выложил, так "волчару" она до того напугала, он её убрал, теперь мои цитаты в эфир выбрасывает. Наверно так извиняется за свои проступки.

Будете Волка обижать - узнаете такие чудеса...

Строго говоря, Лермонтов не был борцом против царского самодержавия. Скорее всего, он сочувствовал декабристам. Дело в том, что естественное чувство справедливости в наше время называют предосудительным.

Да, вы правы.

Как во времена Николая Палкина. Петрашевцы ведь не переворот готовили - просто собирались посудачить о том, как все несправедливо устроено в самодержавной России - а их к расстрелу приговорили, "милостиво" замененному каторгой...

А могли бы и убить.

Запросто! Но Палкин "прославился" еще насквозь лицемерными резолюциями на приговорах военно полевых судов наподобие такой:
"Смертной казни в России нет, слава Богу, и не мне ее вводить. Расстрел заменить - прогнать скрозь строй в тысячу солдат 12 раз" - 12 тысяч ударов палкой - это что, не смертный приговор?!

Он был убеждённым монархистом. Пророческие его слова: настанет год, России чёрный год, когда царей корона упадёт...

На сто процентов не уверен, но не исключено. Строки о "надменных потомках", которые часто трактуют, как обличение самодержавия, на самом деле относятся той придворной верхушке, которая пролезла вверх путём интриг, доносов и фаворитства.

Жаль только, что Николай Палкин так и не оценил его убежденности...

А того, кого ты зовёшь Палкиным ввёл между прочим, отпуска. А то бы ты пахал на коммуняк без выходных (((

Он же и "рыночников" расплодил, и коррупционеров - не слыхал историю о судьях? И отпуска-то были для них, а не для нас!

Александр, Вы наивный чел)))
Да лермонтова 2заказали" целенаправленно. И убил его Николай Соломонович Мартынов.
Ну одно соломоныч уже ставит все точки))))


К сожалению(((((((((((((

Я нисколько не сомневаюсь, что Мартынов - убийца.
Если Дантес "не мог ценить нашей славы, не мог понять,... на что он руку поднимал", то Мартынов обязан был и ценить, и понимать.
Вина его в том, что он убийца поэта, а не в том, что Соломонович.

Нет, тёзка он и понимал и знал зачем это делает, будь он не соломоныч, не стал бы...

Не понял? Что и тут еврейский след?

Виктор, это открытм текстом видно))))

Кто-то здесь опечален исходом честной дуэли
а если бы результат был иным?

Что ты Сережа какой-то не такой? Да где же ты увидал дуэль честную? Если бы честная, то и разговор бы не вели.
Смотрю сегодня ты во всех темах как Новодворская, всё тебе не так...

в нашей лаборатории м не такое лечится

Фантазируем, тов. СК? Ты б еще еще Абрамычем назвал...

Николай Соломонович мартынов, учи историю)

«Мартынов, Николай Соломонович - офицер (1816 - 1876), имевший несчастье убить на дуэли Лермонтова. Получил прекрасное образование, был человек весьма начитанный и с ранней молодости писал стихи. Он почти одновременно с Лермонтовым поступил в юнкерскую школу, где был обычным партнером поэта по фехтованию на эспадронах. Прослужив некоторое время в кавалергардском полку, Мартынов в 1837 г. отправился волонтером на Кавказ и участвовал в экспедиции кавказского отряда за Кубанью. О дуэли Мартынова с Лермонтовым см. XXIV, 394. За дуэль Мартынов был приговорен к трехмесячному покаянию и в течение нескольких лет отбывал суровую эпитимию в Киеве».
http://www.rulex.ru/01130282.htm

Кстати, какова формулировочка?! "Имевший несчастье". Как-будто на гвоздь наступил нечаянно.

И всё-таки повторяю. Главное - сделанная подлость, а не отчество.

Можно наивно подумать, что соломоныч не знал в кого стреляет(((
НО действительно убийство есть убийство И этио не зависит от национальности...
Вот только когда евреи убивают им какбе даже не мона, а нуно)))

Александр!
Уголовникам выгодно, чтобы вопрос уголовный превращался в вопрос национальный. Не надо им в том помогать. Мартынов отлично знал, кого вызвал на дуэль по ничтожному поводу. Был ли даже ничтожный повод, неизвестно. Полностью реплики Лермонтова не успели расслышать и запомнить даже те, кто находился рядом, а вошедший Мартынов счёл обрывок фразы достаточным поводом для вызова. То, что он искал повода для убийства, что он скорее всего понимал, что Лермонтов не станет в него стрелять, для меня очевидно.

Мартынов преступник. Было бы хорошо назвать тех, кто стоял за его спиной. Назвать поименно, а не по национальности. Но, увы, это сейчас едва ли возможно.

"После выстрела он подошёл и поцеловал Лермонтова..."

По какой-то ассоциации, это напомнило мне предложение денег Меньшиковой, после убийства её мужа: http://gosudarstvo.voskres.ru/heald/mensh_1.htm

У меня другая ассоциация. Поцелуй Иуды.

Согласен. В случае с Меньшиковой, так-же :(

Разумеется.

Все равно открытым остается вопрос - сам он додумался пальнуть, этот Соломоныч, или кто-то "сверху" подсказал?

Скорее всего, подсказали. А кто,вопрос открытый.

В этой Москве у вас все так странно. Не пойму, зачем понадобилось переименовывать название станци, данное в честь такого замечательного поэта?

Впрочем, странностей хватает и в других частях света.

Оказывается, и в СССР были "рыночники"!